все запишу.
Бакстер нажимает паузу, и слышно, как все хором выдыхают. Потому что даже если вызывающий абонент и не назвала точный адрес, все знают, о ком она говорила.
О Калебе Моргане и Фрейе Хьюз.
Эв оглядывает всех широко открытыми глазами:
– Я была у нее меньше часа назад, спрашивала о том вечере, и она ни слова не сказала об этом.
– Дело-то не только в этом, – тихо говорит Асанти. – То, что описала звонившая, – то, что он толкал ее, что Фрейя была пьяной, – все это Морган описал как случившееся с Мариной Фишер чуть меньше чем через два часа.
Куинн кивает:
– Так что получается, что либо он в тот вечер толкал двух разных женщин…
– Не исключено, – говорит Эв. – Как ни грустно.
– …либо он манипулирует воспоминаниями, – заканчивает Асанти. – Использует подробности реального инцидента для создания другого, ложного. – Он смотрит на коллег. – Ведь все знают ответ на вопрос: какой лучший способ избежать наказания за ложь? Завернуть ее в правду.
* * *
Адам Фаули
8 июля 2018 года
13:45
– Что ты будешь есть?
В конечном итоге Эмма пробыла в гостях еще два часа. Не знаю, о чем они говорили, но, судя по тому, что я слышал, разговор был оживленным. Правда, я был в саду и слышал не все. Но достаточно, чтобы не вломиться на кухню в поисках еды. Так что сейчас я на грани гипогликемии.
– Есть немного холодной курицы, – говорит Алекс, заглядывая в холодильник. – И эти авокадо надо бы съесть.
Если честно, сейчас я отдал бы правую руку за пирог и жареную картошку.
– У Эммы все в порядке? – спрашиваю главным образом из вежливости, однако Алекс внимательно смотрит на меня и тяжело вздыхает.
– У нее сейчас трудные времена.
Я хмурюсь, пытаясь кое-что вспомнить.
– Разве у нее не появился новый парень? Или я все выдумываю?
Алекс достает из холодильника майонез и лезет в ящик за ложкой.
– У нее действительно были отношения. В прошлом. В последний раз, когда мы с ней виделись, она была настроена очень оптимистично, но, похоже, сейчас от них и следа не осталось. Ей всегда не везло в этом плане.
Я издаю звуки, которые, как я надеюсь, Алекс примет за сочувствие.
– И я знаю, что она тоже очень хочет ребенка.
Больше она ничего не говорит. В этом нет надобности. Эмма и Алекс одногодки. Для Эммы уже наступил одиннадцатый час[35], как и для нас. Только у нас случилось чудо.
Я подхожу к жене и обнимаю ее. Она вздрагивает, и я тут же начинаю ругать себя за то, что напугал ее, однако Алекс берет мою руку и укладывает ее к себе на живот и улыбается мне.
– Вот так мы обнимаемся втроем.
* * *
– Калеб?
На линии треск и помехи, но он узнает голос.
– Привет, мам.
– Я просто хотела заехать… узнать, как ты.
Он хмурится; на линии задержка. Задержка на международной линии, хотя, по идее, ее не должно быть.
– Мне казалось, ты сегодня должна вернуться, разве нет?
Вздох. Или, возможно, какая-то помеха.
– Прости, дорогой, тут возникли дела… Я смогу увидеться с сенатором не раньше пятницы. Зато я закончила с другими встречами, так что у меня сейчас перерыв и необходимости рваться домой нет.
Теперь его очередь вздыхать. Калеб недотягивает до тех, к кому применима «необходимость».
– Ты говорил со своим отцом?
Он закатывает глаза:
– Нет. Они все еще в Сиднее. И ты это знаешь.
– Не надо говорить таким тоном. Во всяком случае, я пытаюсь что-то делать. Без сомнения, он слишком занят своей ролью крутого папаши, чтобы выделить время для своего первенца.
Калеб прикусывает язык. Его мать отсутствует так же, как и отец, только расстояния разные. Но он по опыту знает, что смысла напоминать об этом нет.
– А теперь о деле. Я поговорила с Мередит – рассказала ей все, – и они собираются звонить тебе, понятно?
Он чувствует себя полным дерьмом, потому что она впервые действительно что-то сделала.
– Спасибо, мам. Я ценю.
– Все ради тебя, дорогой, – говорит она, подпуская в голос интонации опаленного огнем мученика. – Ты будешь в хороших руках – у Мередит большой опыт в таких делах. Так что делай все, что она скажет, ладно? И не позволяй себя запугивать. Уж больно много жертв идет на попятный, потому что полиция и прокуратура вынуждают их к этому, превращая весь процесс в ужасное испытание.
Он спокойно улыбается:
– Мам, не переживай за меня. У меня все под контролем.
* * *
Враждебный настрой Фрейи Хьюз ощущается еще до того, как она полностью открывает дверь.
– Что надо? Я уже рассказала вам все.
Эв тяжело вздыхает:
– Нет, не рассказали, и вы знаете это. Так что позвольте мне войти. Или вы предпочли бы беседовать в Сент-Олдейте? Меня устраивают оба варианта.
У Хьюз на мгновение расширяются глаза, затем она выпускает ручку двери.
Эв вслед за ней проходит внутрь, и Хьюз поворачивается к ней со сложенными на груди руками.
– Когда была здесь в прошлый раз, я спрашивала о Марине Фишер, и вы сказали: «Я с ней незнакома».
Фрейя хмурится.
– Но ведь вы знакомы, верно? Вы точно знаете, где она живет. Вас видели там в пятницу вечером.
Вид у Хьюз настороженный; она плохо представляет, сколько знает Эв.
– И?..
– Вы об этом ничего не сказали. Почему?
Хьюз пожимает плечами:
– Потому что это вас не касалось. Не касается и сейчас.
– О, думаю, очень касается, не так ли? Ваш приятель выдвигает обвинения в нападении, а вы умалчиваете о том, что были там за два часа до случившегося, ссорились на улице.
– Это была не ссора…
– Называйте это как хотите, но одной представительнице общественности это происшествие показалось достаточно серьезным, чтобы она позвонила в полицию.
Хьюз отворачивается:
– Я просто была раздражена, вот и все. Предполагалось, что в тот вечер мы с Калебом куда-нибудь пойдем, но он в последнюю минуту все отменил, чтобы посидеть с ее чертовым ребенком.
– И в вас проснулась ревность.
– Да, я приревновала, – ледяным тоном говорит Хьюз. – Теперь вы довольны?
– Значит, вы заявились с бутылкой вина, решив, что сможете побыть вместе? Как я понимаю, он не ожидал вашего появления.
Она еще больше мрачнеет:
– Я хотела сделать сюрприз, но не получилось.
– Он не впустил вас в дом.
В лице Хьюз мелькает злоба.
– Он сказал, что работает. Что он не хочет, чтобы его беспокоили. Даже я.
– Особенно если учесть, что вы были