чувство сравнимое с тем, будто кто-то пытается накормить меня уже облизанным кем-то сладким леденцом, с которого прямо каплями стекают слюни.
Просто скажу, чем все это закончилось: нашей свадьбой на пятом курсе. К тому моменту я уже имел очень хорошую стипендию, а Рита перевелась в отделение института расположенное поближе и теперь могла жить в одном городе со мной. Что позволило снять нам маленькую квартирку и обустроить свое простое семейное счастье. Не сказать, что мы жили богато, но наших стипендий хватало на то чтобы не зависеть от родителей.
Я к тому моменту уже собирался на дальние рубежи, получив кучу соответствующих корочек. И мы договорились с Ритой, что я буду два срока работать на дальних планетах, после чего на год, что является максимальным отпуском в агентстве, приезжать домой. Она в свою очередь обязалась сделать так же.
Так мы и жили, семейное счастье в маленьком гнездышке. Наша квартирка была на мансардном этаже, потолок был сильно скошенным. Настолько маленькое помещение, что человек с клаустрофобией наверно ощутил бы здесь легкий приступ. Но это наша квартирка, наш дом, в который мне хотелось возвращаться. Замечтавшись, я даже представлял, как прилетаю с долгой экспедиции и прихожу домой. А тут Рита встречает меня со слезами на глазах. В моих мечтах я неизменно был потрепан ветрами и обрастал длинной бородой, будто был не в космосе, а на северном полюсе, зато смотрелось очень драматично. В общем, жили, не тужили и мечтали о будущем, к которому не были готовы. Как и все молодожены.
Примерно в то время когда я уже ожидал приглашения в экспедицию, Рита узнала, что беременна. Хоть предложений еще не поступило, но я понимал, что если сейчас не улечу на дальние рубежи по личным мотивам, то больше мне не предложат. Хоть, сколько интересное место будет для меня закрыто. Поэтому решили, что на первый срок я лечу сейчас. Конечно, придется пропустить первые дни жизни малыша, но что делать. В наше время, когда 20% населения планеты заняты работой в космосе, подобное стало почти нормой. Сразу после первого срока я собирался вернуться и провести год с семьей, после чего взять работу рядом с Землей чтобы чаще прилетать домой. Но все всегда идет не по плану.
Еще в школе Рита страшно пристрастилась к скалолазанию. Она продолжала восхождения уже, будучи беременной, не делая себе никаких скидок. Я был резко против, и мы постоянно ругались из-за этого. Она особо не слушала и все равно ездила в горы, основным ее аргументом в споре было то, что я вообще скоро улечу, черт знает, куда и не имею права ее попрекать. Я чувствовал, что это может плохо закончиться и как говорится «накаркал».
Рита сорвалась. Рядовой подъем, просто потеряла бдительность и соскользнула ногой с камня, повиснув на веревках. Сама она не пострадала, спасла страховочная система. Но от резкого падения у нее случился выкидыш. В больницу ее доставили почти мгновенно, и ее здоровью абсолютно ничего не угрожало. По крайней мере, физическому здоровью.
Я как сейчас помню, как пришел к ней в больницу, и не смог зайти в палату. Перед глазами стояла картина, как еще утром она кричала на меня, что нынешний альпинизм безопасней, чем пешие прогулки в яблоневом саду. И что если я такой дурак, все время давлю на нее, может нам разойтись, чтобы не трепать друг другу нервы, все равно скоро улетаю.
Я стоял в больничном коридоре напротив двери минут пятнадцать. В голове все время вертелся этот диалог. И я так и не нашел в себе сил зайти в палату. Мне не хватило сил увидеть Риту, взглянуть ей в глаза. Я просто бросил букет ее любимых цветов на пол около палаты и ушел прочь.
Ведь сегодня умер наш малыш. Мы еще даже не знали, кто это, мальчик или девочка. Но уже успели его полюбить. Мы смотрели по энциклопедиям, как он выглядит на определенной неделе, а на холодильнике в коридоре (на кухню он не влезал) висели снимки со сканирования внутренних полостей. Мы полюбили его, а теперь его нет из-за того что Рита не сумела поступиться своими интересами ради чего-то большего. Я теперь думаю, что она могла бросить альпинизм в любой момент, но ей просто нравилось бесить меня. Уверен, она так своеобразно мстила мне за то, что я скоро улечу. Это вполне в ее духе.
Я больше не видел Риту, уже на следующий день мне позвонили из агентства и я принял приглашение на Япет. Собрав вещи я провел все время до старта на космодроме, никому из близких не говоря, откуда будет дан старт. Сначала я жил в служебном помещении, потом я познакомился с Пересом, которому положена была комната на космодроме, поскольку он обязан был работать здесь еще до старта, и поселился у него.
И вот теперь я здесь, лежу в какой-то пещере, медленно умирая. Все новости о Рите я знаю из того что мне рассказывали родители. Она поправилась, и вроде как, даже до сих пор жила в той же квартирке. Она не оставляла попыток связаться со мной, но пока это у нее не очень хорошо получалось. Однако она всегда была настырной, сейчас она настроила моих родителей на то, чтобы они подговорили меня пообщаться с ней. Что она придумает дальше, я не знал. А, хотя ничего, я ведь скоро уйду на покой, значит все, конец.
Вот такая история, можете начать рассказывать мне свои замечательные нравоучения о том, как важно уметь прощать и тому подобное. Мне не интересно. Я простил ее прямо сейчас, лежа на дне этой чертовой пещеры. На самом излете своей жизни я готов сказать, что простил ее, и жалею о том, что не сказал все это ей раньше. А теперь все это надо обратить в несколько самых важных слов:
… « знаешь, не так уж и важно, что я скажу сейчас. Если я скажу что прощаю тебя, то это, во-первых звучит невероятно пафосно, а во-вторых неправда. Но дело в том, что сейчас на дне пещеры совершенно один, я действительно чувствую горечь, и мне больно, причем не столько физически сколько морально. Я сожалею о том времени, что не общался с тобой, сожалею, что оставил тебя. Да, пожалуй, это будет самым честным признанием.
Я не смогу простить тебя, но я абсолютно и бесповоротно не прав в том, что решил оставить тебя в тот момент и отказался преодолеть все это вместе. Я все это время боялся поговорить с тобой,