Западный мир берет начало в античности. Уже древние греки были «горячими», с детским любопытством смотревшими на опыт и персов, и скифов, и египтян. Эпоха Возрождения воскресила античный дух открытости миру. Европа последовательно открывала для себя арабскую, индийскую, китайскую культуры, цивилизации Америки. В 19 веке европейская наука стала интересоваться племенами на задворках мира, а в 20-м этнология уже уверенно смогла заявить, что первобытные культуры – такие же полноценные элементы общечеловеческого духовного опыта, как и «зрелые» цивилизации. Открывание многообразного мира человеческого духа по сути завершено, создавая предпосылки для его переосмысления и творческого слияния. Что и ознаменовала эпоха постмодерна. Нас уже не удивляет соседство не только людей разных рас, религий и культур, но и процесс их слияния в некую амальгаму. Сегодня на одной лестничной площадке вполне мирно могут уживаться буддист-нумизмат, агностик-строитель и гот-спиритуалист. Еврей-антисемит, или русский-русофоб – одни из самых причудливых плодов на древе идей, ищущих слияния в общечеловечности.
Кстати, о древе. Первобытное состояние человечества можно охарактеризовать как духовную непрерывность, очень похожую на ту, что зарождается сейчас. Например, идея мирового дерева распространена в мифологии практически всех народов на всех континентах. Имеется целый ряд мифологических сюжетов, являющихся универсальными. Вся первобытная духовная система строилась на том же принципе, что и язык, и семейные отношения. Например, если шаман селения А знал 100 духов, то шаман из селения В признавал только 80 из них, зато имел еще десяток своих, особенных. И так далее. И язык, и религия – лишь элементы единой духовной системы. Обмен словами, обмен культурными инновациями и обмен генами (брачные отношения) составляли суть единой духовной деятельности в первобытную эпоху. Не существовало собственно религии, искусства, политики или педагогики – все они были слиты в одной духовной сфере. Конечно, информация в первобытных сетях передавалась гораздо медленнее, чем в интернете, но открытость этих отношений была такая же. Иначе мы бы не удивлялись сходству пещерного искусства палеолитических Пиренеев и Урала, микроскульптуре Чехии и Прибайкалья. Главным роком для первобытного человечества было пространство и ландшафт. Сегодня человек, благодаря новым технологиям обмена информацией, преодолевает давление пространства, как в свое время письменность бросила вызов времени, преодолевая ограниченность людской памяти.
Если говорить о признаках некой грядущей постисторической религии, то наиболее близким аналогом будет первобытный шаманизм. Если нет никаких вертикально навязываемых идей, во главу угла становится фигура эксперта-авторитета. Там, где мы не можем выработать своего мнения, мы опираемся на мнение человека, которого считаем сведущим в вопросе. Только в первобытности в каждом селении был свой шаман, сегодня же новые племена формируются вокруг сообществ в соцсетях, т. к. физическое пространство более не имеет над нами власти. А поскольку масс-медиа тоже будут трансформироваться в сторону большей дробности и интерактивности (от массовости – ближе к каждому, от вертикально-пирамидальных к горизонтально-сетевым), то возможности вертикального навязывания авторитетов будут падать. Главная суть всех этих эпохальных изменений сводится к победе над роковой для нашего духа ролью времени и пространства. Теперь, чтобы быть даосом, не обязательно ехать в Китай, а чтобы ощущать себя античным греком нет необходимости в машине времени.
Конечно, можно было бы отдельно остановиться на проблемах, возникающих перед человечеством в процессе движения к такой духовной непрерывности. Неизбежны вспышки реакции, сопротивления со стороны исторически мыслящих групп людей. Где-то процесс этого движения будет проходить медленнее, а где-то быстрее. Но по итогам этого слияния не будет «ни грека, ни иудея», и даже монголоида и негра – одно сплошное человечество, хотя и достаточно разнообразное. Но это разнообразие не будет резать глаз, а скорее напомнит узоры в калейдоскопе, или элементы единого паззла.
16.06.2013
Про «быдло», «элиту» и традиционализм (из истории истории)
Тема естественного (или сверхъестественного) деления людей на устойчивые группы, отличающиеся по духовным запросам и другим видам специализации стара как мир. Тут можно вспомнить и Платона с его идеальным государством, где правят философы, и Конфуция, и Парето с теорией элит, и Дюмезиля с идеей троичности социума древних индоевропейцев. Это дает право всевозможным традиционалистам утверждать, что такое деление естественно, а потому не безобразно, и в будущем, когда наступит очередной «золотой век» традиции, нам нужно к нему вернуться. На это у меня есть возражение.
Традиционной ошибкой традиционалистов является то, что они считают эпоху варварства вершиной человеческого духа, забывая, что это РАННЕИСТОРИЧЕСКАЯ эпоха, которой предшествовали тысячелетия доисторической жизни, именуемой эпохой дикости. Не случайно традиционалистам столь близки басни про какие-то погибшие цивилизации, которые, якобы, были проблесками истины и сокровенного знания во тьме доисторических веков. То есть традиционализм отстаивает идею изначальности варварской стадии развития человека, относя дикость к тупиковым путям. В общем, сплошная фолк-хистори, столь милая сердцу всяких патриотов, мечтающих доказать (прежде всего самим себе), что их нация первой спустилась с дерева и заговорила «на общепонятном языке» (который с тех пор, конечно же, почти не изменился;)
Итак, что же мы имеем? Деление людей на касты, варны, устойчивые группы по специализации и духовным признакам – явление историческое, а не естественное. Конечно, в первобытности были вожди, воины, жрецы-шаманы, но их образ жизни мало отличался от остальных соплеменников. Не хочу слишком углубляться в эту тему, но возникновение первых протогосударств и собственно «начало истории» я бы связал с культом тайных, или «мужских союзов» (были и «женские союзы», а также союзы жрецов, но их роль в истории не так велика). Там и когда появлялись такие закрытые «цеха» первобытных специалистов, там начиналась собственно история как процесс сегрегации людей. Именно в историческом бытии человек отделяется от общины, рода. Говоря словами Фромма, физического рождения недостаточно, для рождения Человека необходимо также разорвать духовную пуповину, связующую нас с традицией, родом.
Что было дальше? А дальше в историю стали вовлекаться все новые племена, народы, затем нации. Это как бы разные этапы исторического бытия общества, и на каждом из этих этапов число людей, оторванных историей от рода, возрастает. Что значит «разорвать духовную пуповину, связывающую с родом»? Это что-то вроде стать «табула раса», избавиться от первобытных, доисторических психических программ, основанных на мифологии, магии – всем том, что принято обобщенно называть язычеством. «Табула раса» – это человек, готовый для записи постисторической программы. Сама же история – это просто процесс перековки людей из традиционных в свободных. Думаю, эту идею лелеял Маркс, когда пел дифирамбы пролетариату, видя в нем такую заготовку постисторического человечества, уходящего от бабушки с дедушкой традиций и мифов.
Многие знакомы с идеей Фукуямы о «конце истории», который якобы близок (хотя, сам Фукуяма уже так не считает). Но «конец истории» невозможно «построить» в отдельно взятой стране, как и коммунизм. Человечеству, как бы кому не хотелось форсировать события, необходимо дождаться, пока все верблюды не пройдут сквозь игольное ушко истории.
Еще лет сто назад Российская империя была в подавляющем большинстве крестьянской страной. А значит – традиционной. И деление на классы, сословия было отражением очевидной неодинаковости вовлечения в историю разных слоев населения. Крестьянин для истории – статист, солдат, пушечное мясо, он не живет историей и в истории. И если крестьяне – носители еще мифологического, первобытного сознания, то дворяне-офицеры – это представители милого сердцу традиционалистов сознания варварского. Между дикарями и варварами классовой эпохи имелась устойчивая симбиотическая связь: дикари кормили элиту, а та их защищала от другой элиты, чужеземной. К счастью, сегодня у нас такие отношения не вызывают умиления. А где-то там, в знойной жаркой Африке, или в Азии, где живут миллионы людей, знакомые с историей понаслышке, это в порядке вещей.
Отдельно хочется сказать об исторических религиях. Они – мировоззрение переходной эпохи для людей, постепенно вовлекавшихся в историю. Не случайно большинство исторических религий отмечают свою скромную временную роль – до грядущего «второго пришествия» например, которое замкнет большой цикл истории, возвращая человечество в «золотой век целостности». Конечно, церковники этого вам не скажут. Как и не признают, что все их обряды и таинства, культы мощей, святых и т. п. – нагромождение компромиссов с языческими культами, от которых не могли так запросто отказаться «обращенные» дикари.