Они зашли в комнату, увидели упавшую на кровать полку, разбросанные тетради.
— Ой, мамочки, — удивилась первая. Была она в брюках и свитере, на том и другом были заломы, и Сергей вывел, что она ехала в поезде, не очень долго, такое походное обмундирование особенно удобно на верхней полке.
— А мы думали, вы пошутили, — протянула вторая.
— Ничего себе шуточки — дюбеля из стены выскочили! — ВФ тоже был огорчен и возмущен, он смотрел на две безобразные дыры в стене, а виновниц этого кошмара он и не замечал. Только застегнул потихоньку еще на три пуговицы рубаху и прихлопнул крышку нескромно открытого чемодана.
Трюк с полкой был придуман когда-то давно, но все никак не было подходящих для него условий. И вот вспомнился.
Девочки лепетали оправдания, и были они в своей виноватости такие хорошенькие, что вечерняя программа сложилась сама собой, и Анатолик отправился жарить яичницу с Таней, а та, что в свитере, побежала в свою комнату за домашними припасами. Хозяева спешно привели комнату в маломальский порядок, отыскали несколько картинок, отшлепанных электронной машиной, — чтобы поразить воображение зеленой абитуры.
Они съели яичницу, и две банки килек в томатном соусе, и курицу, сваренную Наташиной мамой дочке, в дорогу, и уже вызревшие на Таниной родине яблоки.
Потом, чтобы быстрее приобщить девушек к славным традициям факультета, парни рассказали несколько историй. И даже не очень врали, потому что за четыре года накопилось много всякого, интересного без вранья; и даже спели на мотив старинной морской песни: «Раскинулось поле по модулю пять». Девочкам, хоть они и не слышали еще про теоремы Коши и Бернулли, песня очень понравилась, и они стали ее записывать. Сергей пересел в угол потемнее. Петь он не умел, и настроения развлекаться не было. Он смотрел на девушек — а они тоже уже что-то рассказывали, то ли ребят, то ли себя убеждая, что и они не лыком шиты. Они нравились Сергею, обе сразу, как нравились еще многие девушки, может быть, Таня чуть больше. Он представил, какие, должно быть, мягкие у нее волосы — светлые, они почти всегда мягкие, а такие пышные тем более. И он стал придумывать, какой хороший у нее характер. Он знал, что не сделает ничего, чтобы понравиться Тане или кому-то другому. Он не сделает этого, пока не сумеет окончательно расстаться со Светкой. А это будет нелегко сделать, потому что Светка с каждым разом все больше радуется его приходам. Надо будет собраться с духом и сделать ей очень больно. А это нелегко — делать больно другому.
Потом девочки ушли, немного удивленные, кажется, что их никуда не пригласили на завтра.
Сергей собрался рассказывать, но тут ВФ включил радио. «Маяк» заканчивал программу сводкой новостей. Не овеществленная в печатных строках информация скользила мимо, уравнивались между собой в ровном чтении дикторов введенные в строй энергоблоки новых электростанций, скошенные гектары кормов, резолюция Генеральной Ассамблеи. Анатолик и Степаныч тащили к стене многострадальную полку, и Анатолик — худой и всю зиму простуженный — улыбаясь, рассказывал безостановочно, как он учил Таню жарить яичницу, и почему Таня приехала поступать именно в Татищевск, и кто у Тани брат; он повторял Танино имя без передыху, понятно было, что ему нравится его повторять. А гордящийся своей спортивностью ВФ сопел тяжело, лицо его и кисти рук покраснели, откинувшись назад корпусом, он пытался уравновесить тяжесть, но полка должна была вот-вот выпасть из его рук. Сергей встал и подхватил край.
— Ублюдки, — выругался вдруг Степаныч. Он добавил еще один эпитет, и это было странно, потому что ругался Степаныч редко.
— Что, к нам гости? — обернулся Анатолик.
— Ласковый ты наш, — ВФ не восстановил еще дыхания, говорить ему было тяжело, но смолчать он не мог.
— Не вмешивайтесь в чужие разговоры. Это я с радио общаюсь, — ритуал был соблюден, и дальше не возбранялось говорить серьезно. — Слышите, последние известия передают.
Сводка была обычная, такая же, как вчера, и неделю, и две недели назад. На ближних подступах к Бейруту шли бои, партизаны ходили в рейды по израильским тылам, и держались отчаянно палестинские заблокированные лагеря Сабра и Шатила. Диктор привычно перечислял названия деревень, не обозначенных даже на картах-миллионках, количество убитых солдат и не солдат, сгоревших танков, вертолетов и жилых домов.
За окном ползли полупустые трамваи, девочки в соседней комнате зубрили на сон грядущий свойства функции одного аргумента, не спеша готовились к отъезду обитатели сто третьей комнаты. А в это же время шли маленькие войны на юге, и на востоке, и на западе — за океаном. Войны маленькие, и цифры боевых успехов казались несерьезно маленькими, если сравнивать с параграфами из учебника истории. А люди гибли, гибли. Сергей попробовал представить себя среди разрушенных кварталов, под чужим тороватым солнцем: влажный бриз обдувает его, а об изломанные кирпичи плющатся пули, и каждая может попасть в него. Он представил и не испугался, потому что вообразить себя убитым не мог…
Сергей так и не собрался с духом. Он придумывал, какими словами будет рассказывать про этот дурацкий «легион», и фразы получались слишком серьезные. А говорить про это легко и иронично у него не получалось.
Он вышел из общежития в матовый свет летней ночи. Воздух повлажнел, стал вкуснее, теплый ветер обтекал мягко, идти было приятно, и Сергей подумал, что он правильно сделал, что не стал ничего говорить ребятам. Не стоит своими делами нарушать их планы: Анатолик и Степаныч уже сообщили родителям, что едут домой, а ВФ нашел где-то шабашку. Для ВФ необходимо удачно отшабашить лето, он на эти заработки тянет потом почти весь год.
* * *
Его разбудила привычка. Мозг приятно барахтался где-то, и размягченные мускулы не слушались его ленивых команд. Сергей почувствовал, что просыпается, и попытался противиться этому. Только-только он смотрел нечто приятное, нежное и невспоминаемое, хотел в это приятное вернуться, но тут щелкнул незаведенный будильник, и от этого щелчка сон пропал окончательно. Всегда легче просыпаться, когда некуда торопиться. В отместку этому досадному правилу Сергей решил не подниматься. Он лежал и слушал, как осторожно, чтоб не разбудить его, ходят по квартире родители, и плачут у соседей собираемые в ясли дети, и льется вода из многих кранов, и гудят электробритвы, и во дворе хлопают дверцы и бурчат недовольно двигателями легковушки. Все это были привычные звуки, но сейчас Сергей слушал их со стороны. Он представлял, как на всех этажах их дома и во всех других домах собираются на работу еще заспанные люди, и удовольствие от того, что ему-то спешить некуда, удваивалось. Хлопнула дверь их квартиры — на работу ушел отец. Потом по комнате протянуло сквозняком, в комнату заглядывала мама.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});