молчал: то, что он записывал, не всегда выглядело высокоморальным. Нужно понимать: была война.
Я посмотрел на другие тетради – все изрядно помятые, в переплетах красной, зеленой или синей кожи, уже выцветшей. Кампелло достал еще одну тетрадь и тоже полистал, что-то отыскивая.
– Я когда прочитал их, многое понял и про него, и про его тогдашних врагов. Да, вот оно… По поводу того ножа – послушайте, что он записал осенью сорок второго года.
И он прочитал вслух:
– «Патрульные катера выследили налетчиков. Их заметили, когда они пытались пройти через первую сетку, и подводный грузоподъемник поднял одного из них на поверхность. Я стою на молу, со мной Тодд и Моксон, и я вижу, как подняли тело. Итальянец, надо полагать. Мне достался его нож. И тут же, в бухте, взлетело на воздух торговое судно „Самоа Пилот“ водоизмещением восемь тысяч тонн».
Я посмотрел на него, заинтригованный:
– Тодд… это Ройс Тодд?
– Да, он самый.
– Я читал его мемуары.
– Я тоже. – Он указал на полки с книгами на противоположной стене. – Они вон там. Я так понимаю, вы знаете, что старший лейтенант Тодд в те времена командовал группой водолазов, посланной на Гибралтар для защиты от итальянцев. Есть такая старинная колониальная поговорка: на афганского волка охотятся с афганскими собаками.
– Очень в тему, – высказался я.
– И очень свойственно англичанам. По-моему, они даже фильм сняли про эту группу, не то с Джоном Миллсом, не то с Лоуренсом Харви… С кем-то из них.
– С Харви. Называется «Невидимый враг»[19]. Я смотрел.
– А-а… И как? Хороший фильм?
– Средний. Изображает британцев более эффективными в бою, чем на самом деле.
Он язвительно рассмеялся:
– Отец говорил, что в этой истории с атаками итальянцев англичане никак себя не проявили.
– Меня интересует один конкретный итальянец, – отважился я. – И еще одна женщина.
– Что за итальянец вас интересует?
– Его звали Тезео Ломбардо.
Он внимательно посмотрел на меня. Потом взял у меня из рук кожаную тетрадь и поставил на место.
– Нож был не его… О нем новости пришли гораздо позже.
Он задумался. Он глядел на ряд тетрадей, а я глядел на него.
– И у него была женщина, – не унимался я.
Он медленно кивнул:
– Это понятно, что была.
Мне показалось, будто в гостиную, осветив все вокруг, ворвалось солнце.
– Елена Арбуэс?
Я заметил, как он вздрогнул. Он снова всмотрелся в меня, но теперь по-другому: внимательнее и с осторожностью. Я знал больше, чем он предполагал, и он старался понять, насколько я информирован. Много позже, когда мы уже стали доверять друг другу и перешли на «ты», Альфред Кампелло поведал мне, что, едва услышав имя Елены, он стал принимать меня всерьез.
– Да, она, – подтвердил он.
– Ваш отец был с ней знаком?
– Не только знаком; в этих тетрадях есть информация о ней. – Он полистал страницы и нашел то, что искал. – Вот здесь… Первый раз, когда он выследил ее как подозреваемую, случился в книжном магазине на Лайн-Уолл-роуд.
– Подозреваемую? – Я словно услышал сигнал тревоги. – В чем?
– Вам бы следовало прочитать эту часть дневников. – Он постучал пальцем по корешку одной из тетрадей. – Но, к сожалению, я не могу вам их предоставить… Вы должны меня понять.
– Разумеется, я вас понимаю. Могу я просмотреть их здесь?
– Вам понадобится для этого два-три дня, – сказал он, немного подумав.
– У меня есть время. Я могу поселиться в гостинице и прийти завтра, если вам это не помешает. Что скажете?
В конце концов он улыбнулся. И любезно согласился:
– Мне вполне подходит. С удовольствием приглашу вас выпить рюмочку и поболтать о моем отце и обо всем этом… Освежу свои воспоминания.
Он вернул тетрадь на место и закрыл витрину. Казалось, он хочет что-то сказать. Когда он все-таки заговорил, я понял: он пытался предупредить меня о том, что именно я могу обнаружить в записях старого сотрудника Гибралтарского отдела службы безопасности. И он хотел получить гарантии моего расположения. Тогда были другие времена, и у людей был другой образ мыслей, сказал он, поразмыслив. Прозвучало грустно, словно он вспомнил о чем-то конкретном, и затем он ненадолго умолк.
– То было время героев и храбрецов под любым флагом, – добавил он несколько высокопарно. – И пределы того, до чего они могли дойти, для нас не всегда понятны… Вы понимаете, что я хочу сказать?
Я угадал, куда он клонит.
– Конечно, – сказал я.
– Мы не можем судить их с позиций сегодняшнего дня, так ведь? Ни моего отца, ни вообще никого.
– Разумеется.
– Так или иначе, то было время настоящих мужчин.
– И женщин, – вставил я.
– О-о, без сомнения. Вы правы… В этом случае и женщин тоже.
4
Тени над бухтой
Они бесшумно сошли с «Ольтерры» один за другим, с интервалом в десять минут, и затем, описав круг и уточнив показания компасов, соединились на расстоянии двух кабельтовых к востоку от южного мола Альхесираса. На каждой торпеде по двое – они сидели на ней верхом по плечи в воде, в водолазных шлемах. Четыре маленькие, почти невидимые точки над слабыми колыханиями морской воды, освещенные неверным светом убывающей луны во мраке.
Сидя на майале позади, оператор Дженнаро Скуарчалупо чувствует под собой слабые вибрации электродвигателя, пока стоящего на нейтрали. Перед ним, на расстоянии вытянутой руки, за стальной перегородкой, защищающей его место, видна голова командира экипажа, главного старшины Тезео Ломбардо, в руках которого находится техническое управление: штурвал, переключение скоростей, компас Лаццарини и другие приборы. Сквозь тонкий слой темной воды Скуарчалупо различает слабое свечение циферблатов, расположенных перед командиром.
– Курс семьдесят три!.. Прямо по курсу, к фонарю!
Голос капитан-лейтенанта Лауро Маццантини – вторым в его экипаже Этторе Лонго – слышен с другой майале неясно, приглушенный расстоянием, плеском воды и ребризером, кислород в