наручники. Вернее сказать, хуже пришлось тому, что от него осталось, после того как их надели.
– Так ведь нет никого.
– Все равно… – Кампелло недовольно смотрит на него. – Что там с ростбифом?
Ассан заговорщицки подмигивает ему здоровым глазом:
– Когда пожелаете. Все готово.
– Сейчас иду.
Кампелло вздыхает, стряхивает крошки на землю и встает, распугивая птиц. Он небольшого роста и крепкого телосложения: у него плечи борца и крупные ладони, как будто готовые в любой момент сжаться в кулак для удара. Его лицо только подтверждает эту мысль: на нем множество шрамов – оспины остались после ветрянки, перенесенной в детстве, – а широкий и плоский нос придает ему вид не то гангстера, не то полицейского из американского фильма; близкие называют его Кэджи, намекая на актера Джеймса Кэгни, с которым у Кампелло есть определенное сходство. Такая внешность очень подходит к его должности комиссара местной полиции: в этой должности он руководит Гибралтарским отделом службы безопасности, невоенной структурой, которая напрямую подчиняется губернатору Пеньона и самостоятельностью обладает чрезвычайной. Занятый репрессиями за саботаж в пользу врага, «Отдел», как называют его организаторы, – тайная левая рука, которая отмывает правую руку британцев. Короче говоря, эти люди занимаются самой грязной шпионской работой.
Кампелло смотрит на часы.
– Эти козлы не удосужились сделать ростбиф помягче.
– Мясо было жестковато.
– Да уж.
Вернувшись к себе в контору, трехэтажное здание с подвалом, Кампелло идет в кабинет, где надевает пиджак и забирает документы с деревянного подноса, лежащего на столе рядом с фотографией жены и троих детей; согласно последнему письму с маркой Северной Ирландии, они по-прежнему живут в одном из отелей для беженцев в Белфасте. Потом он спускается в подвал, разделенный на камеры, каждая с висячим замком на двери. Последнее помещение, с голой лампочкой, свисающей с потолка, предназначено для допросов. В комнате за столом сидит человек, уронив голову на скованные руки, а рядом стоят двое охранников. Кампелло входит, садится на стул и кладет на стол документы.
– Если дашь показания, на этом закончим.
Арестованный поднимает голову. Он совсем молодой, с двухдневной щетиной, его волосы спутаны и нечесаны, и, хотя глаза покраснели от боли и недосыпа, на лице не видно никаких следов насилия: ни синяков, ни других видимых отметин. Безупречная работа. Кампелло переводит одобрительный взгляд на тех, кто стоит позади арестованного. Оба здоровенные, с тупыми, невыразительными лицами. У одного волосы цвета соломы и бледная кожа; другой смуглый, как все жители Средиземноморья. Оба в рубашках с закатанными рукавами; как все в Отделе, оба в гражданском. Бейтман – валлиец, он из британской армии; Гамбаро – из местной полиции.
Арестованный смотрит мутным взглядом на документы, которые Гарри Кампелло положил перед ним на стол. Четыре машинописные страницы и две копии под копирку.
– Тут все про взрывы? – спрашивает он хрипло.
– Полагаю, да.
– Полагаете?
Комиссар кивает. Он вынимает из кармана пачку сигарет «Голд флейк» и протягивает одну арестованному:
– Бери.
Юноша не обращает внимания на сигарету – он глядит на документы, но к ним не прикасается.
– Я же признался, – говорит он.
Кампелло довольно улыбается:
– И правильно сделал, сынок. Всегда хорошо облегчить совесть.
Юноша совершенно сломлен. Он вдруг жадно бросается читать лежащие перед ним страницы, будто в этих строчках мелькнет абрис надежды. Но, не дочитав до конца, хмурит брови, прерывает чтение и смотрит на комиссара.
– Я рассказал обо всем, что сделал и что знаю, – говорит он. – Но насчет взрывов – это вранье… Никакого динамита в магазине спрятано не было.
– Ты мог его приобрести раньше, так ведь?
– Я ничего об этом не знаю.
– Как это не знаешь?
Юноша искоса смотрит на Бейтмана и Гамбаро.
– Этот динамит они подбросили, когда пришли меня арестовывать.
Кампелло поднимает брови и сурово замечает:
– То, что ты утверждаешь, очень серьезно.
– Серьезно то, что они со мной сделали.
Комиссар молчит, словно раздумывая. Потом пожимает плечами:
– Какая разница, кто его подбросил, парень?
– Очень даже большая.
Кампелло предостерегающе поднимает указательный палец:
– Так это ты взорвал пороховые склады «Рэггед стафф»?
Юноша закрывает лицо скованными руками:
– Может быть.
Кампелло показывает на документы:
– Не будем начинать все сначала, хорошо?.. Ты признался, что это был ты.
– Меня вынудили.
Бейтман и Гамбаро делают шаг вперед, но комиссар останавливает их взглядом.
– Ну вот и ладно, – отмечает он. – Ну вот и ладно, сынок. Тебя все равно повесят.
– Но это был не мой динамит.
Кампелло упирается в стол локтями. Он старается быть убедительным.
– Смотри… чей он был или где он есть – это технические детали. Имеется законное доказательство, с помощью которого правосудие приводится в действие. Ты саботажник, который действует в интересах разветвленной сети испанской Фаланги, а она, в свою очередь, работает на немцев и итальянцев… Это доказанный факт, так?
Арестованный едва заметно кивает.
– И мы тебя заарканили, – продолжает Кампелло. – Ставим точку. А в ходе дружеской беседы ты нам во всем признался, разве нет?.. Здесь финальная точка.
– Меня пытали. Меня били в живот мокрым полотенцем. Со мной делали такие вещи, которые…
– Да ладно, хватит уже. – Кампелло смотрит на своих людей, будто ищет подтверждение или, наоборот, опровержение этим словам. – Так все говорят, правда?
Бейтман и Гамбаро кивают невозмутимо, словно сторожевые псы. Комиссар указывает на арестованного и твердо заявляет, тыча пальцем в документы:
– Если ты это подпишешь, мы оставим тебя в покое. Понимаешь меня?.. Пойдешь в Мавританский замок, где в удобной камере будешь спокойно есть и спать. Сорок два часа ты не смыкал глаз, так что и ты отдохнешь, и мы отдохнем.
– А потом?
– Потом тебя быстренько осудят, и все закончится. Это очень по-британски. Если захочешь себя показать, перед оглашением приговора сможешь даже произнести коротенькую речь. Стало быть, газеты Франко будут говорить, что ты классный парень, герой.
– Но это был не мой динамит.