пошло на него, несметное количество драгоценного дерева с ливанских гор, несметное количество слоновой кости из далекой Нубии, несметное количество золота и серебра из согдийских копей.
Поражает царский дворец своей красотой и величием, нет равных ему нигде под луной.
Чернокожие рабы внесли паланкин во дворец, поставили его на мраморный пол.
Служанка отдернула шелковую занавеску, и из паланкина вышла высокая, статная женщина с величественной, поистине царственной осанкой. Царица была закутана в покрывало из расшитого золотом виссона, под которым виднелся пурпурный хитон. Лицо ее скрывала густая вуаль из переплетенных золотых нитей.
Грациозной походкой царица пересекла зал и остановилась перед ступенями трона.
Царь Соломон во всей славе восседает на золотом троне.
Он — в самом расцвете красоты и силы, недавно достиг царь лучшего возраста для мужчины — сорока лет. Черные волосы струятся по его плечам, густая черная борода завита по ассирийской моде и по той же моде подкрашена красной охрой, сверкают в ней редкие серебряные нити седины, черные глаза сияют, как два драгоценных карбункула, мудрость светится в этих глазах.
Встал царь со своего трона, дабы почтить гостью, спустился ей навстречу, проговорил благосклонно:
— Здравствуй, царица Савская! Здравствуй на радость всем нам! Рад видеть тебя в моем скромном жилище! Какая счастливая звезда привела тебя в Ершалаим?
— Здравствуй и ты, царь! Услышала я о твоей мудрости и пожелала убедиться в ней своими собственными глазами и своим скромным женским разумением.
— Слухи о моей мудрости сильно преувеличены. Но если ты хочешь задать мне какие-нибудь вопросы — я готов выслушать твои вопросы и ответить на них. Но только прежде прошу тебя, царица, позволь мне увидеть твое лицо! Я слышал, что оно прекрасно, как майская заря, но знаешь, как говорят — лучше один раз увидеть, чем тысячу и один раз услышать.
— Лишь один мужчина на этом свете видел мое лицо, и этот мужчина — мой отец, мир его праху. Но из уважения к тебе, царь, я подниму свою вуаль. Но только если ты отошлешь прочь своих слуг.
Царь одним движением бровей отослал слуг из покоя, и тогда царица и правда подняла сетку из золотых нитей.
Соломон увидел ее лицо — и впрямь прекрасное. Но напоминало оно не майское утро, а яркую вечернюю зарю. Зеленые глаза мерцали, как две первых звезды, засиявшие на вечернем небе, нежные губы казались выточенными из розового коралла.
И было в лице царицы еще что-то — ум, слишком острый и проницательный для женщины.
— Тот, кто сказал, царица, что твое лицо прекрасно, как майская заря, бессовестно солгал. Твое лицо в сотни раз прекраснее зари!
— Ты умеешь очень красиво говорить, царь, — проговорила Балкида и вновь опустила вуаль, закрыв свое лицо. — Но теперь я все же хочу узнать, правду ли говорят люди о твоей мудрости. Ты не возражаешь, если я испытаю ее?
— Прошу тебя, царица!
Царица Савская взмахнула рукой, и тотчас рядом с ней появилась юная служанка, в руке которой был алмаз величиной с лесной орех. По знаку госпожи девушка подала этот алмаз Соломону.
— Неплохой камень, — проговорил тот, разглядывая алмаз. — Прозрачный и довольно большой. Но в нем есть изъян, и пребольшой, который понижает цену камня…
— Верно, царь. В этом камне есть извилистое отверстие, проходящее его насквозь, как то, что прогрызает червь в яблоке. Так вот, если ты так мудр, как о тебе говорят, ты сможешь протянуть сквозь это отверстие шелковую нитку.
Соломон внимательно посмотрел на алмаз, потом поднял глаза на царицу и проговорил с улыбкой:
— Это легкая задача, о прекрасная, тем более что ты сама подсказала мне ответ.
— Я? Подсказала ответ?
— Да, когда сказала, что это отверстие наподобие того, которое червь прогрызает в яблоке.
Он позвонил в колокольчик, вызвав служанку, и велел ей принести шелковичного червя.
Не прошло и минуты, как царю принесли шкатулку черного дерева, в которой лежала личинка шелкопряда.
Соломон запустил червя в отверстие алмаза.
Царица Савская с интересом следила за происходящим.
Шелковичный червь пополз по извилистому ходу, стремясь выбраться на свободу и оставляя за собой тонкую шелковую нить.
Не прошло и нескольких минут, как он выбрался из алмаза, оставив за собой нитку.
— Что ж, царица, ты видишь, я справился с твоей первой задачей!
— Ну, эта задача была очень проста! Посмотрим, справишься ли ты так же легко со следующей…
Она задумалась на мгновение и произнесла:
— Скажи, царь, кого хоронят прежде, чем он умрет?
— Зерно, — ответил Соломон.
— Что ж, и это было просто… а вот еще одна загадка. Кто неподвижен, пока жив, и движется после смерти?
— Нет ничего проще. Это дерево, из которого, срубив его, делают корабль.
— Верно… но хватит уже детских загадок. Вот еще одна задача, посложнее прежних…
Она снова хлопнула в ладоши, и слуги по ее приказу привели пятьдесят детей одного возраста, одинаково одетых.
— Здесь поровну девочек и мальчиков, — сказала царица Соломону, — сможешь ли ты узнать, кто из них кто?
— Нет ничего проще!
Соломон позвал своих слуг и велел им высыпать на пол мешок орехов, а потом разрешил детям взять себе, кто сколько пожелает.
Часть детей собрала немного орехов в рукава своих платьев, часть подогнула подол и набрала туда орехов.
— Вот тебе и ответ, царица! Те, кто собрали орехи в подол, — мальчики, те, кто постеснялся задрать подол, — девочки…
— Что ж, ты и правда мудрейший из мудрых!
— Ты очень добра ко мне, госпожа! — проговорил Соломон с поклоном. — А теперь, царица, позволь провести тебя в соседний покой… там нам подадут скромное угощение…
Ксения распрощалась с Григорием, который дал понять, что займется теперь похоронными делами, и пошла в гостиницу.
Дверь ее номера была открыта, из номера доносилось гудение пылесоса и какой-то приглушенный мелодичный голос.
Она вошла внутрь. Симпатичная горничная в наушниках пылесосила ковер и вполголоса подпевала неслышимой мелодии.
Заметив Ксению, горничная испуганно моргнула, выключила пылесос, сняла наушники:
— Извините, я вас не услышала… если я не вовремя… если мешаю, я приду позже…
— Нет-нет, продолжай. Я только хотела спросить… у вас ведь здесь жила Анна Ильинична Голубева…
— Ну… да… — Горничная отчего-то смутилась. — Да… Анна Ильинична жила…
— И умерла, — припечатала Ксения.
— Ох… — горничная отвела взгляд. — Нам вообще-то не велели об этом говорить.
— Ну да, для гостиницы это плохая реклама. Но я-то об этом все равно уже знаю. Я — племянница Анны Ильиничны.
Ксения не стала уточнять сомнительную степень их родства.
— Ну да… я в курсе… — промямлила горничная.
— Горничные всегда все