Читать интересную книгу Пашка из Медвежьего лога (Художник И. Коновалов) - Григорий Федосеев

В тишине отчетливее и ближе гремит речка. За болотом в перелеске перекликаются пеночки, карауля покой земли.

И вдруг какая-то длинная тень прошмыгнула мимо скрадка, прилипла к кочке, замерла.

— Кто это? — спрашивает шепотом Пашка.

— Колонок.

Я прикладываю к глазам бинокль. Да, это он, рыжий бесстрашный хищник, вышел на охоту. Наверное, считает тихие болота своей вотчиной. Мы радуемся появлению живого существа и уже не выпускаем его из поля зрения.

Колонок вытянулся всем длинным тельцем из-за осоки, явно почуяв добычу. На кочке, у самого болота, сидит кряковая. Утка не чует опасности, занимается нарядом, клювом взбивает перья на спине, на груди и изредка прерывает свое занятие, чтобы посмотреть на беспокойное семейство сородичей, плавающее там же, возле бережка. Какая беспечность!

А колонок уже близко. Его соблазняет утиный запах. Бесшумной тенью пробирается он сквозь осоку — ближе, ближе к добыче. Вот он становится на задние лапы и замирает рыжим пенечком. Перед ним весь утиный табунчик. Но какое-то досадное препятствие заставляет хищника повернуть назад. Он изгибается, ползет змеей, в его шерсти глохнет шелест травы. Отползает метра полтора. Снова поворачивается усатой мордой к утке… Подбирается к ней слева… Добыча уже близко от него. Он пропускает задние ноги далеко вперед, пружинит спину, готовясь к прыжку…

— Да оглянись же, дура! — шепчет Пашка. Я толкаю его в бок, заставляю замолчать.

А утка продолжает прихорашиваться, кокетливо вытягивает то одно, то другое крыло, роется красным носом в хвосте и, видимо, от удовольствия что-то шепчет на своем утином языке. Но в самый последний момент она все же обнаруживает опасность. С оглушительным шумом отрывается от кочки. Хищник чуточку запаздывает, виснет на крыле и срывается в воду с пучком перьев в зубах. Поодаль падает и кряковая.

Утиный крик, хлопанье крыльев по воде, панический взлет!

Колонок видит упавшую кряковую и снова бросается к ней. Тут мы становимся свидетелями трогательного зрелища. Видимо, где-то близко утиное гнездо, и, защищая его, утка ведет себя героически, она беспомощно бьет по воде «сломанным» крылом, и этим ей удается отвлечь внимание врага на себя. Обрадованный колонок налетает на утку. Та успевает увильнуть. Это его злит, он бросается вдогонку. Все повторяется снова. Утка уводит его все дальше и наконец улетает. Колонок, видно, теперь только догадывается, что обманут старой кряквой, и поворачивает назад…

В густом лиловом сумраке растворились за болотом купы деревьев. Слух ловит тревожный шорох стеблей троелиста, всплеск воды: колонок выбирается на берег, стряхивает со своей полуоблезлой шубы воду, и слышно, как он торопливо идет по осоке.

Совсем темнеет синее небо в белых барашках. Все как будто успокаивается, не слышно и колонка. Только осока будто шепчет, предупреждает всех — не верьте тишине!

Еще какая-то тень появляется возле скрадка и исчезает. Присматриваюсь: это лиса. Она, вероятно, слышала крик уток, догадалась, что это разбойничает колонок, и решила проучить своего конкурента, напомнить ему, кому принадлежат тихие болота.

Лиса идет следом колонка/ подкрадывается к воде. Вот она затаилась. Долго ждет. Знает, хитрая бестия, что конкуренту может повезти в его ночных похождениях.

Вдруг хруст яйца, еще и еще. Слышно, как колонок от удовольствия сладко чмокает… И тут колонка накрывает лиса.

Писк, драка, возня, короткая погоня…

Колонок позорно бежал. Но не смирился с потерей добычи. В наступившей тишине слышно, как острые лисьи зубы дробят яичную скорлупу и как в бессильной злобе фыркает на нее маленький разбойник.

Опять все стихает.

В весенней тишине болот живет только едва уловимое эхо ночной жизни. Пробудившиеся бесчисленные корешки трав, цветов, деревьев и днем и ночью всеми своими мочками жадно сосут влагу из земли. Миллионы ночных жучков, пауков, букашек, оживших после зимней спячки, торопятся насладиться короткой жизнью. Они кормятся, преследуют друг друга, торопятся заполнить мир своим потомством. Но от всей этой ночной жизни доносится лишь слабый отзвук, уловимый только напряженным слухом.

Появляются летучие мыши. Они вылетают из дупла лиственницы, под которой мы сидим, и бесшумно исчезают в густеющем сумраке. Потом начинают беспрерывно носиться над болотами, звонко перекликаться. Оживают ночные крылатые хищники. Их много. Они наполняют шорохом таинственный мир болот. Суматошно мотается по редколесью в погоне за насекомыми козодой. Следом за ветерком прошмыгнула сова, вторая, третья. Пробил их час. Тысячи светлячков, больших и малых, блуждают по болотам, точно жонглеры вдалеке играют факелами. Раздается звонкий всплеск, шелест прошлогодней травы, и вдруг пронзительный крик кряковой у разоренного гнезда.

А вот кто-то невидимой рукою тронул ртуть болот, растревожил осоку, качнул вершины деревьев и как будто на минуту утихомирил этот враждующий ночной мир. В ласковом дуновении ветерка — покой…

Я передвигаю онемевшие ноги, сбрасываю с головы накомарник. Становится легче дышать. Из-за перелеска сквозь сучья деревьев поднимается в небо луна. И только сейчас я замечаю, как темна и черна эта ночь.

Пашка не выдерживает, засыпает, уронив свою безвольную голову мне на колени. Чувствую, и мне не устоять, не выдержать испытание ночи. Вдруг наваливается неодолимая усталость, я как-то сразу проваливаюсь в пустоту, и тихие болота исчезают, как видение…

Шум, точно взрыв, будит нас. Кто-то громадный с треском заваливается в соседнее болото. Мы не сразу понимаем, где находимся и что за шум разбудил нас.

«Шлеп… шлеп… шлеп…» — слышатся тяжелые шаги по воде.

— Сохатый! — наконец шепчет взволнованный Пашка. Вмиг слетел сон. Казалось, все замерло. Исчезли летучие мыши, убрался козодой, даже речка притихла. Все-все смолкло. И только сердце в груди стучит тревожно, громко.

Встреча с сохатым на болоте — наша с Пашкой сокровенная мечта этой ночи. Я делаю парнишке знак, чтобы не шевелился, легонько даю тумака в бок.

Кладу ружье поудобнее, чтобы в случае надобности можно было бесшумно приложить его к плечу. Но это по привычке: стрелять в сохатого я не собираюсь.

«Шлеп… шлеп… шлеп…» Зверь близко. Слышу, как глубоко грузнут его ноги в тине и как он, с силой вырывая их, не спеша идет к нам…

Вижу, как в полосу горизонта, где сливается лохматый край осоки с небом, впаивается темный силуэт рогатого зверя. Теперь даже шепот может выдать нас.

Сохатый долго стоит вполоборота, испытывая наше терпение. Мне все время приходится одергивать Пашку: того и гляди, сорвется и побежит к нему, не зная зачем.

Уткам, видно, привычна близость зверя. Они полощутся, ныряют, то и дело встряхивают перья.

Низину накрывает волна теплого воздуха. Земля начинает потеть, и легкий туман заволакивает болото вместе с плавучими островками, хлопотливыми утками, рогатым зверем. Густея, туман подступает к скрадку, заслоняет от нас последние метры пространства. Какая досада! Надо же было появиться ему в то самое время, когда лось совсем близко!

Сидим, терпеливо ждем — не появится ли ветерок. Ухо ловит в предутренней тишине знакомый журчащий звук. Он зародился в вышине и, падая на землю, делается похожим на нежное блеяние. Через две минуты звук повторяется еще и еще. Это бекас.

Вдруг резкий крик чирка, торопливый взлет, и удаляющийся шепот крыльев. Кто вспугнул уток? Что это значило?

Туман качнулся, оторвался от влажной земли, приподнялся и повис плотным, непроницаемым сводом на метровой высоте. Какое великолепное зрелище открылось в этой свободной от тумана узкой полоске! Болото лежит в тяжелой, свинцовой синеве, впаянное в зелень. А окружающие его кочки похожи на маленьких гномов, охраняющих богатство сказочного водоема. Кажется, вот сейчас из воды появится добрая фея, раскроет белые кувшинки на воде и начнется сказка…

В просвете появляется что-то живое, но это не добрая фея, а какое-то длинное, несуразное существо, напоминающее крупную птицу с откинутыми кверху крыльями. Да ведь это наш сохатый! Его огромная туша скрыта под водой, видна только рогастая голова, да иногда всплывает темная полоска спины. Кто бы мог поверить, что это грузное на суше животное так ловко и быстро плавает в воде. Как легко шныряет он по зеленым закоулкам болота, срывая припотевшую листву. Ни разу не прислушался, не осмотрелся, будто купается под охраной надежных сторожей.

Боюсь, Пашка выйдет из повиновения и спугнет лося. Все, что досталось ценою почти бессонной ночи, пропадет. Молча охватываю его обеими руками, прижимаю к себе, и мы вместе не сводим глаз со зверя. Он все ближе подплывает к нам.

Где-то над болотами луна, но под туманом сырой сумрак. Сохатый обшаривает противоположную кромку болота и, когда его нога касается дна, поворачивает назад, к глубине. Вижу, как он пытается подняться на плавучий остров, подминает его под себя и неожиданно исчезает вместе с ним под водой. Заметна только едва движущаяся по поверхности полоска спины.