– Па, ну причем тут Илья? – тяжело вздохнув, нахожу в себе силы честно ответить. – Прости, но я не выйду за Илью. Я его не люблю, – недоверчиво молча пялюсь на экран сотового, когда слышу ответ отца. Возмущенно поднимаю брови: – А мне это важно!
Не могу поверить! Он сказал, что любовь, то есть мои чувства, для брака не важны!
– Пап, это моя жизнь! – говорю с горячностью, пытаясь достучаться до родителя. – Может, это первое и самое важное в моей жизни решение! А может, мне не нужны твои деньги! – следующие слова отца заставляют меня поспешно протараторить: – Стой, я сказала может!
Конечно же, после этого следует череда угроз и финансового шантажа.
– Да, знаешь что, пап! – пылю, ощущая всплеск юношеского максимализма. – Можешь забрать карточки! Я и так справлюсь.
Звучит вопрос «И на кого моя дочь работает?», что вводит в ступор. Промолчать – значит струсить.
– «SD Карпарейшен».
Салон гробовая тишина заполняет. Все, что я слышу – лихорадочный стук своего сердца. Кажется, что тишина не выдержит и вот-вот рассмеется.
Мне больно, когда отец говорит мне все эти жестокие вещи. Однако, когда он вот так молчит, мне становится по-настоящему страшно и холодно. Обхватив плечи, дрожу так, будто все минус двадцать долбануло. Я знаю, что далека от идеала дочери, но… Все, чего я хочу – просто чтобы отец принял меня такой, какая я есть. Сморгнув слезы с глаз, ровным голосом прощаюсь:
– Извини, папа, но мне пора.
Не дожидаясь ядерного взрыва, нажимаю сброс. И что теперь будет? Знаю, будет сложно, но, сделав это, я буду так счастлива, как не была никогда в своей жизни. Мысленно хлопаю себя по лбу. Великолепно, я становлюсь одной из тех, кто постоянно разговаривает сам с собой, когда все плохо. Смотрю в окно, но вижу все как будто сквозь тусклое стекло: людей, деревья, здания. Будто моя почти хрустальная «линза», всегда играла радугой в преломлении, но оказалась слишком хрупка. Теперь ничего разобрать нельзя, кроме трещин и безобразных перевернутых пятен. Ну, и к черту розовые очки… К черту! Что-то смеётся истерично внутри, постепенно понимая трагизм перевернутого НАСТОЯЩЕГО мира.
Машина замедляет ход, и водитель прорывается сквозь мои далеко не радужные мысли:
– Девушка, приехали. Вам к главному входу?
– Что? – встречаюсь взглядом с водителем и поспешно тянусь к смятым зеленым бумажкам, приготовленным заранее на проезд. – Да-да, у главного, пожалуйста.
Глава 30
Катя
– Стас на тебя не давит?
Стэф подливает минеральной воды в стакан и смотрит испытывающее из-под бровей. А я делаю вид, что очень увлечена подсчетом пузырьков, которые вальс в моем стакане устроили. Стэфан Дицони беспокоится за меня… Как мило!
– Первый шаг в устранении моббинга* – признание его существования в коллективе, – Стэфан выглядит и правда обеспокоенным. – Все, чего я хочу, чтобы тебе, Катя, комфортно было.
Скрещиваю руки так, что в вырезе белоснежной блузки полушария груди приподнимаются. Даже не буду делать вид, что три верхние пуговки случайным образом перед обедом расстегнула. Взгляд Дицони, естественно, тут же вниз ныряет.
– Нет, – пожимаю плечами, кокетливо из-под ресниц взглядом стреляю. – Он душка.
Услышав этот эпитет в сторону Стаса, Стэфан неохотно взгляд от моего декольте отрывает. Дицони морщится, левый уголок в кривой улыбке обозначается. Не нравится, как его главного помощника назвала. Стас, конечно, еще та заноза в одном месте, но Дицони необязательно об этом знать.
Безжалостно пустив стрелу ревности в сторону босса, со спокойной душой обедать продолжаю. А что поделать? Здесь такие вкусные тефтельки в сливочном соусе. Мм-м! Но стоит поднять глаза, как встречаюсь взглядом с задумчивыми глазами под густыми темными ресницами. Все мысли о еде в один миг куда-то испаряются. Крошечные колибри в моём сердце радостно трепещут крылышками в такт каждому стуку сердца. Как же мне Дицони нравится! Взгляд, голос, манеры…
– А коллектив как? – делает большой глоток кофе, прежде чем за вилку взяться. – Проблем не возникло?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не могу скрыть лукавой улыбки, наблюдая за тем, как Стэфан с аппетитом справляется со своим стейком.
– Мне все объяснили, не волнуйся.
– Например? – приподнимает вопросительно бровь, ждет подробностей.
Промокнув губы одноразовой салфеткой, невинно хлопаю глазами:
– Во-первых, когда делаешь работу долго – ты медлительная. Если шеф делает работу долго, это другое – он щепетильный, – подкалываю Дицони, на ходу придумывая. – А если я сделаю что-то по своей инициативе – значит выделываюсь. А вот когда шеф – он инициативный. Ну, и если меня нет на рабочем месте, я шатаюсь, а если нет шефа – он на деловых переговорах.
Плечи Стэфана дрожат от смеха, улыбку прячет за чашкой кофе. Сделав строгое выражение лица, ворчит:
– Лучше бы научили в Экселе работать, – тон мужчины теплеет, когда добавляет: – Смотрю, ты быстро влилась в новую обстановку.
Щебечу в отчет, словно беспечная птичка:
– Это все потому, что я достаточно быстро начинаю общаться. Просто хочу подружиться со всеми, – кручу серебряное колечко на пальце. – А если люди видят, что к ним с добром и искренне, то и они с добром идут в ответ, – в знак подтверждения своих слов киваю. – Я давно для себя формулу вывела. Например, если вижу, что человек занят или не особо заинтересован в общении со мной, то стараюсь его особо не дёргать. Просто пожелать доброго утра, когда в офис захожу, вполне не сложно. Как думаешь?
Все, что Дицони рассказываю – истинная правда. В соседнем от моего кабинета находится бухгалтерия. Там всего две сотрудницы и с обеими я поладила сразу. С остальными пока еще не приходилось лично сталкиваться. Но, думаю, и там проблем не будет…
Что бы кто не говорил, главное – работать добросовестно, чем я, собственно, целый день и занималась под руководством Лебедева. С коллегами парой слов перед обедом перекинулась и не более. Работа – это работа. Обсуждать размер стринг, ясен пень, не собираюсь. Ну и, конечно же, я понимаю, что любая информация, сказанная мной, может где-то всплыть и быть использована против меня самой. К тому же, не стоит забывать чья я дочь. Так что, сказано было с моей стороны ровно столько, чтобы потом не краснеть за это. А так, я сделала ставку именно на исполнение своих должностных обязанностей, а не на болтовню. Болтовня – это как бонус к работе, тем более, со своим боссом.
Больше не могу делать вид, что все хорошо. Мне срочно нужно поделиться со Стэфаном тем, как отец «отжег». Поэтому выпаливаю то, что на протяжении целого дня мучает. Ни больше ни меньше – коленным железом душу прожигает:
– Меня отец из дома турнул, – прикусив губу, наблюдаю за тем, как темные брови Стэфана вверх ползут, поэтому добавляю: – Точнее, вначале я сама ушла, а потом он сказал, чтобы не думала возвращаться.
– Хм…
Мгновенно раздражение ощущаю. Оно будто кипятком с ног до головы обдает. «ХМ»?! И это все?! А кто говорил, что пора действовать? И все эти провокационные штучки… Подзуживал?! Для убедительности, самым страшным для себя делюсь:
– К карточкам доступ закрыл.
– Из-за денег не переживай, – Стэфан откидывается на спинку стула.
Мне не нравится, как он снисходительно выделяет слово «деньги». В конце концов, среди нас двоих только он один на первых строчках "Форбс".
– Есть вещи, которые не купить за них даже в нашем материальном мире.
– Например? – скептически приподнимаю бровь.
Быть такого не может! С грустью думаю о том, что в нашем мире все деньги решают. А я денежки люблю. Только вот, судя по закрытым отцом картам, они меня больше нет.
*Моббинг – форма психологического насилия над отдельным человеком со стороны группы в любом контексте, например, в семье, группе сверстников, школе, на рабочем месте, в районе, сообществе или в интернете.
Глава 31
Катя
Очень хочется послушать Дицони. Особенно сейчас, когда у меня даже на неделю не хватает средств, чтобы оплатить гостиницу.