Читать интересную книгу Опыты психоанализа: бешенство подонка - Ефим Гальперин

Санкт-Петербург. Ресторан «Астория». Мужской туалет. Ночь

Ленин стоит во весь рост перед зеркалом и рассматривает себя уже в новом одеянии:

– Да. Всё в размере. Правда, пиджак узковат. Отъел я брюшко. Но, ладно, не буду застёгивать! Просто жених! Хоть под венец. И невеста ведь… Революция!

– Настоящий! – гауптман достаёт флакончик одеколона – «Kolnisch Wasser».

– Как же! Помню этот запах, – Ленин, не жалея, прыскает на себя одеколон.

Санкт-Петербург. Ресторан «Астория». Ночь

Зал, полный дам в вечерних платьях, мужчин в смокингах. Ленин и гауптман перемигиваются, подходят к буфетной стойке. Заказывают по лафитнику водки.

– Как вас величают ваши хорошие знакомые, гауптман?

– Ганс.

– Очень приятно, Ганс. Выпивают.

ДИКТОР:

Гауптман Ганс Штольц. Уцелеет в дни революции в Германии, благодаря Иоффе. В 1929 году будет участвовать в организации встречи Сталина с неудавшимся немецким путчистом Адольфом Шикльгрубером (Гитлером) на яхте в Чёрном море. Убит 30 июня 1934 года в «ночь длинных ножей», когда Гитлер станет убирать бывших своих соратников – штурмовиков Рёма.

Санкт-Петербург. Возле Смольного. Ночь

Горят огни. Подъезжают и отъезжают автомобили и мотоциклы. Огромный броневик с развевающимся красным флагом выползает из ворот. Костры. У входа стоят пулемёты со снятыми чехлами. Во дворе ещё несколько броневиков с работающими моторами.

Санкт-Петербург. Смольный. Актовый зал. Штаб. Коридоры. Ночь

Много людей. Все курят. В коридорах и в актовом зале тоже. На трибуне сменяются ораторы.

В комнате Иоффе Троцкий с Зиновьевым работают над проектом постановления:

– …И я думаю, что в постановлении Съезда обязательно должны быть зафиксированы руководящие товарищи, – говорит уверенно Троцкий.

Входит Свердлов.

– А ты знаешь про Зимний, Яша? – Подзывает его, загадочно улыбаясь, Иоффе.

– Нет. А что?

– А то…

Иоффе шепчет ему на ухо новость:

– В связи с… – громко, репетируя, произносит Троцкий, – «Съезд принимает на себя всю полноту власти в стране и утверждает исполнительный орган управления!» И тут даём перечисление имён. «Зиновьев, Каменев, Троцкий…

– Простите, товарищи, а почему в этом перечислении отсутствует Ленин? – удивляется Иоффе. – Это как-то…

– А как мы будем объяснять съезду? Нет, мы не можем фигурировать именами отсутствующих! – Троцкий наклоняется к Иоффе и шепчет, – Послушай, Адольф, занимайся своим делом. У тебя здорово всё получается.

Троцкий Свердлову, который, с трудом осваивает полученную от Иоффе информацию:

– Мы, товарищ Свердлов, готовим состав руководства. И хотели бы вас туда включить. Вы не против? Вас и Подвойского. Или это будет уже много?

– Многовато. Мне кажется не надо размазывать, – говорит Зиновьев. – Четыре основных фигуры. Чтобы не было путаницы. Троцкий, Каменев, Зиновьев, Свердлов.

Санкт-Петербург. Ресторан «Астория». Ночь

Ленин и гауптман выпивают очередную рюмку. К стойке пробирается пьяный Джон Рид и случайно толкает Ленина:

– Pardon. I am so sorry.

– Американец?! – удивляется Ленин.

– Специальный корреспондент прессы США Джон Рид. Сегодня! Своими глазами! Арест министров временного правительства! Уже отправил телеграмму в The Associated Press. Процессом откомандовал чудный парень – он смотрит в блокнот – Антонов. Ну, просто будущий Наполеон. А вообще, честно говоря, скучно тут у вас. Мало стрельбы, взрывов. И совсем нет вождей. Вот Мексика… Там всё пахло порохом! Панчо Вилья! Эмилиано Сапата! Личности! Я с ними вот так… Лицом к лицу. Сидел, пил тэкилу. Не читали? Две мои книги. «Мексика в огне»! А тут… Какие-то безликие «соратники», «товарищи». Только один вроде бы более… – заглядывает в блокнот, – Троцкий-Бронштейн.

– А Ленин?! – спрашивает Ленин.

– О! Загадка! Упоминается часто. Но его давно никто не видел. Может, его нет в природе. Миф?!

– Позвольте представиться, Ленин!

– Да, бросьте! Разыгрываете бедного пьяного журналиста. Вот Вам, хаха, Ле-ни-ин, моя визитка. А ваша? Ах, у вас нет?! Ну… Короче, если окажетесь Лениным и вождём, звоните. Я возьму у вас колоссальное интервью и прославлю на весь мир.

Ленин и гауптман протискиваются по залу среди дам с большими декольте. Гремит музыка. Оркестр играет выходную арию из оперетты «Сильва». Гауптман даёт на чай швейцару.

Выходят на улицу. Мимо прокатываются грузовики с финскими боевиками.

Ощущение нового шикарного костюма на плечах и принятая водочка после стольких волнений:

– Ну что, Ганс, поедем делать нашу революцию, – улыбается Ленин.

– Тьфу-тьфу! – гауптман суеверно плюёт через плечо. – Вашу!

– Хорошо. Сначала нашу…

Санкт-Петербург. Зимний Дворец. Библиотека. Анфилада. Ночь

Из шкафа пожилой матрос достаёт голую, всю в крови девочку – солдатку женского батальона, чудом не затраханную насмерть в массовом изнасиловании. Спрятал он её. Девочка в нервном тике трясёт головой. Дрожит. Матрос натягивает на неё штаны, одевает её в матросскую шинель. Сапоги на ноги. Бескозырку на стриженую голову. И ведёт её по коридору Зимнего Дворца. Вокруг пьяная матросня. Танцует, испражняется на картины, прикладами разбивает скульптуры.

Санкт-Петербург. Набережная у Зимнего Дворца. Ночь

Туман. Моросит дождь. Матрос выводит девочку на набережную. Вытирает кровь с лица.

– Уходи, родная. Ты прости их всех, ангел!

Девочка идёт, качаясь. Мимо катится очередной автомобиль с матросами. С него кричат:

– Эй, юнга. Что? Перебрал? Пить надо умеючи! Девочка растворяется в ночи и тумане.

Санкт-Петербург. Смольный. Штаб. Ночь

Хозяйка конспиративной квартиры Ленина, передав записки Свердлову, собирается уходить:

– И что передать Владимиру Ильичу?

– Что всё идёт в соответствии с его директивами, – при этом Свердлов бросает записки в ящик стола, не глядя в них. – Кстати, как там? Какие-нибудь неожиданности? Крупская?

– Была три дня назад.

– Арманд?

– Вчера.

– Что делает в остальное время?

– Каждое утро скупаю для него все газеты. Пишет. Насвистывает из оперетты что-то и пишет.

– Писатель… Привет передавайте от всех нас. Свердлов уходит в комнату Иоффе.

Санкт-Петербург. Петропавловская крепость. Трубецкой бастион. Общая камера. Ночь

Терещенко просыпается, Рутенберг поит его тёплым чаем:

– Вы простите, Михаил, я втянул вас в смертельное дело.

– Нет! Это вы из за меня, Пётр Моисеевич, вляпались. Вы же ранены?!

– Да ладно, легко зацепило. Главное, теперь выбраться. Газеты уже, увы, в руках Советов. Но буквально на этой неделе мои люди постараются организовать всё-таки публикации в Москве и Нижнем Новгороде. И потом телеграфом по стране. В конце концов, через месяц Учредительное Собрание. Пойдём к депутатам. Предъявим на первом же заседании. И весь этот большевистский кошмар развеется как сон.

– Нет.

– Что значит «нет»?!

– Сегодня вечером в камеру ко мне приходил Ульянов…

– Ну, да. Ленин. Ангел, Сатана… Спокойно! У вас жар.

– Нет. Действительно, приходил Ленин. Мы с ним долго разговаривали. И он мне дал слово, что он не употребит эту заинтересованность Германии в мире во вред русскому народу и республике… Он мне дал честное благородное слово!

– Ну, честное благородное слово могу вам дать и я, что…

– Но я дал ему своё слово, что до Учредительного собрание ничего не буду предпринимать.

– Вы идиот. Клинический идиот!

– Он обещал, что всех утром выпустят. Нас с вами в первую очередь. Я назвал вас? Это ничего?

– Ничего, ничего…. Спите.

Рутенберг трогает горящий лоб Терещенко, качает головой. Обнимает его. Сидит, смотрит в стенку.

Санкт-Петербург. Возле Смольного. Ночь

Большое оживление. Жгут костры. Транспаранты. Флаги. Всё для завтрашней манифестации.

Гауптман ведёт машину. Сзади грузовик с группой сопровождения.

– Ах, сколько листовок! Сколько бумаги! А плакаты! Транспаранты! Наглядная агитация! Живенько! – радуется как ребёнок Ленин.

– Бумага, краски, типографии. Всё наше!

– А вдруг у вас такое случится, Ганс… – шутит Ленин.

– Что вы! Мы немцы! Ха-ха. Наши граждане не возьмут вокзалы, а пойдут брать перронные билеты.

Оба смеются. Автомобиль с ними и грузовик сопровождения подъезжают к Смольному. Выбираются из машины.

– Ну, просто, пчелиный улей гудит. Сможем пройти?

– А как же! Ведь улей гудит за деньги фатерлянда!

Гауптман идёт впереди. Ленин смотрит ему вслед. Нехорошо смотрит. Как убийца. А как же – ведь костюмчик уже снял…

Тут Ленина со всех сторон окружают боевики гауптмана. Винтовки, штыки. Все в матросских бушлатах. И у каждого на голове новенькая бескозырка. И на ленточке гордо «Аврора». Так в середине этого каре он и входит в Смольный. Впереди Лёха. Он ведёт уверенно. Знает куда.

Санкт-Петербург. Смольный. Ночь