— Да, товарищ генерал, уже иду! — крикнул он в трубку и, сунув справку и пресс-бюллетень в папку, направился к шефу.
Вышагивая по длинному коридору, Казаченко пытался понять, какие чрезвычайные обстоятельства могли заставить руководство Первого главка пойти на взаимодействие с контрразведчиками. Да и сам полковник, в какой роли он будет выступать? Просителя? Повелителя?
Дело в том, что сотрудники ПГУ, с которыми Олегу доводилось общаться по работе и во внеслужебной обстановке, всегда стремились подчеркнуть своё превосходство над контрразведчиками. Однажды Казаченко не выдержал и поделился с шефом своими впечатлениями. Посетовал, что пэгэушники даже не пытаются скрыть своего пренебрежительного отношения к контрразведчикам, считая их «чёрной костью». На что генерал ответил:
— Да, Олег Юрьевич, к сожалению, что есть, то есть. И чванливость, и барская спесь, и снобизм. Сотрудники внешней разведки считают нас рабочим скотом, если не сказать, — быдлом. Себя же причисляют к элите. Да, мы, контрразведчики, — тягловые лошади. Трудяги. Они, разведчики, — «белые воротнички» Комитета. Аристократы. Такая ситуация сложилась не вчера, а ещё в брежневские времена, когда ПГУ превратилось в клуб «золотой молодёжи», членами которого в подавляющем большинстве были отпрыски высшей партноменклатуры. Но причины противостояния между Первым и Вторым главками, надо искать не в «сынках», а в разнице статуса и прав, которыми обладают разведчики и контрразведчики. Подчеркивая своё мнимое превосходство, сотрудники внешней разведки пытаются заглушить комплекс неполноценности, который постоянно испытывают перед нами, контрразведчиками. Вот этот комплекс и является первопричиной скрытого противостояния. А высокомерие, кичливость, спесь и надменность разведчиков — лишь следствие. Ну посуди сам, может ли какой-нибудь наш разведчик завербовать нашего контрразведчика? Отвечаю: нет, не может, просто не имеет права. Нас же, контрразведчиков, таким правом наделило государство, и пользуемся мы им всегда, как только возникает оперативная необходимость. А если быть откровенным до конца, — вербуем этих снобов из разведки повсеместно! ПГУ, правда, нашло одну лазейку, чтобы уйти из-под контроля недремлющего ока контрразведки. В начале 1970-х одному очень ловкому «деятелю» из руководства Первого главка удалось убедить Андропова, что негоже нам, контрразведчикам, привлекать своих же разведчиков к негласному сотрудничеству. Мол, от этого страдает их самолюбие, ущемляется профессиональная гордость, да и вообще, снижается эффективность деятельности разведки как таковой. Бред, конечно, но Юрий Владимирович пошёл навстречу пожеланиям ловкача — в ПГУ создали новое, строго законспирированное подразделение: управление «К», больше известное как «управление внешней контрразведки». Во главе него поставили самого молодого генерала в системе КГБ СССР — тридцатичетырёхлетнего Олега Калугина. Ну и какую пользу государственной безопасности страны принёс этот проходимец и вверенное ему управление? Ровным счётом никакой! За почти двадцать лет существования управлением «К» не был разоблачён ни один «крот» — сотрудник ПГУ, — работавший на спецслужбы противника. Это стало очевидно только после того, как мы, контрразведчики, начали выявлять целые группы оборотней в среде офицеров внешней разведки… Впрочем, по-другому и быть не могло — разве мог Калугин-разведчик подозревать своих «товарищей по оружию» в предательстве? Разумеется, нет! Хотя бы из чувства корпоративной солидарности. Но, похоже, Калугин руководствовался не чувствами — заданиями, поступавшими из Лэнгли. И не смотри на меня, Олег Юрьевич, такими глазами! То, что я тебе сказал, — не мои досужие вымыслы, отнюдь! Не будь Калугин под подозрением в связях с ЦРУ, его не убрали бы «из закордонных окопов холодной войны» и не отправили «на Большую землю» на должность заместителя начальника ленинградского управления КГБ. Ну да Бог с ним, с Калугиным, оставим его нашим коллегам-контрразведчикам. Да-да, не удивляйся! Центр продолжает разрабатывать его как вероятного «крота», действующего в интересах ЦРУ…
— Вот так-то, Олег Юрьевич! — подытожил Карпов свои наставления. — Не уподобляйся ребятам из внешней разведки, не комплексуй. Превосходство было, есть и останется за нами, контрразведчиками!
* * *
Полковник Кудрявцев понравился Казаченко. Говорил чётко, ясно, а, значит, и мыслил так же. Стиль изложения аргументов — стремительный и убедительный. Чувствовалось, что он хорошо изучил предмет обсуждения. Но главное, что привлекло в нём Олега, — способность легко и органично найти контакт со своими собеседниками. И хотя Казаченко понимал, что полковник не так прост, как хотел казаться, его внешняя доступность и доброжелательность подкупали. В поведении Кудрявцева не было и намёка на высокомерие и спесь, присущие сотрудникам ПГУ вообще, а руководящему звену в частности.
Вслушиваясь в слова полковника, Олег вдруг подумал о том, что справки по Хаммеру и Юрченко написаны одним человеком — Кудрявцевым. Уж слишком образной и живописной была его речь…
Судьба резидентуры поставлена на карту
— Если с мероприятиями по Розенталю всё ясно, позвольте, товарищ генерал, я перейду к вопросу, который сейчас более всего беспокоит моего шефа, полковника Черкашина… Речь пойдёт о Юрченко и Мартынове…
— Мартынов? Что-то я такого не помню… Материалы по нему ко мне не попадали. А с Юрченко, Владимир Петрович, по-моему тоже всё ясно… Во всяком случае, в вашей справке это очень доходчиво изложено…
— Простите, товарищ генерал, в справке — только начало… Я прибыл, чтобы изложить продолжение… А заключение саги о тандеме Юрченко-Мартынов мы, надеюсь, согласуем вместе, не возражаете?
— Всегда рад помочь коллегам! — Карпов лукаво подмигнул Казаченко.
«Значит, — подумал Олег, — Кудрявцев прибыл к нам в качестве Просителя… А шефу отведена роль Повелителя… Ну что ж, просьбы мы выслушаем, а вот будем ли их исполнять — это вопрос…»
* * *
— Как бы прискорбно это ни звучало, товарищи, но вынужден констатировать: в марте текущего года судьба вашингтонской резидентуры была поставлена на карту! — с пафосом произнёс Кудрявцев и, как опытный актёр-трагик, умолк, выдерживая паузу. Заметив, что вступление не произвело на собеседников ожидаемого эффекта, продолжил уже будничным голосом:
— В прямом и переносном смысле. В прямом — потому что нашему резиденту, генералу Андросову, в марте этого года взбрело в голову установить возле своего кабинета огромную карту Вашингтона. Каждому разведчику, покидавшему посольство, предписывалось отмечать булавкой на карте то место, куда он направлялся. Таким образом, резидент, взглянув на карту, мог в любой момент знать, где находятся его бойцы.
Виктор Черкашин, заместитель Андросова, возглавляющий в резидентуре отдел контрразведки, вернувшись из отпуска, при виде карты пришёл в ужас и бросился в кабинет шефа. Я в это время был на докладе у Андросова и стал свидетелем весьма нелицеприятной сцены.
Черкашин, не обращая внимания на моё присутствие, прямо с порога закричал:
«Станислав Андреевич, если среди наших сотрудников заведётся «крот», то ему нужно будет каждое утро лишь смотреть на карту. И тогда американская контрразведка будет в курсе, где в этот день работают наши люди!»
Перебранка между Андросовым и Черкашиным длилась минут пятнадцать. В итоге Виктор Иванович и я поняли, что резидент не в силах расстаться со своей идеей и будет носиться с ней до полного изнеможения, как обезумевшая от горя мать с мертворождённым ребёнком.
Слова Черкашина оказались пророческими, и очень скоро он сумел доказать резиденту собственную правоту.
Дело в том, что нам известны радиочастоты, на которых работает центральная диспетчерская штаб-квартиры ФБР для поддержания связи со своими сыщиками, находящимися «на маршруте», то есть ведущими слежку за офицерами нашей резидентуры. Прослушивая радиопереговоры диспетчерской со своими «топтунами», подчинённые Черкашина всегда знают, за кем есть «хвост», а за кем нет.
Проанализировав все сводки радиопереговоров американцев, Черкашин пришёл к выводу, что до марта ФБР не знало точно, кто именно из сотрудников посольства является офицером КГБ или ГРУ. Подтверждением тому является следующий факт: когда в какой-либо день ФБР устанавливало слежку за десятью нашими дипломатами, только двое-трое из них оказывались разведчиками.
Однако в марте процент попадания фэбээровцами «в десятку» резко увеличился.
Самое худшее состояло в том, что нередко американские «топтуны» работали на опережение — объявлялись в условленном месте даже раньше наших разведчиков. Объяснение складывающейся ситуации Черкашин нашёл сразу: в резидентуре завёлся «крот», работающий на ФБР.