— Ракета! — докладывает Димыч.
Наше звено взлетает первым. Над аэродромом — шестерка гвардейцев. Балин делает разворот, пристраивается к ним в правый пеленг. Ложимся на курс, набираем высоту две тысячи. За Туапсе землю скрывает сплошная облачность. Потом внезапно обрывается, и мы видим темную ленту дороги.
— Вон они, голубчики, — сквозь зубы цедит Никитин.
По команде ведущего перестраиваемся в боевой порядок — «змейку» — для индивидуального бомбометания. Разворачиваемся вдоль дороги. На земле вспыхивают взрывы, вверх тянутся черные дымные столбы.
— Колонну атакуют наши истребители! — поясняет Панов.
В самом деле, далеко внизу снуют маленькие юркие И-15 и И-16. (После узнали: истребители морской авиационной группы Новороссийского оборонительного района, которой командовал известный в морской авиации генерал Павел Павлович Квадэ.)
На дороге образовалась пробка, началась паника.
— Молодцы «ишачки»! Теперь мы их доделаем, — довольно потирает руки Димыч.
Появились первые разрывы зенитных снарядов. Когда легли на боевой курс, нас уже огородил частокол трасс. У Димыча напряженное, взмокшее лицо. Но вот он нажал кнопку, рванул рукоятку аварийного сброса.
— Накрыли! — в один голос воскликнули Лубинец и Панов.
И тут же:
— Командир! Слева, наперерез — группа «мессеров»!
— Доложи ведущему!
Уходим в облачность. «Мессершмитты» проскакивают, не заметив нас.
Группа Стародуба подошла к цели под самой кромкой облаков, машины резко выделялись на их фоне. Вся мощь [78] зенитного огня обрушилась на них. Группа пробилась сквозь заградогонь, отбомбилась. Но тут появились «мессеры». Отбиваясь прицельным огнем, не нарушив строя, девятка крыло в крыло ушла к линии фронта.
Дома, после проявления пленки, узнали: наша девятка уничтожила четырнадцать автомашин и тягачей, вторая — восемь автомашин и несколько танков. С нашей стороны потерь не было, если не считать повреждений, довольно, впрочем, значительных.
И снова полеты, полеты…
21 августа из Москвы прилетел военком Управления ВВС ВМФ дивизионный комиссар Владимир Алексеевич Алексеев. На встречу с ним на нашем излюбленном месте под "табачным навесом" собрался весь полк. Чисто выбритый, в безукоризненно пригнанной, отутюженной форме, дивкомиссар говорил спокойно, неторопливо, каждым словом внушая уверенность в несомненных и скорых переменах к лучшему. Со всей беспощадностью проанализировал причины неудач на юге, рассказал о мерах, принимаемых Верховным Главнокомандованием, посвятил нас, насколько это было возможно, в планы готовящегося контрнаступления.
Затем завязалась живая, непринужденная беседа. Комиссару задавали десятки самых различных вопросов, он отвечал терпеливо и откровенно.
— Товарищ дивизионный комиссар, — обратился один из летчиков, — у нас многие сделали более чем по семьдесят боевых вылетов. По положению должны присвоить звание Героя. Почему не присваивают?
Алексеев подумал, вспоминая о чем-то своем.
— В Севастополе, — сказал тихо, — в госпитале, в подвале, мне тоже задали трудный вопрос… Матрос один, весь израненный. "Почему, — говорит, — лишаете меня права умереть вместе с друзьями на Малаховом кургане, в бою? Почему эвакуируете на Большую землю?" Ваш вопрос легче. Сами сказали — многие. Героизм стал массовым, и в этом залог нашей победы. Приходится выбирать героев из героев. Думаю, обижаться на это не стоит. Вот начнем наступать, будут и награды. Думаю, зачтется и то, что сейчас не зачлось. Согласитесь, не очень-то ловко отступающих награждать. А отступать с наградами — и тем более. — Комиссар переждал нерешительные смешки, [79] выдержал небольшую паузу. — Бейте, товарищи, врага еще крепче. А Родина не забудет ваших подвигов и заслуг!
Вскоре после этого к нам в полк назначили нового военкома — батальонного комиссара Алексея Карповича Свиногеева. С его появлением партийно-политическая работа заметно оживилась. Особое внимание стало уделяться обобщению и распространению боевого опыта лучших воинов. Новый комиссар постоянно находился среди личного состава, знал его чаяния, настроения. Теплое слово в нужную минуту, дельный ненавязчивый совет помогали людям одолевать трудности, быстрее овладевать новыми приемами боя.
"Мессер" пошел вниз
Шли ожесточенные бои на новороссийском направлении. 22 августа немецко-фашистским войскам удалось захватить станицу Неберджаевскую и железнодорожную станцию Нижне-Баканскую. Гитлеровское командование стало спешно сосредоточивать силы для решающего прорыва к Новороссийску.
24 августа день выдался жаркий, в голубом небе ни облачка.
Майор Ефремов объявил приказ:
— Нанести удар по скоплению противника в северной части Неберджаевской. Первую девятку ведет Стародуб, вторую — Балин. Я лечу со второй группой. Действуем совместно с пятым гвардейским и сороковым авиаполками. Противник усилил противовоздушную оборону, над районом сосредоточения его сил дежурят истребители…
Это был уже третий боевой вылет за сегодняшний день. Первые два оказались результативными, однако и мы потеряли один самолет.
Сложность бомбежки механизированных колонн на марше заключалась в том, что от момента их обнаружения до нанесения удара иногда проходило до двух-трех часов. За это время противник успевал не только значительно передвинуться, но и порой изменить направление марша. Его приходилось искать. А значит, и прежде времени обнаруживать себя. Это значительно снижало эффективность ударов: колонны успевали рассредоточиться, живая сила — рассеяться и укрыться. [80]
Однако на этот раз повезло. Подлетаем к Неберджаевской — на дорогах пусто. Присматриваюсь к местности. Вдруг вижу: вся северная окраина станицы — обочины дороги, колхозный сад, дворы — сплошь забита техникой и пехотой. Даю целеуказание, девятка выстраивается «змейкой». Димыч прилип к переднему блистеру кабины, напряженно следит за ведущим: как только бомбы оторвутся от его фюзеляжа, мы начнем сбрасывать свои. Справа от меня сквозь плотный заградительный огонь уверенно летит Сорокопудов. Выдержка железная! Машина идет, как по струне. Вот ведущий открыл люки, небольшой доворот…
— На боевом! — командует штурман.
Бомбардировщики летят среди ураганного огня. Вижу, как от машин Балина и Сорокопудова отделились весомые черные капли. Наша очередь…
— Пошли, родимые! — ласково шепчет Димыч.
Бросаю беглый взгляд вниз: дымные кусты распускаются именно там, у дороги, в саду, у стогов и навесов…
Вдруг слышу дробь своих пулеметов. Инстинктивно прижимаюсь к машине комэска. В шлемофоне торжествующий голос:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});