Но главное веселье началось, когда мы открыли нитро. Я имею в виду нитрометан, заменитель бензина, который произвел настоящую революцию. Сначала мы думали, что нитро — это страшная взрывчатка, и перевозили его в специальных оплетенных бутылях для кислот, завернутых в кучу тряпок.
— Отойдите в сторону! — кричали мы. — Это может взорваться в любую минуту!
Наши вопли наводили ужас на соперников до тех пор, пока они сами не открыли секрет нитро. А потом мы обнаружили, что нитро портит двигатели, и стали разбавлять его стандартным горючим — пополам. Но оно все равно давало нам кучу преимуществ, кроме того, мы день и ночь возились с нашими машинами и постепенно приближались к заветной цифре — 150 километров в час.
Я помню, как однажды Хоакин заявил:
— Знаешь, папаша Оби, скоро мы будем носиться по трассе, совсем как эти треклятые НЛО, о которых все только и болтают.
Я никогда не чувствовал себя настоящим членом команды «Разбойников на бобах». Не носил уродскую клубную футболку с дурацкой картинкой, изображавшей фасолину в сомбреро и маске, да еще на колесиках. И никогда не выходил с ними на линию старта, которую они называли «Рождественская елка», чтобы принять участие в официальных соревнованиях. Думаю, главная причина — возраст.
Когда я вернулся из армии, мне исполнилось двадцать шесть, а к 1951 году я пересек широкую красную черту тридцатилетия. Хоакин и все его приятели были намного моложе. Им нравилось дразнить меня, называя «папаша Оби» и прочими идиотскими прозвищами. Впрочем, надо отдать им должное: они никогда никого не унижали. И вообще им было плевать и на возраст, и на национальность. Несмотря на то, что большинство из них были испанцами, они совершенно спокойно приняли в свои ряды англичанина, ливанца, японца и филиппинца. И меня бы взяли, не задумываясь. Но нас занимали разные проблемы. Их интересовали только гонки. Я же имел собственное дело, а также подумывал — правда, не слишком определенно — о том, чтобы жениться на Эрминии и наконец остепениться.
Впрочем, я проводил с «Бобами» много времени и ни разу не почувствовал, что они меня сторонятся. В 1951 году практически каждые выходные я садился за руль «Тигра» и отбивал себе задницу, накручивая бесконечные круги по высохшему дну озера, заезд за заездом. Я вдыхал вонючие пары нитро, пока у меня не начинали слезиться глаза и щипать в носу, радовался, когда мне удавалось кого-нибудь победить, и горевал, когда проигрывал, а потом придумывал, что нужно подправить в моем любимом автомобиле, чтобы в следующий раз обязательно добиться успеха.
Да, такими были моя жизнь и мои радости, и временами мне казалось, что так будет всегда.
Но тут появились Космический Пес и Стелла Звездоокая.
В субботу днем казалось, будто солнце над старым взлетным полем жарит сильнее обычного, даже для Калифорнии. С полудня до трех часов я выпил шесть банок апельсиновой газировки, несколькими глотками размочив маисовые лепешки, которые мы купили у лоточника на шоссе Пасифик-Коуст, по дороге в Парадиз-Меса.
Мы с Эрминией сидели, свесив ноги, в одном из пустых трейлеров для перевозки похожих на взбесившиеся чудовища гоночных машин, которые никто в здравом уме никогда не принял бы за продуктовые фургоны и не пустил бы на улицы города, и пытались хоть как-то спрятаться от солнца под холщовым навесом, растянутым на четырех шестах. Так получилось, что въезд на поле видели только мы. Все остальные прятались под козырьками или следили за гонкой между Хоакином и каким-то парнем из Помоны. Хоакин сидел за рулем модели «29-А» с двигателем от «меркурия», а гонщик из Помоны — вывел на старт переделанный «виллис».
Именно в этот момент и появилась машина, каких до сих пор мне видеть не приходилось.
Она была новее цветного телевизора. Такой автомобиль мог бы сконструировать Раймонд Лоуи через пятьдесят лет для Всемирной ярмарки 1999 года. Низкий, обтекаемый, серебристого цвета, с дымчатыми стеклами, скрывавшими салон, он мчался на узких шинах невероятного золотого цвета и при этом производил не больше шума, чем подводная лодка, но, глядя на него, становилось ясно: перед тобой могучий зверь, которого невероятно трудно держать в узде.
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я вскочил на ноги и отшвырнул недопитую банку с газировкой. На Эрминию автомобиль не произвел никакого впечатления, и она продолжала преспокойно потягивать через соломинку свой апельсин.
Теперь я думаю, что именно в тот момент в наших отношениях и произошел перелом — когда Эрминия не смогла оценить великолепия этой невероятной машины.
Автомобиль притормозил в нескольких ярдах от меня. С двух сторон открылись двери.
Мне показалось, что они просто исчезли — так плавно скользнули в корпус автомобиля.
Сначала наружу выбрался водитель; вслед за ним, с другой стороны, появилась пассажирка.
Высокий тощий парень, шести футов ростом, он был одет в гавайскую рубаху дикой расцветки, с цветами, гитарами, досками для серфинга и пальмами, которые переплетались друг с другом, создавая и вовсе немыслимые картинки. Рубашку дополняли ярко-зеленые поплиновые штаны и сандалии, из которых торчали голые пальцы. Лицо незнакомца украшали роскошные цыганские усы и хилая бородка, а еще я обратил внимание на совершенно голый череп. Глаза диковинного гонщика скрывали темные очки.
Да, и еще кожа. Я не раз слышал выражение «оливковая кожа», но на самом деле имелась в виду просто смуглая. У этого же парня она была действительно оливковой — иными словами, тускло зеленого цвета, как у присыпанных пылью листьев эвкалипта.
Я пялился на необычную машину и ее водителя, а потом, словно случайно, увидел пассажирку.
Когда я служил в армии, я просто обожал комиксы, которые наши заботливые офицеры благородно поставляли нам, простым служакам, в огромных количествах. Ее звали Зенитчица Эйми, а художника — я запомнил его имя — Билл Уорд. Знаете, парни, надо отдать ему должное, красоток он рисовал классно! Даже на бумаге Зенитчица Эйми казалась такой соблазнительной и реальной (хотя, если честно, сомневаюсь, что на свет когда-либо появлялась крошка, похожая на нее), что сразу же хотелось ее облапать. Особенно, если ты сидел в окопе, да еще темной ночью.
Вернувшись домой, я пару раз видел рисунки Уорда. Он выпустил смешную книжку, где главную героиню звали Искорка, и должен вам сказать, что он стал рисовать еще лучше. Искорка выглядела раз примерно в десять роскошнее Зенитчицы Эйми, будто художник взял и соединил вместе сразу шесть красоток.
Девушка, выбравшаяся из машины, была родной сестричкой Искорки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});