Иногда я жалею, что лишился кофейного столика — как-никак семейная реликвия. И пока он у меня оставался, делать деньги было так легко, что жизнь казалась сладким сном. Но все-таки хорошо, что босс разбил его и сжег. Если бы он сохранил его на время, то безусловно выяснил бы, что это был самый обычный столик, а купюры изготовлял я, пока они тупо пялились в деньги. Причина заключалась в моих предках, исключительно моих. Но то, о чем они не знают, вреда им не причинит. Я сдержал свое обещание. Однако я не давал обещания не сотворять дубликаты чего-либо другого.
В настоящее время немало людей занимаются поисками и реставрацией автомобилей старых моделей. В будущем году я поеду во Францию присмотреться к «бугатти», модель 51. Двадцать лет назад одна машина обходилась в сорок тысяч долларов, а теперь их сохранилось всего четырнадцать. Типчик по имени Парди, живущий в Нью-Йорке, заплатит, насколько мне известно, приличную сумму за пятнадцатую. А в Европе я, кроме того, изучу в музеях редкие марки и монеты. Мне говорили, что это тоже очень выгодное дело — абсолютно законное и куда более прибыльное, чем сочинение рассказов, вроде этого.
Перевела с английского Ирина ГУРОВА
Пол Ди Филиппо
Нейтриновая тяга
Я знаю, почему Солнце не работает так, как, по мнению ученых, должно работать.
Мы с парнем, который называл себя Космический Пес, все там попортили, когда в 1951 году организовали ту клятую автомобильную гонку. Причем должен вам сказать: именно тогда я понял, что такое адская топка.
Я никому не рассказывал о нашем последнем поединке, на который мы сговорились, чтобы уладить наши разногласия. Да и кто бы мне поверил? Космический Пес не вернулся на Землю и не мог подтвердить мои слова. А свидетелей не было, кроме Стеллы Звездоокой. А она вообще никогда ничего не говорит, даже прожив со мной пятьдесят лет.
Но теперь, когда я состарился, когда того и гляди врежусь в Великую Стену Смерти, я решил, что пришла пора рассказать о том, как все было на самом деле. На случай, если вдруг машина Космического Пса начнет пожирать Солнце или того хуже.
Я демобилизовался в 1946 году и вернулся домой в Сан-Диего, где открыл автомастерскую на те несколько сотен долларов, что мне удалось скопить, и вложив умения, которыми щедро наградила меня армия взамен того, что мне старательно поджаривали задницу в котлах военных действий по всей Европе. «Выполняем любые индивидуальные заказы», владелец Обдалио Бенитес — это я. Мне удалось сделать из дерьма довольно прибыльное предприятие, которое приносило стабильный доход. Я превращал старые «кадиллаки» и «линкольны» в катафалки для местного похоронного бюро. Мне не раз приходилось задумываться над тем, как забавно сложилась моя судьба, ведь по ночам меня преследовали кошмары, в которых на голову сыпался злой свинцовый дождь, а вокруг текли реки крови. Разумеется, я просыпался с дикими криками, весь в поту. Стоило одной из сотни пуль отклониться в сторону всего на пару дюймов, меня бы самого прокатили на катафалке — если бы осталось что катать.
Первым, кого я нанял себе в помощники, был юный Хоакин Арнетт.
Да-да, вы не ослышались: именно Хоакин Арнетт, легендарный вожак «Разбойников на бобах», банды латиноамериканских полукровок, которые начали с того, что промчались, словно разъяренное племя ацтеков, по гоночным трассам Калифорнии, а закончили тем, что завоевали целую кучу престижных наград, обставив не одну высококлассную команду страны. К тому времени, когда в 60-х Хоакин решил завязать с гонками, оказалось, что он собрал больше трофеев и наград, чем любой из его соперников, а также вырастил двоих сыновей, с энтузиазмом продолживших его дело.
Но тогда, в сороковых, об этом еще никто не знал. Я нанял на работу тощего, улыбчивого и ужасно энергичного парня, с кожей чуть светлее моей, репутацией, которую ему еще предстояло создать, и маниакальной страстью к машинам и гонкам.
Сначала Хоакин собирал на помойке разные детали и приводил их в порядок. Водить он научился в девять лет. К моменту, когда он поступил ко мне на работу, Хоакин уже несколько лет занимался машинами — делал из кусков железа рамы, латал днища и капоты. Стоило ему добраться до моего оборудования, как он чуть с ума не сошел. Старые развалюхи, с которыми он возился в свободное время, носились по улицам и гоночным трассам быстрее ветра.
С 1948 года Хоакин выступал за клубы «Кукушек» и «Роудстеров» Южной Калифорнии. Но когда подкатил 1951-й, он решил организовать собственную команду. В нее вошли друзья детства — Карлос Рамирес, Эндрю Ортега, Гарольд Милер, Билл Глэвин, Майк Нагем и еще человек двадцать, — они стали называться «Разбойники на бобах», а потом, благодаря стараниям болельщиков, постепенно трансформировались в «Бобы» — имя, которое команда с гордостью носила, словно национальный символ.
Когда Хоакин только начал на меня работать, я водил жуткое страшилище — древний «паккард-32», купленный мной еще перед войной и честно простоявший на спущенных покрышках в гараже родителей целых пять лет. Тогда мне было в высшей степени плевать на то, в какой машине я езжу. Я считал автомобиль всего лишь транспортным средством, предназначенным для того, чтобы доставлять меня на свидания с Эрминией — Эрминией Рамирес, кузиной Карлоса.
Но, работая бок о бок с Хоакином и наблюдая за тем, с каким восторгом он собирает свои машины, я не мог не заразиться его страстью. Доводка автомобилей и участие в гонках — вот две ядовитых мухи, которые с яростью вцепились в мою задницу и ни за что не желали отпускать. Я и не заметил, как стал проводить все вечера и выходные, зарывшись по локоть во внутренности какого-нибудь «олдсмобиля-40» или «кадиллака». В результате я получал двигатель слишком мощный для городских дорог, но зато неистово жрущий трассу на высохших озерах.
Дело в том, что «Разбойники на бобах» гоняли свои автомобили в нескольких местах: на взлетных полосах старого аэродрома Парадиз-Меса, находившегося за городом, и по дну высохших озер Эль Мираж и Мьюрок — там, где можно не беспокоиться по поводу пешеходов, полиции и светофоров.
Когда я начал накручивать мили на своем новом «олдсмобиле» — ярко-оранжевом, словно тыква, с черными языками пламени по бокам и названием «Тигр», которое я старательно написал на капоте, сначала соревнуясь с «Бобами», а потом и с гонщиками из других клубов, я вдруг обнаружил, что забыл о своих ночных кошмарах. Не совсем, конечно, но достаточно, чтобы не слишком обращать на них внимание. Одного этого было бы достаточно, чтобы я навсегда заболел гонками — однако не следует сбрасывать со счетов и такие вещи, как шум ветра в ушах, скорость, безумное возбуждение и рев двигателя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});