Кейт всегда гордилась тем, что не позволяла субъективным пристрастиям влиять на выносимые ею решения. Но сегодня ей трудно было отрешиться от личных переживаний и беспристрастно отнестись к материалам дела.
Ответчик, скромный на вид человек по имени Вейн Гордон, инженер-программист, год назад проходил по делу о растлении приемной дочери. Его осудили условно сроком на один год. Однако он совершил повторное правонарушение такого же рода и должен был вновь предстать перед судом.
Кейт, как могла, отбивалась от этого дела, но никто из более опытных коллег не захотел им заниматься, и в конце концов дело все равно вернулось к ней.
Она вообще старалась не браться за дела, связанные с детьми. Сегодняшнее судебное разбирательство тяжким грузом давило на ее плечи, пробуждая воспоминания о ее собственных поруганных чувствах и о судьбе родной дочери. Ей вспомнился тот давний день, когда Уэйд Джексон сказал ей, что Томас перед отъездом из города бросил ребенка в какой-то придорожной ночлежке.
Тогда Кейт не помня себя бросилась бежать прочь от непотребной ухмылки Уэйда и остановилась только в дубовой рощице. Она обхватила руками толстый дубовый ствол и стояла так, пока не поборола свою бессильную ярость.
Уэйд все выдумал, твердила она про себя. Он просто решил отомстить за то, что она ему отказала. В нем говорила зависть и ревность.
Но ей не удалось себя убедить. Вернувшись домой, она долго стояла у окна своей убогой комнатенки и смотрела, как в стекло хлещет осенний дождь; ее мучило чувство неизбывной вины и страха: а вдруг Уэйд и в самом деле сказал правду? Кейт решила узнать у нового священника адрес Томаса и попытаться разыскать Сэйру. Трудно было поверить, что Томас способен на такую низость.
Что бы там ни болтал Уэйд… Она потеряла и единственную любовь, и новорожденную дочь. Ее раны не заживали, но в душе начало закипать бешенство: она осознала, что Томас никогда не любил ее, он только притворялся, чтобы добиться своего.
— Кейт! — Неожиданный оклик вернул ее к действительности.
В дверях стояла Лесли Стрингер, секретарь суда.
— Извините, я, кажется, не вовремя, — деликатно сказала она.
— Нет-нет, очень хорошо. Просто я витала в облаках.
— Мне казалось, за вами такое не водится.
Кейт слегка смутилась:
— Да, действительно.
Лесли взглянула на нее с любопытством, словно ожидая разъяснений. Но Кейт не стала продолжать, и Лесли перешла к делу:
— Вам пора в зал заседаний.
Кейт протянула руку и взяла судейскую мантию.
— Скорей бы развязаться с этим делом.
— Да уж. — Лесли сделала паузу. — Этому гаду надо яйца оторвать.
Кейт вытаращила глаза, потом рассмеялась:
— Лесли Стрингер, стыдитесь!
Лесли вспыхнула, но не извинилась:
— Это было бы по справедливости.
— Такое решение избавило бы суд от множества затруднений, но, к сожалению, это выходит за рамки моих полномочий.
В кабинете воцарилось молчание. Кейт набросила мантию и застегнула все пряжки, потом подняла голову и застыла, глядя в пустоту.
— Что с вами? — встревожилась Лесли. Кейт едва заметно улыбнулась.
— Все в порядке. Давайте начинать, чтобы поскорее закончить.
XIV
— Встать, суд идет! — судебный пристав Бен Эпплгейт громким простуженным голосом возвестил о начале заседания.
Кейт открыла дверь и размеренным шагом подошла к ступеням, ведущим к судейскому креслу.
— Окружной суд сто шестьдесят пятого округа под председательством достопочтенной Кейт Колсон начинает свое заседание, — возгласил Бен. — Прошу садиться.
Немногочисленные присутствующие подчинились его команде. Все взгляды были устремлены на Кейт.
— Слушается дело номер 14432: штат Техас против Вейна Гордона. Рассматривается ходатайство о замене условной меры наказания тюремным заключением. Обвинение готово к слушанию дела?
Государственный обвинитель Фрэнк Парнелл поднялся со своего места. Он, как обычно, вылил на себя слишком много одеколона, и Кейт чуть не закашлялась от удушающего запаха. Может быть, Парнелл стремился таким образом отвлечь внимание от своей лысой головы и тучной приземистой фигуры. Однако в профессиональном отношении его действия всегда были безукоризненны. Он занимал пост заместителя окружного прокурора.
— Обвинение готово, ваша честь, — сказал Парнелл, вытирая лоб белоснежным платком.
— Защита готова к слушанию дела? — спросила Кейт.
Встал адвокат Альберт Лофтин. Внешне он был полной противоположностью Парнеллу: молодой, светловолосый, видный. И скользкий, отметила про себя Кейт, слушая его вкрадчивый голос:
— Защита готова, ваша честь.
— Итак, — Кейт посмотрела на одного, потом на другого, — желают ли стороны заслушать формулировку ходатайства о замене условной меры наказания тюремным заключением?
— Нет, ваша честь, — отозвался Лофтин.
Кейт обратилась к ответчику:
— Ваше имя Вейн Гордон?
— Да, мэм.
— Мистер Гордон, вы понимаете сущность рассматриваемого дела?
— Да, ваша честь, — ответил за него Лофтин. — Мой клиент был осужден условно, а теперь штат ходатайствует об отмене пробации.
— Мистер Гордон, известны ли вам основания для возбуждения дела о нарушении условий пробации? — Кейт говорила негромко, но отчетливо, глядя прямо на ответчика. Этот высокий сутулый человек понуро смотрел в пол. Он так и не поднял на нее глаз.
— Вам понятен вопрос?
— Да, мэм.
— Как вы расцениваете предъявленные вам обвинения?
— Я не виноват.
Кейт нахмурилась.
— Считаете ли вы предъявленные обвинения обоснованными или необоснованными? Говоря, что вы невиновны, утверждаете ли вы, что обвинения в нарушении условий пробации необоснованны?
— Да, мэм, — сказал Гордон.
— Понимаете ли вы, что штат ходатайствует о замене пробации, то есть условного наказания, тюремным заключением? — спросила Кейт, борясь с нарастающим раздражением. — Для этого не требуется проведение нового слушания с участием присяжных.
Ответчик по-прежнему не смотрел ей в глаза.
— Ясно, мэм.
— Значит, вы это понимаете. Но при этом утверждаете, что обвинения в повторном правонарушении во время пробации необоснованны. В связи с этим вы требуете от штата доказательств вашей вины. Это так?
— Так, мэм.
— Есть ли у вас вопросы по организации слушания?
— Нет, мэм.
— Ваш адвокат назначен судом. Удовлетворены ли вы его кандидатурой?
— Да, мэм.
— Суд готов заслушать свидетелей.
— Защита готова, ваша честь, — сказал Лофтин.