— Что случилось? — спросил он друга.
— Поздравь меня, Пустула, — ответил Цезарь-младший звенящим голосом. — Я — новый фламин Юпитера!
— Ну и ну, — только и выговорил Марций, которого Цезарь-младший называл Пустулой — «пузырем»; прозвище это закрепилось за ним с раннего детства, поскольку он всегда был очень маленьким. — Вот ведь позорище, Павон.
Марций попытался вложить в эти слова как можно больше симпатии. У Цезаря-младшего тоже было прозвище: Марций придумал его после того, как однажды матери устроили для них и их сестер пикник на Пинцийском холме, где среди цветущего миндаля и ковра нарциссов расхаживали павлины, потряхивая пышными хвостами. С самого юного возраста у Цезаря появилась важная походка — такая же, как у павлина, и так же, как павлин, он любил охорашиваться.
Цезарь присел на корточки рядом с Гаем Марцием, изо всех сил сдерживая слезы. Все более отчетливо осознавал он безвыходность своего положения, и гнев уступал место грусти.
— А я надеялся получить венец из трав, будучи моложе, чем даже Квинт Серторий, — пожаловался Цезарь своему другу. — Я хотел стать величайшим полководцем в истории — более великим, чем сам Александр! Я рассчитывал стать консулом большее число раз, чем Гай Марий. Я собирался сделать свое величие безграничным!
— Ты обретешь свое величие как фламин Юпитера.
— Но не для себя. Люди уважают саму эту должность, а не того, кто ее занимает.
— Пойдем, — вздохнул Марций, — и поищем Луция Декумия.
Предложение было как нельзя кстати, и молодой Цезарь с живостью поднялся.
Пройдя через апартаменты Марция, они вышли на Малую Субуру и поднялись вдоль этой стороны здания к большому перекрестку на углу Малой Субуры и улицы Патрициев. Здесь, у острого угла треугольной инсулы Аврелии, находилась таверна, в которой вот уже двадцать лет безраздельно царил Луций Декумий. Он и сейчас находился там, разумеется. С Нового года он никуда не выходил, за исключением тех случаев, когда требовалось сопровождать Аврелию или ее детей.
— Неужели это Павон и Пустула? — приветливо воскликнул он, поднимаясь из-за стола, находившегося в глубине помещения. — Немного вина в вашу воду, а?
Ни Цезарь-младший, ни Марций еще не знали вкуса вина, а потому затрясли головами и плюхнулись на скамью напротив Луция Декумия, пока он наполнял два кубка водой.
— Ты выглядишь угрюмым. Зачем ты ходил к Гаю Марию? Что случилось? — спросил смотритель перекрестка Цезаря-младшего, и его проницательные глаза наполнились любовью.
— Гай Марий назначил меня фламином Юпитера.
Наконец-то мальчик дождался той реакции, которой так сильно желал. Луций Декумий был ошеломлен, а затем пришел в ярость:
— Мстительный старый демон!
— Вот именно.
— Если бы ты наблюдал за ним все эти месяцы, Павон, тебе удалось бы узнать его так же хорошо, как мне. Он именно мстительный старый демон. Он вовсе не дурак, пусть даже у него голова треснула изнутри.
— Что мне делать, Луций Декумий?
Довольно долго хозяин таверны не отвечал, задумчиво покусывая губы, после чего остановил пронзительный взгляд на лице Цезаря и улыбнулся.
— Ты поймешь это позже, Павон. Из-за чего ты хандришь? Никто лучше тебя не умеет организовать интригу или составить план. Ты заглядываешь в собственное будущее и не боишься его! Почему же сейчас ты так потрясен? Ведь это только удар, мальчик, и больше ничего. Я знаю тебя лучше, чем Гай Марий. И думаю, ты найдешь выход. Кроме того, молодой Цезарь, ведь это Рим, а не Александрия. И здесь всегда найдутся законные выходы из любой ситуации.
Гай Марций Пустула сидел молча и слушал. Его отец занимался делами и заключал различные сделки, так что он знал об этом лучше, чем кто-либо другой. И тем не менее… Дело Юлия Цезаря было куда более значительным, нежели какие-то там контракты и законы. Жречество храма Юпитера — превыше всех легальных лазеек, поскольку оно старше, чем законы Двенадцати таблиц, и Цезарь Павон слишком умен и начитан, чтобы не понимать этого.
Луций Декумий — тот наверняка это знал. Но, более чувствительный, чем родители Цезаря, он догадывался, как необходима сейчас молодому Цезарю хоть маленькая надежда. Иначе парень мог просто броситься на меч, к которому ему будет запрещено прикасаться. Гай Марий наверняка знал, что Цезарь-младший не относится к тому типу людей, которые годятся для фламината.
Он был необычайно суеверным мальчиком, но религия тяготила его. Ограниченный таким количеством правил и обычаев, он бы просто погиб. И он вполне способен был убить себя, чтобы избежать этих угнетающих его правил.
— Я должен жениться завтра утром, прежде чем пройду обряд инаугурации, — объявил Цезарь-младший.
— На Коссутии?
— Нет, не на ней. Она недостаточно хороша, чтобы быть фламиникой, Луций Декумий. Я бы женился на ней только ради денег. Но как фламин Юпитера я обязан жениться на патрицианке. И они намереваются всучить мне дочь Луция Цинны. Ей всего семь лет.
— Но тогда это не имеет значения, не так ли? Лучше семь, чем восемнадцать, маленький Павон.
— Согласен, — кивнул мальчик, поджав губы, — и ты прав, Луций Декумий. Я обязательно найду выход!
Но события следующего дня разворачивались так, что ему самому это обещание показалось несерьезным: Цезарь-младший понял, какую хитроумную ловушку приготовил ему Гай Марий. Все боялись ходить пешком из Субуры на Палатин, но за предшествующие восемнадцать часов там была проведена грандиозная уборка. Луций Декумий сообщил об этом Цезарю-младшему, когда они спорили, как лучше добраться до центра города. И разумеется, эта уборка была проведена не ради Цезаря-младшего, который и так уже приготовился к самому худшему, а ради его матери и двух сестер.
— Как сказали мне «бардаи», твой малыш — не единственный, кто женится в это утро, — говорил Луций Декумий Цезарю-старшему. — Прошлой ночью Гай Марий вызвал в Рим Мария-младшего — для свадьбы. Старикана прежде не особо заботило, увидит ли кто весь этот беспорядок, но для собственного сына он постарался. Мы вполне можем выйти на Форум. Головы уже убраны, кровь смыта, тела вынесены. Как будто этот бедный юноша не догадывается, что творит его отец!
Цезарь с благоговейным страхом посмотрел на маленького человечка.
— Ты действительно договорился с теми ужасными людьми?
— Разумеется, я это сделал! — презрительно сказал Луций Декумий. — Шестеро из них были — и, надеюсь, до сих являются — членами моего братства.
— Понимаю, — сухо ответил Цезарь. — Ну, тогда пойдем.
Свадебная церемония в доме Луция Корнелия Цинны являлась confarreatio, союзом на всю жизнь. Крошечная невеста, крошечная даже для своих лет, была совершенно невзрачной. Нелепо и ярко украшенная в шафран, она вела себя во время церемонии как одушевленная кукла. Когда покрывало было поднято, молодой Цезарь увидел, что девочка рябая. На детском лице выделялись огромные темные глаза. Пожалев ее, молодой супруг улыбнулся с тем обаянием, которое знал за собой, и был вознагражден обожающим взором.
Новобрачные дети, ставшие мужем и женой в те годы, когда большинство их сверстников еще играют в игрушки, были сопровождены на Капитолий в храм Юпитера, чья статуя бессмысленно улыбнулась им со своего пьедестала.
Там уже находились другие новобрачные. Старшая сестра Циннилии, Корнелия Цинна, днем раньше была поспешно выдана замуж за Гнея Домиция Агенобарба. Эта поспешность объяснялась не совсем обычной причиной: Гней Домиций Агенобарб надеялся спасти свою голову, женившись на дочери союзника Гая Мария, которая ему и так была обещана. Марий-младший, прибывший вчера затемно, на рассвете этого дня женился на дочери Муция Сцеволы, великого понтифика, которую звали Муция Терция, — младшей из сестер. Ни одна пара не выглядела счастливой. Это особенно относилось к Марию-младшему и Муции Терции, которые никогда до этого не встречались. У них даже не появилось возможности поближе узнать друг друга, поскольку Марию-младшему приказано было вернуться к своим обязанностям на следующий день после того, как все церемонии будут завершены.
Разумеется, Марий-младший знал о жестокости своего отца и вполне ожидал, что она захлестнет Рим. Гай Марий встретился с сыном в своем лагере на Форуме. Между Мариями состоялся очень короткий разговор.
— Передай Квинту Муцию Сцеволе, что на рассвете ты женишься на его дочери, — сказал старый Марий. — Прости, но меня там не будет, я слишком занят. Ты и твоя жена приглашены на инаугурацию нового фламина Юпитера, это очень важное событие; а затем вы отправитесь на пир в его дом. Когда же все закончится, ты вернешься к своим обязанностям в Этрурии.
— Стало быть, у меня не будет возможности выполнить свои супружеские обязанности? — спросил Марий-младший, пытаясь изобразить легкомыслие.