– Ты чего? – недовольно спросил Хорн.
– Да чем-то… по голове т-треснуло.
Глувилл и Хорн одновременно посмотрели на его голову. Хорн тут же резко присел и выдернул из-за пазухи большой двуствольный пистолет. А Глувилл остался стоять, недоуменно уставившись на короткую стрелу. Эта стрела торчала прямо в голове Колбайса, чуть повыше уха. Поражало, что верзила при этом оставался в полном сознании. Глувилл успел подумать, что может быть и вправду в голове у бубудусков нет мозгов.
– Чего там у меня, а? – беспокойно спросил Колбайс.
Не дождавшись ответа, он поднял руку, потрогал стрелу. И тут ему стало плохо. Колбайс закрыл глаза и сполз на пол. Хорн тут же наугад выпалил из своего пистолета, потом вскочил и бросился бежать. Но уже через несколько шагов споткнулся, взмахнул ручищами и рухнул в поток нечистот. Глувилл с отрешенностью подумал, что эти подручные бубудумзела, видимо, были хороши только там, где не встречали сопротивления.
В тоннеле, где еще гуляло пистолетное эхо, тихо, но отчетливо прозвучало:
– Глувилл! Без глупостей… Слышишь меня?
– Слышу, – пересохшим языком ответил Глувилл.
– Когда ты должен вернуться к Керсису?
– Вечером. Точное время не назначено.
– Очень хорошо. Значит, у нас оно есть. Сейчас ты вытолкнешь оба трупа из тоннеля наружу. Пусть плывут.
– Но… там же их увидят, – торопливо сказал Глувилл. – Опознают…
– Не скоро. Хвала Поммерну, в бухте сейчас много чего плавает.
Глувилл покорно исполнил требуемое. Хорн и Колбайс отправились в свое последнее плавание. А в своде тоннеля открылось темное отверстие. Оттуда, разматываясь, выпала веревочная лестница.
«Потолок, потолок надо было простучать, – запоздало подумал Глувилл. – А не эти дурацкие стены».
И тут же понял, что и простукивание потолка не помогло бы. По той простой причине, что эпикифор выжил. Это очень многое меняло. Эпикифор выжил, он восстанавливал силы, и по мере восстановления делался все опаснее. Эпикифор их ждал, он все рассчитал заранее. А уж рассчитывать великий сострадарий мог получше кого бы то ни было во всем ордене. Глувилл знал об этом отнюдь не понаслышке. Без лишних слов он поднялся по лестнице, втянул ее за собой и даже аккуратно смотал.
– Умница, – похвалил эпикифор. – А теперь закрой люк.
Тяжеленный на первый взгляд каменный блок легко сдвинулся и встал на свое место. Глувилл нерешительно поднял глаза.
* * *
Он оказался в низком, высотой не более двух метров, но довольно длинном помещении. В наружной стене, обращенной к бухте, имелось два квадратных отверстия, через которые проникали свет и воздух. Вонь тут почти не ощущалась. Во всяком случае, морем пахло сильнее. И еще дымом из коптящего неподалеку Сострадариума.
– Ну, здравствуй, Глувилл, – сказал эпикифор. – Обрат ты мой любезный…
Он полулежал на чем-то вроде топчана у дальней стены, был очень бледен, говорил тихо, арбалет держал левой рукой, а правая неподвижно покоилась на коленях. У его ног лежали еще два разряженных арбалета, – очень популярное среди сострадариев оружие. Еще два, но заряженных, стояли рядом.
– Почему только Колбайс и Хорн? Почему вы не убили меня? – все еще сухим языком спросил Глувилл. – Я это заслужил… ваша люминесценция.
– Конечно. Еще как заслужил. Я допускал, что Керсис попытается устроить мне Ускоренное Упокоение. Но не ожидал этого от тебя, Глувилл. Разумеется, не потому, что ты слишком уж честный или преданный. А потому, что тем самым ты подписал бы приговор и себе. Вот этого… апчхи! я не предполагал.
Глувилл недоверчиво промолчал. Эпикифор снисходительно усмехнулся.
– Скажи, тебе приказали доставить меня живым или мертвым?
– Мертвым…
– Неужели ты думаешь, что после этого в живых оставили бы тебя? Что, решившись поднять руку на эпикифора Ордена сострадариев, Керсис остановится перед устранением всего лишь коншесса? Неужели ты так наивен, Глувилл?
– Нет, не так наивен. Но у меня не было выбора, ваша люминесценция.
– Почему?
– Керсис грозился расправиться с моей матерью. И сестру еще… про разные мерзости говорил. Потом повел в подвалы и показал… как это делается.
– Понятно, – сказал эпикифор. – М-да. Ты так привязан к родственникам?
– Не очень, ваша люминесценция, – сознался Глувилл. – Но бывает такое… никому не пожелаешь. Особенно старались вот эти двое, – Глувилл кивком головы показал на стену, отделяющую подвал от бухты.
– Колбайс и Хорн?
– Да. Я действительно не ангел, могу и убить. Но эти…
– Да, знаю. Почему же ты не обратился за помощью ко мне?
– А вы бы защитили? Простите, ваша люминесценция. Мне терять нечего. Скажу начистоту: уже тогда, два года назад, многие считали, что Керсис посильнее вас будет. И вовсе не из-за того, что слишком умный, а из-за того, что уж больно лютует. У него ведь на все случаи одно наказание… Только это наказание куда доходчивее действует, чем все те выговоры да порицания, которые вы объявляли за провинности. Жизнь почему-то так устроена, что безопаснее служить опасному господину, чем доброму. Вот я и… того. Сломался.
Глувилл замолчал. Эпикифор молчал тоже. И это продолжалось едва ли не минуту.
– Так что же, – не выдержал Глувилл, – убивать-то меня когда будете?
Эпикифор слабо усмехнулся.
– Если бы я этого хотел, то давно бы уже сделал. Только чего ради? Мы теперь – самые завзятые союзники, обрат ты мой Глувилл.
– Как – союзники? После того, что я…
– После того, что ты.
– Но почему?
– Видишь ли, я еще слаб и без твоей помощи вряд ли уцелею. А ты не слаб, но многого не знаешь и не умеешь из того, что знаю и умею я. Поэтому либо мы вместе уцелеем, либо Керсис убьет нас поодиночке. О сестре и матери теперь можешь не беспокоиться.
– Почему?
– Потому, что Керсису до них нет теперь никакого дела. Ему ведь и в голову не придет, что я могу тебя простить. Убив Хорна и Колбайса… Потому что сам он такого ни за что бы не простил. Керсис вообще прощать не умеет, чтоб ты знал. Следовательно, он решит, что я тебя убил вместе с его охранниками. Для него ты мертв, а мертвым мстить нет никакого смысла. Да и хлопот у него нынче – повыше лысой макушки. Ему сейчас не до какой-то мести, ему сейчас ох, как необходимо удержать власть. Под пушечный шумок, пока Санаций перепуган, пока пожары не угасли, пока не окончилась суматоха… В таких условиях люди жаждут поскорее обрести хоть какого-никакого владыку. Понимаешь?
– Понимаю. Очень даже понимаю.
– Еще вопросы есть?
– Да. А что со мной будет после того, как вы окрепнете?
– Глувилл! Я когда-нибудь не выполнял своих обещаний? Не платил долгов?
– Нет. Чего не было, того не было. Через это и пострадали… Но, виноват, это же я, я вас… чуть не того. Всего несколько часов назад!
Эпикифор взглянул на свою безжизненную руку.
– Помню, конечно. Но готов забыть. Все зависит от тебя.
– Спасибо, – глухо выдавил Глувилл. – Я отработаю. Что нужно делать?
– На полке между оконцами осталось полбутылки шериса. Там же – сухари и солонина. Для начала выпей. Поешь. Скоро потребуются все твои силы.
Глувилла долго уговаривать не пришлось, он так и набросился на еду. И здорово при этом чавкал. Эпикифор устало прикрыл глаза.
– А что, неужели обрата Керсиса можно сбросить? – спросил Глувилл с набитым ртом.
– Можно. Только очень сложно, – не открывая глаз, ответил эпикифор. – Сначала предстоит уцелеть самим. Без этого ничего не получится…
– Да уж, – согласился Глувилл. – Ох, ваша люминесцениция! А вы-то, вы-то почему не едите?
– Не хочу, – через силу усмехнулся Робер. – Аппетит неважный.
И тут Глувилл наконец почувствовал, что краснеет.
* * *
– Хрюмо!
– Я здесь.
– Глувилл не появлялся?
– Пока нет, ваша просветленность.
– Как появится – немедленно ко мне.
– Кхэм.
– Что у тебя?
– Флигель-адъютант из Эрлизора.