Но и уличные беспорядки, и померанцы с их дальнобойной наглостью, и базилевс, и олух Сетран, и даже сам Санаций, – все это отходило на задний план по сравнению с главной, совершенно неожиданной проблемой. Эта проблема оттеснила все. Эта проблема заключалась в том, что тело усопшего эпикифора Робера де Умбрина было невозможно представить Санацию. Потому что оное тело самым необъяснимым образом исчезло.
* * *
Глувилл клялся, что все сделано как надо. Прибежавшая на его вопли стража подтверждала, что видела великого сострадария, лежавшего на ковре без признаков жизни. Факт смерти не колеблясь установили сначала дежурный лекарь Сострадариума, а затем и срочно вызванный личный врач угасшего люминесценция. Тем не менее, факт исчезновения тела тоже отрицать никто не мог.
Гомоякубо быстро установил, что после ухода обоих врачей у кабинета эпикифора была выставлена охрана, и что внутрь никто не входил. Это было сделано по его же, Керсиса Гомоякубо, строгому распоряжению. Бубудумзел желал лично убедиться в смерти своего бывшего шефа и стародавнего врага, а в результате оказался первым, кто обнаружил его отсутствие. Это был сюрпри-из…
Собственно, в способе исчезновения покойника ничего загадочного не имелось. Опытные сыскари Керсиса в два счета простучали стены и нашли потайной ход. Ход вел на узкую винтовую лестницу, а затем – глубоко под землю, к системе канализационных галерей. Но дальше след, естественно, терялся. Загадочным было другое. Кому требовалось похищать труп (или все-таки не труп?) Великого Сострадария? Зачем? Не имея ответы на эти вопросы, бубудумзел имел ответы на вопросы о возможностях, которыми обладали предполагаемые похититель или похитители.
Они были велики. И даже очень велики. Кто-то за срок чуть больше двух часов узнал о смерти де Умбрина. За этот же срок он (они) сумели проникнуть в Сострадариум, унести и спрятать тело. Такое могло быть под силу только могущественному, очень хорошо организованному сообществу. Тайному настолько, что даже глава Святой Бубусиды ничего о нем не слышал. Более того, и не подозревал, что таковое может существовать в стране, где все сферы жизни пронизаны тотальным доносительством, где разве что на самого себя пока не стучат. Похищение казалось совершенно невероятным. К тому же существовало и другое объяснение. Что если эпикифор в очередной раз всех провел, светлейший?
– Хрюмо!
На пороге неслышно возник секретарь.
– Лекарей ко мне, этих самых. Обоих!
Эскулапов тут же доставили. Одного серее другого.
– По каким признакам вы установили смерть его люминесценция?
– От-отсутствие сердцебиений, – пролепетал первый.
– И дых-дыхания, – добавил второй.
– Реакцию зрачков на свет проверяли?
Лекари переглянулись.
– Прощехвосты, – прорычал бубудумзел. – Глаза были открыты?
– Глаза были открыты, – сказал дежурный лекарь Сострадариума.
Личный врач эпикифора отчаянно затряс обвислыми щеками.
– Нет, глаза были закрыты.
– Вот как?
– Совершенно точно. Но… зачем?
Догадливый оказался. Придется убирать, – мимоходом подумал бубудумзел. Впрочем, нет, рано. Пригодится еще для опознания тела эпикифора. Или того, кого ему прикажут считать эпикифором.
– Хрюмо!
– Да?
– Этих – в отдельные камеры. Все разговоры с ними запрещаю.
– Сострадариум горит, обрат бубудумзел. До подвалов пока не дошло, но…
– Что? Все еще горит?
– Так точно. Весь купол и северная сторона здания. Окайники дали несколько прицельных залпов. Произошло больше шестидесяти попаданий брандскугелями, а перекрытия деревянные. На чердаке – архив, сушилка для белья и многовековой хлам. Пожарные рукава обветшали, ведер не хватает. Ну, все как обычно.
Керсис махнул рукой.
– Тогда отправь их… Ну, в Призон-дю-Мар, что ли. Только охрану поставь нашу.
Хрюмо нерешительно кашлянул.
– Обрат бубудумзел! Ворота Призон-дю-Мар разбиты, тюремщики разбежались. Вряд ли порядок там наведут раньше, чем потушат Сострадариум. Быть может, лучше – прямо в Эписумус?
– О, Пресветлый! Хорошо, пусть будет Эписумус. Только не беспокой меня больше пустяками.
Трясущихся лекарей наконец увели, а в голове Гомоякубо застрял вопрос одного из них: но… зачем? Заложив руки за спину, он прошелся по кабинету великого сострадария и попробовал представить, как здесь все произошло.
* * *
Итак, около трех часов назад эпикифор потребовал написать роковой указ о его, Керсиса Гомоякубо, аресте. И Глувилл понял, что настало время для крайних мер. Ему требовалось надеть толстые, буйволовой кожи перчатки, достать из потайного кармана флакон, осторожно вскрыть его и как следует пропитать ядом перо. Да, перед этим еще нужно было написать требуемый указ. Очень кстати эпикифор повернулся тогда к окну, привлеченный удручающей картиной в бухте Монсазо.
И все же Глувилл очень, очень торопился. Дабы не вызвать подозрений, не вспугнуть жертву. Ну, и трясся как собачий хвост, конечно. Без этого он не умеет делать подлости… Вот в спешке перо плохо и пропиталось. Скорее всего, вместо того, чтобы как следует подержать во флаконе, Глувилл просто обмакнул его. И тем самым подарил де Умбрину жизнь, урод… Что ж, обстоятельства мнимой смерти эпикифора начинали становиться понятными. Но его дальнейшее поведение?
В кабинете неслышно возник Хрюмо. В руках он держал перо и бумагу.
– Ордер готов, обрат бубудумзел.
Обрат бубудумзел посмотрел непонимающе.
– Ордер?
– Да, как вы и приказывали.
– Какой ордер?
– На арест командующего флотом Открытого Моря, – с привычной терпеливостью пояснил Хрюмо.
– А, этот. Как там его?
– Василиу.
Гомоякубо глянул в окно.
– Нет. Сейчас не до него. Пускай еще поплавает, адмиралишко. Глядишь, и утопит невзначай какого-нибудь зазевавшегося померанца. Сейчас другое важно… Глувилла ко мне!
Заложив руки за спину, Керсис еще раз прошелся по кабинету.
Явился требуемый Глувилл.
– Вот что, – сказал бубудумзел. – Пораскинь мозгами, не один год знаешь Умбрина. Ты его упустил, ты его мне и найдешь. Иначе…
– Так точно, – пролепетал Глувилл. – Доставлю. Живым или мертвым.
– Живым не надо.
– Так точно. Не надо.
– И не надо, чтобы об этих поисках кто-то знал. Никакого шума-гама! В помощь возьмешь только двух моих личных телохранителей, Хорна и Колбайса. Их вполне достаточно, они умеют делать все, что нужно. Громилы – те еще…
Примериваясь к своей будущей роли, бубудумзел присел в скрипнувшее под ним кресло эпикифора и добавил:
– Помни! Умбрин не мог уползти далеко. Но если потребуется, обшарьте все клоаки Ситэ-Ройяля. К вечеру чтобы труп бывшего эпикифора был здесь, в этом же кабинете, откуда и сбежал! Притащите по той же самой потайной лестнице. Понял ли, обрат мой Глувилл?
– Еще как по-понял…
– Ну, а чего стоишь? Времени мало. Топай!
* * *
Вряд ли они нашли бы эпикифора, если б тот сам этого не пожелал. А произошло все после полудня, когда все трое уже до чертиков наползались по катакомбам. В третий или четвертый раз Глувилл свернул в короткий туннель, ведущий от Сострадариума к берегу бухты.
– Мы здесь уже были, – буркнул Хорн.
– Он не мог уйти далеко. Стучите в стены!
Оба бубудуска привычно принялись колотить по камням рукоятками кинжалов. Работали добросовестно, простукивая каждый свою стену от пола до потолка, поэтому шли медленно. Прошло не меньше часа, прежде чем они добрались до решетки, закрывавшей вход в тоннель со стороны бухты. Померанцы оттуда уже уплыли, пальба стихла, слышался лишь плеск волн. Да с набережной время от времени доносились обрывки разговоров.
Бубудуски достучались до самой арки, с облегчением перевели дух, и Колбайс достал кисет с изрядно отсыревшим табаком. Однако закурить не успел.
– Ох, – сказал он.
Сильно качнулся, схватился за стену, выронил кисет.