Противники принялись кружить по залу. Конан то сжимал, то разжимал свои огромные кулачищи. Ему хотелось броситься на тощего гиперборейца и повергнуть его одним смертельным ударом, но он удерживал себя, понимая, что тонкая палочка, поблескивающая в руке противника, таит в себе какую-то неведомую ему опасность.
Юный Конн так и стоял в окружении колдунов. Внезапно он поднял руку и прокричал что-то по-киммерийски. Язык этот, резкий и гортанный, ни на что не походил,— кроме отца, здесь его никто не знал.
Конан сузил глаза. Мальчик сказал ему, что колдуны бьют своими жезлами по болевым точкам. Словно тигр, Конан ринулся на своего противника и занес правую руку для удара. Колдун взмахнул своей палочкой, метя киммерийцу в локоть.
Конан подставил под удар левую руку, которую тут же пронзила страшная боль, правою же рукой он изо всех сил ударил колдуна в лицо.
Не успело тело колдуна рухнуть наземь, как Конан подхватил его и швырнул в центр зала.
Тело угодило прямо в чашу, до краев наполненную раскаленными угольями. Четверку изумленных магов окатил огненный ливень.
Белые одеянья Лахи вспыхнули, и она пронзительно завизжала. Тот-Амон, прикрывая лицо руками, отшатнулся назад. Маленький камбуджиец споткнулся о ножку трона и рухнул прямо в огненное месиво.
Зал наполнился шумом. Стражи в черных одеждах задвигались, но было уже поздно. Конан метался между ними, сшибая их словно кегли. Страшные удары его огромных кулаков крушили черепа и дробили кости врагов.
Юный Конн тоже не стоял на месте. Отец не зря учил его искусству рукопашного боя. Стоило отцу сойтись с первым противником, как Конн ударил стоявшего рядом с ним колдуна под коленную чашечку. Колдун охнул и упал на пол. Конн ударил его по голове деревянным табуретом и тут же набросился на другого гиперборейца. Не прошло и десяти секунд, как он сразил этим странным оружием четверых врагов.
На каменном возвышении бился в агонии царь Ангкора. Грозно заревев, огромный черный шаман поднял над головой трон и швырнул его в Конана.
Конан прыгнул на пол, и тяжелый трон, просвистев у него над головой, сокрушил добрую дюжину его противников. Не мешкая ни минуты, киммериец взбежал на возвышение и схватил Тот-Амона за горло.
И тут ему помешала старая ведьма. Обезумев от боли, она металась по каменному кругу, полыхая словно факел.
Конан отшатнулся от нее, и в тот же миг Тот-Амон прибег к последнему своему средству.
Зал озарился ослепительной вспышкой изумрудного света. Конан схватил в руки трон Лахи, но было уже поздно — Тот-Амон бесследно исчез.
Конан посмотрел в зал. Повсюду царили сумятица и хаос. Разбросанная по полу солома местами горела. Пол был усеян изуродованными трупами гиперборейцев. Он увидел своего сына, бешено вращавшего над головой тяжелый табурет. Полдюжины колдунов уже лежали на полу, однако круг гиперборейцев, размахивавших своими страшными жезлами, становился все теснее. С десяток колдунов взбежали по ступеням каменного круга; лица их были исполнены решимости.
9. КРОВЬ И ПЛАМЯ
Конан оторвал от земли тяжелую медную чашу, обжигавшую ему пальцы, и метнул ее в колдунов. Чаша смела их с круга. В тот же миг зал вновь наполнился изумрудным огнем. Конан обернулся и увидел, что исчез и черный шаман. Похоже, это колдовство позволяло магам легко преодолевать любые расстояния. Сюда они прибыли тем же способом, в этом можно было не сомневаться.
— Киммериец!
Голос этот заставил Конана вздрогнуть. Он обернулся.
Камбуджиец являл собою нечто жалкое. Его усыпанная каменьями мантия обратилась в перепачканную сажей тряпку. Инкрустированная самоцветами корона свалилась с его головы, открыв бритый череп. Лицо было покрыто ссадинами и волдырями. Однако глаза его смотрели на Конана пристальнее, чем прежде,— взгляд Пра-Юна исполнился страшной силы.
Маг протянул к Конану свою дрожащую руку, и из пальцев его внезапно выплеснулись снопы пламени.
Киммериец охнул. Тело больше не подчинялось ему — казалось, что его погрузили в ледяную воду. Холод сковал его члены.
Скрипя зубами, он попытался силою перебороть внезапную напасть. Лицо его потемнело от напряжения, глаза едва не вышли из орбит. Но все его попытки были тщетными — тело его обратилось в ледяную глыбу, неподвластную человеческим воле и силе.
Лежащий средь угольев камбуджиец заулыбался. Нечестивый огонь вспыхнул в его холодных змеиных глазах.
Не опуская руки, маг стал бормотать слова заклинания.
Сердце Конана пронзила боль. Над ним стала сходиться тьма...
И тут невесть откуда взявшаяся стрела угодила прямо в висок Пра-Юну. Холодные черные глаза погасли.
Тело мага забилось в конвульсиях и наконец замерло. Чары распались, Конан вновь был свободен.
Его окатила волна тепла и силы — тело его вновь вернулось к жизни.
Он поднял глаза и посмотрел в зал. Старый Эрик стоял у стены, в руках он держал тяжелый арбалет. Никогда еще он не стрелял так метко. В зал вбежала дюжина одетых в броню рыцарей и добрая сотня гвардейцев Танасула. Просперо поспел вовремя.
* * *
Близился восход. Конан набросил на плечи сына теплую шерстяную накидку. Руки, обожженные медным котлом, ныли, однако, переборов боль, он посадил сына на коня. Долгая страшная ночь, исполненная крови и пламени, подходила к концу, и конец этот был счастливым. Воины Просперо разгромили вражье воинство, убив всех колдунов до единого. Культ смерти был развенчан, страшной Белой Руки, властвовавшей над Севером, больше не существовало.
Конан обернулся. Из узких оконец Похиолы вырывались язычки пламени. Крыша замка уже обрушилась. Под обломками каменных сводов лежали тела Пра-Юна и Лахи. Разве он не предупреждал Лахи о том, что он, Конан, может стать причиной ее гибели?
* * *
Вернувшись в Танасул, верный Просперо за пару часов поднял воинство и, не мешкая ни минуты, повел его по тропам Гандерланда и Пограничного королевства. Они передвигались так быстро, что, казалось, за ними гонится сотня демонов.
Войско не останавливалось ни днем, ни ночью, все понимали, что малейшее промедление может обернуться для их короля гибелью. И они поспели вовремя. На стенах замка не было ни души — все колдуны были собраны в зале, где происходила встреча величайших магов мира.
Решетка была поднята, а обитые железом створки ворот распахнулись от легкого прикосновения. Слуги Белой Руки слишком презирали людей для того, чтобы запирать врата своего замка. Им была ведома лишь одна реальная сила, и принадлежала она их владычице, великой волшебнице Лахи.