— Рад вас видеть, мисс Грэйнджер, — поприветствовал он оторопевшую ведьму до боли знакомым голосом.
— П–профессор Дамблдор?! — выпалила она, вытаращив глаза. — Ой. Прошу прощения, Papá.
— Чем вновь не угодила тебе Габриэль? — полунасмешливо осведомился Волдеморт.
— Я–а… Да ну, оставим это. Профессор Дамблдор! — Гермиона впилась в портрет пораженным взглядом. — О, я считала, что ваше изображение пропало навсегда!
— Волею Тома, так оно и есть, — развел руками старый директор, добродушно кивая на диковинную цепь, овивающую раму картины.
— Так значит, все эти годы…
— Присаживайся, Кадмина, — прервал ее Волдеморт. — Дамблдор, не стоит лукавить: будто это полотно опустеет, сними я оковы!
— Отнюдь, мой друг. Должен же я следить за тем, что здесь происходит.
— Наблюдать, — поправил Темный Лорд.
— Воля твоя: наблюдать, — легко согласился директор. — Иного мне не остается. Лишь с сожалением наблюдать за тем, что натворил.
Гермиона удивленно подняла брови, а Дамблдор вздохнул.
— Мы многое, увы, до конца понимаем слишком поздно, — печально заметил он.
— Профессор… — Гермиона бросила неуверенный взгляд на Волдеморта.
— Если хочешь, можешь побеседовать с Дамблдором. — Темный Лорд сделал паузу. — Наедине, — снисходительно добавил он. — Когда пожелаешь.
— Это очень великодушно, Том, — иронически заметил директор.
— Некоторые исповеди полезны, — невозмутимо произнес маг в ответ.
— Не думаю, что дойду до исповеди, — прищурился портрет старого директора.
— Ну так выслушаешь ее. Исповедь моей дочери чем‑то будет для тебя приятна.
— Я не… — начала было Гермиона, но умолкла, поймав внимательный взгляд голубых глаз старика.
— Потолковать о заблуждениях, разочарованиях и надеждах, — продолжал Волдеморт, — иногда довольно полезно. Поучительно.
— Я сегодня немного спешу, — смущенно сказала леди Малфой. — Да и… Нужно собраться с мыслями.
— Когда тебе будет угодно, Кадмина, — пожал плечами ее отец. — И передавай мои наилучшие пожелания министру. И Люциусу.
Гермиона кивнула, ничуть не удивляясь его осведомленности, и встала, направляясь к трансгрессионному кругу.
— До свиданья, профессор Дамблдор, — попрощалась молодая ведьма. — До свидания, Papá.
И трансгрессировала в поместье.
— Чистая работа, Том, — не без иронии заметил портрет, когда она исчезла.
— Не нужно льстить, Дамблдор: моё первое зелье свернулось…
* * *
Гермиона трансгрессировала в свою спальню. Там было пусто, и первым делом она направилась в комнату Генриетты.
Ее маленькая дочь просияла при виде матери и с разбегу бросилась обниматься.
— Мама! Мама! — Етта отпустила ведьму и стала на ноги, счастливо улыбаясь. — Мама, смотри, как я могу!
С этими словами она сделала очень серьезное лицо, набрала в грудь воздух и, несколько секунд постояв так, оглушительно чихнула — отчего левитировала, на миг зависла в футе над полом и со смехом плавно пустилась вниз. Широкое платье вздулось вокруг хохочущей девочки.
— Мисс Генриетта! — возмутилась Рут, дородная гувернантка Гермиониной дочери. — Как вы себя ведете?! Добрый день, миледи.
— Здравствуйте, мадам Рэйджисон.
Девочка повернула голову и показала своей воспитательнице язык, а потом прошипела матери на парселтанге:
— Рут — такая занууууууда!
— Нужно слушать мадам Рэйджисон, — с напускной строгостью попеняла Гермиона.
— А Рут сказала, что нельзя просить Оза рассказывать мне перед сном сказки! — наябедничала Генриетта свистящим шепотом. — Она ложится спать и оставляет меня саму! Она читает мне перед сном какие‑то глупости, а Оз рассказывает интересно и долго, прямо пока я не усну. А Рут вчера пошла попить молока, заглянула ко мне и застукала Оза — она сказала, что надерет ему уши, если еще раз увидит в моей комнате! Мама, она же не станет колотить Оза, правда? Ему и так всё время влетает! Она наябедничает Люци, мама! Скажи ей!
— Мисс, вам не пристало шипеть, когда можно говорить по–людски, — не выдержала гувернантка. — Вы что, слова позабыли?!
— Всё в порядке, Рут. Отдохните полчасика, а мы с Еттой посекретничаем. Я сама поговорю с Люциусом, — пообещала Гермиона, когда почтенная дама вышла, — никто не тронет твоего Оза, но он должен быть осмотрительнее, когда пробирается к тебе рассказывать сказки.
— Он сказал, что будет прятаться под кроватью и говорить очень тихо, — по секрету сообщила Генриетта. — Сегодня он может что‑то рассказать нам обеим! Правда, мама? Ты уложишь меня спать?
— Только если Оз развлечет тебя до моего прихода. У нас сегодня гости.
— Тэя и Клио? — с надеждой спросила малышка.
— Нет, мистер и миссис Яксли.
— Уууу, — сморщила носик Генриетта. — А мы пойдем в гости к Тэе и Клио?
— Если очень хочешь, я отправлю Дафне сову, — со вздохом пообещала Гермиона.
— Я очень хочу! — заверила девочка, доверительно заглядывая матери в глаза, а потом захлопала в ладошки. — Я не видела их со дня своего рождения!
— Еще не прошло и двух недель, — улыбнулась Гермиона.
В этот момент из‑под тахты выскочила огромная рыжая кошка Мельпомена и, с поразительной для ее габаритов скоростью, кинулась на развязавшийся пояс платья Генриетты, волочащейся по полу за спиной девочки. Говоря с матерью, та пританцовывала, и пояс, видимо, давно дразнил притаившуюся кошку.
Мельпомена была дочерью Живоглота и очаровательной белоснежной Мнемозины, миниатюрной кошечки Шарлин Эйвери, окончившей гимназию два года назад. У этой странной пары за то время, пока Шарлин училась в Даркпаверхаусе, родилось два помета из девятерых милейших котят, и все — девочки. Еще первых четверых крошек окрестили именами античных муз, тем самым прировняв Живоглота к Зевсу[118], чем он, как казалось Гермионе, очень гордился.
Сама Мнемозина не гордилась ничем, потому что была самой обыкновенной кошкой и к тому же довольно недалекой. Но Живоглот ее просто обожал и всё еще тосковал после своей страшной утраты. Он жил теперь постоянно в левом крыле Даркпаверхауса, где располагались гостиная и спальни гимназистов, утешаясь обществом еще остающихся в замке дочерей — Талии и Терпсихоры.
Все восемь огненно–рыжих котят в разное время быстро нашли себе приют среди гимназисток, а Мельпомену Шарлин подарила мадам Малфой для ее маленькой дочурки. Когда‑то, еще когда в Даркпаверхаусе появился первый помет рыжих полукнизлов, мисс Эйвери пообещала своей любимой преподавательнице Джиневре Уизли, что, если у ее питомицы и Живоглота будут еще котята, один из них обязательно достанется дочери ее подруги, которая тогда как раз должна была вскоре появиться на свет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});