А в том, старом семинаре каждый — от мало-мальски способных до по-настоящему талантливых — искренне считал себя любимым учеником… БН умел создать такое ощущение у каждого — буквально одним словом, или вообще без слов — одним сопряжением глаз. И не потому, что он великий актёр, а потому что в каждую данную минуту он именно так и относился к каждому из нас.
А вот один случай — не про семинар — просто черточка к характеру БНа.
В 1989-м я был среди тех, кто создавал первый издательский кооператив в Питере — „Автограф“ при Ленсовписе. Я чувствовал, что меня оттуда выкинут в итоге, но пока была возможность, работал — и денег срубить, и вообще — интересно. Четыре месяца продержался. И вот на втором месяце я понял: надо что-то придумать. Слова „пиар“ тогда не было, я сказал: „Нужна пропаганда“. Предложил провести акцию в Сосновом Бору с участием БНа. На него там клюнули. И вот прихожу с этим к мэтру, мол, надо выступить от кооператива „Автограф“. А ничего ещё нет — похвастаться совершенно нечем. БН спрашивает: „На чём поедем?“ „На электричке“ „Да я могу и на машине, — говорит, — только вы мне скажите зачем“. Я опять начинаю свою песню про замечательный кооператив. „У меня единственный вопрос, — перебивает БН, — это кому надо, лично вам?“ „Если честно, это нужно именно мне“. „Тогда поехали“.
Вообще БН — человек дистантный, он умеет вежливо, но твёрдо отказать. Вот, например, какой-то молодой принёс тяжеленную рукопись, а БН — технарь, он так не может: „Я не читал, но скажу“, и он прочёл, через две недели возвращает со словами: „Проделана большая работа“. Молодой и так, и так: „Ну а вот это? А вот то?..“ „Я же говорю: „Проделана большая работа““. И всё.
БН поначалу кажется более чёрствым, чем он есть, на самом деле он гораздо более ранимый человек. Очень ощущается, что он не гуманитарий, а точник — отсюда прагматизм. Но отсюда и мудрость, пришедшая, конечно, с возрастом. „Мудрость — это опыт, который нельзя передать словами“, — БН любит повторять эту древнюю восточную истину. А из неё следует: даже превзойдя в чём-то учителя, ты остаёшься его учеником. И навсегда остаётся пиетет.
Минуло три десятка лет, и уже всё, всё не то. БН не стал худшим педагогом, ученики стали другими, тогда нам хотелось учиться — сейчас люди приходят потусоваться. Когда семинар начинался, туда шли те, кто не мог молчать, потому что своими откровениями даже не с кем было поделиться. Грань пролегла через 91-й год — всё слишком резко изменилось. Но совсем учёбы не стало после 95-го. До этого была ещё инерция. А вот когда книги стали выходить быстрее, чем пишется нормальная рукопись…
„Ты пришел в семинар, как в храм, или просто из любопытства?“ — это был нормальный вопрос. Не институт, а именно храм. БН был садовником, который не подстригал, а только поливал. Пусть расцветают все цветы. А сейчас один целлофан остался, поливай его не поливай — что там вырастет?
Он собрал генерацию талантливых людей и сумел их сплотить. Мы все вынужденно дружим, потому что он всё-таки собрал людей порядочных, непорядочные выпадали сами.
Он уже спрашивает иногда: „А нужен ли семинар?“ Ему всё труднее. „Как клуб — безусловно, нужен“, — говорю я. И потом, он же подпитывается от нас. Это нормально для любого учителя. И, соответственно, старожилы ему уже не так интересны. Мы созваниваемся и с ним, и между собой, мы варимся в этом соку, но БН уже всё знает про нас, хотя, быть может, он и ошибается.
Семинар не то чтобы умирает, он просто стал другим, ёлка хороша в Новый год, ну, в Старый Новый год, а теперь уже вишня расцвела…»
Кто-то, наверно, скажет, что Рыбаков и Измайлов повторяют одни и те же слова. Возможно. Но мне как раз и хотелось показать, как много общего в таких разных людях и таких разных писателях. Но общее (в контексте этой книги) намного важнее: они оба — ученики БНа. И заметьте, какую практически одинаковую оценку дают они, не сговариваясь, семинару — прежнему и сегодняшнему; и какая в этой оценке звучит высокая грусть и какая одновременно жизнеутверждающая сила! Семинар, который больше тридцати лет учил людей думать — это явление поистине уникальное. А пресловутый 91-й год, конечно, рассёк историю семинара (как и всей страны) надвое. И если для учеников — это, прежде всего, наша бархатная революция со всеми её онёрами, то для самого БНа — это, в первую очередь, уход его старшего брата. Понятно, что семинар стал другим.
Но, завершая эту тему, подчеркну: семинар и в первые семнадцать лет составлял значительную часть жизни БНа, весьма значительную, а во вторые полтора десятка, осмелюсь предположить, стал просто главным делом в жизни. Ведь так или иначе все прочие его дела тоже оказались связаны с учительством и учениками.
Расскажем под занавес и о них.
Ещё в самом начале 90-х одному из новых участников семинара, перебравшемуся в Питер из Севастополя, журналисту, редактору, а позднее издателю Андрею Черткову, приходит в голову идея собрать книгу из продолжений к повестям АБС, написанных учениками. БН поначалу отнесётся к этой затее скептически, но многие, очень многие увлекутся замыслом, начнут писать без всякой надежды не то что на гонорар, вообще на издание. И вот в 1995-м появятся готовые тексты, и БН поменяет точку зрения, благословит издание, напишет к нему широко известное предисловие, и в июне 1996-го книга выйдет. Она будет иметь ошеломительный коммерческий успех. Она переиздаётся до сих пор.
Этот сборник — «Миры братьев Стругацких. Время учеников» — стал символом возрождения отечественной фантастики. Он вышел в свет в год так называемого «фантастического бума», когда стремительно и непредсказуемо увеличились тиражи и количество наименований нашей фантастики. Именно этот сборник потянул за собой массовые переиздания самих АБС, дал название новой концепции собрания сочинений Стругацких под редакцией Николая Ютанова, члена семинара — собрания, вместившего в итоге всё: и ещё два выпуска «Времени учеников», и двухтомную «Стругацкую энциклопедию» Владимира Борисова, и проект «Неизвестные Стругацкие» Светланы Бондаренко (черновики, варианты, письма, дневники…) — проект, не завершённый по сей день.
Так ученики помогли мэтру.
Я убеждён, что устойчивый спрос на книги АБС, который мы наблюдаем сегодня (и будем наблюдать ещё долго) сформировался бы в любом случае, но в середине 90-х для любой хорошей литературы времена были, мягко говоря, не лучшими. А всем известно, что дорога ложка к обеду, и проект Черткова «Миры братьев Стругацких», начатый с книги «Время учеников», оказался более чем кстати тогда.
Ну а дальше подключились все остальные «людены» — тоже, безусловно, ученики. И были изданы, наконец, полные и неискажённые, так называемые канонические тексты АБС, и это тоже была колоссальная работа, проведённая не только редакторами, составителями, издателями, но и самим БНом, работа, которая его по-настоящему увлекла. Однако и времени она отняла немало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});