— Ты заблуждаешься, Бертье, мира не будет.
— Ах, оставь! Как там все это назовут, мне на это наплевать, главное, не будет войны — и это все, что нам нужно.
Шарль Менье проснулся, медленно открыл глаза и начал обдумывать, не попытаться ли ему снова заснуть. День клонился к вечеру. Дорога, по которой они ехали, была вконец разбита, машину все время подбрасывало.
— Нет, по мне, конечно, лучше оставить его дома и взять ему хорошего учителя, — говорил Бертье, сидя за рулем. — Тогда Пьеро каждый год будет ездить в Вильнёв и сдавать там экзамены. Для него это будут просто детские игрушки. А отправить его в интернат или отдать на полный пансион к чужим людям — нет. Потом, когда ему придется поехать в Париж, ну тогда ладно, это уж неизбежно, а до того — ни за что! До того еще восемь лет, что же это такое? Расстаться с ребенком, пока этого еще можно избежать, да это же рехнуться надо, а, Фабер?
Они ехали через деревню, жители которой были, по-видимому, на полях или работали у себя в саду. Даже детей не было видно.
— Я тебе говорю, он сдаст все экзамены лучше всех, будет первым. Важно только, чтобы он захотел. Потому что если он чего не хочет, то тут уж ничего не поможет. В этом смысле он совсем другой, чем Жорж. Старший, ты понимаешь…
Менье разглядывал Бертье, который то и дело поворачивался к Фаберу. Все в этом красном лице было основательно, ничего лишнего, все в меру. Лоб под еще густыми каштановыми волосами был не высоким и не низким, глаза зажигались, когда он говорил, нос и рот крупные, соразмерно его полному лицу. И только подбородок был несколько жестче и острее, чем можно было бы ожидать.
— Я вижу, вы проснулись, доктор, — сказал Бертье. — Конечно, мы едем очень медленно, ничего не поделаешь, но, однако же, через полтора часа мы будем у моего друга, хозяина ремонтных мастерских. Там мы заночуем. Он даст мне хорошие шины, и завтра рано утром мы отправимся дальше, и тогда вы увидите, что эта старая колымага еще очень даже ничего, а так ведь даже и самая быстрая машина будет ползти, если колеса никуда не годятся. А вы, похоже, пока заскучали немного.
— Да вовсе нет, — успокоил его Менье, — я слушаю вас.
— Ну да, конечно, я знаю, что я смешон, говорю только о своих птенцах. Но вы, как врач, вы же поймете меня — мать моих детей, сразу после рождения дочери, растеряла все свои шарики, свихнулась, так сказать, было столько забот и страхов. С тысяча девятьсот тридцать восьмого года я с детьми один, а моя жена находится на излечении. Фаберу я обо всем рассказал. Ну что ты сидишь тут и молчишь все время?
— Я слушаю тебя и смотрю вперед. Вот уже весна, возможно, несколько запоздалая, но все же…
— А с нею победа, не забывай этого, и мир. К тебе приедет твой сын из Канады, ты заберешь внучку твоего профессора из Германии, и вы все приедете жить ко мне в Безон. А я построю тебе дом, пальчики оближешь, понятно? Я не архитектор, у меня нет сногсшибательных дипломов, но строить — это я умею. Я уже и сейчас ясно вижу, что вам будет нужно, вам четверым. Я говорю четверым, потому что ты, конечно, женишься. Вот, возьми сигарету, закури и доктору предложи тоже. Это я тебе говорю, жизнь будет такой прекрасной, как никогда до сих пор. Трое моих детей и твоих двое — вот увидишь, Фабер. Ты вообще-то слушаешь меня?
— Да, я слушаю тебя, старик. Мне еще многому нужно учиться.
Дорога плавно пошла на подъем. На ветках деревьев, стоявших по обочинам, на равном друг от друга расстоянии, проклюнулась первая зелень, чуть поблескивая неярким серебром.
В саду, среди персиковых деревьев, рядом с большим крестьянским хутором, к которому от дороги вела узкая тропинка, стоял черной громадой ржаво-коричневый обгоревший танк. Казалось, что он вырос из земли. Опираясь локтем на стальную броню, рядом стоял крестьянин и неторопливо набивал себе табаком трубку. День шел к концу, работа была сделана.
Крестьянин смотрел вслед старой тачке на колесах, как та, громыхая отработанными железяками, медленно взбиралась по шоссе в гору. Просто чудо какое-то, думал он, что такая рухлядь может еще двигаться, проваливается то и дело, опять выбирается и знай себе ползет дальше. Да к тому же еще на совершенно лысых шинах. Ах, что там, стоит только очень захотеть, подумал он, в конце концов все к тому и сводится, да еще к терпению.
Сын и двое его зятьев — пять лет они оторваны от дома. И вот наконец-то он дожил до этого дня — в ближайшие недели они должны вернуться из плена домой. Поздно. Кое для чего, конечно, слишком поздно, но не для сенокоса и не для других крестьянских работ, тех, что предстоят в ближайшие дни, недели, годы, которые грядут.
Машина все еще не добралась до верхушки холма, над которым облака уже окрасились в розовый цвет, торопясь, пока темень не окутала все вокруг. От реки подул легкий ветерок. Он коснулся всего и всех и заставил задрожать молодые веточки, никому не причинив боли.
Наконец эта старая развалина исчезла. Все слабея, доносилось издалека ее тарахтенье. Человек продолжал неподвижно стоять, прислушиваясь, пока полностью не воцарилась тишина, глубочайшая тишина мира. Бархатным покрывалом расстилался вечер над землей — над близлежащей рекой, полями, дорогами и деревьями, — безмолвное движение покоя и любви без предела и конца.
Париж, 1950–1951 гг.Примечания
1
Первое августа 1914 г. — день начала первой мировой войны. (Здесь и далее примеч. перев.).
2
Сирокко — знойный, сухой ветер.
3
Коло — национальный южнославянский танец.
4
Аудитор — военный чиновник, ведавший судебной частью.
5
Т. е. Загреба.
6
Карагеоргиевичи — сербская династия, управлявшая Югославией в 1918–1941 гг.
7
Бора — холодный северо-восточный ветер с гор на побережье Адриатики.
8
Комедиа дель арте — пьеса, разыгрываемая актерами-импровизаторами (ит.).
9
Губец Матиас — вождь восстания словенских и хорватских крестьян 1572–1573 гг.
10
Комитаджи — участник комитата, национально-освободительного движения в балканских государствах (тур.).
11
Решительно (фр.).
12
По преданию, святой Христофор добывал себе пропитание, перенося путников через реку, и всегда делал это без особых усилий; но однажды согнулся в три погибели, приняв на плечи младенца, которым оказался Иисус Христос.
13
Слабость (фр.).
14
Взрыв, шум, скандал (фр.).
15
Что это за странная личность? Впрочем, внешне он ничего (фр.).
16
Тетушка (фр.).
17
Слава Богу (фр.).
18
Но простые, до ужаса простые (фр.).
19
Простонародье (фр.).
20
Тот бедный больной (фр.).
21
Этот милый Легич (фр.).
22
Миру не нужны бунты, ему нужно лишь немного милосердия. А вот и она! (фр.).
23
Немного милосердия (фр.).
24
Бунты (фр.).
25
Так звали одного из любимых учеников Платона, стремившегося воплотить у себя на родине, в Сиракузах, идеи учителя об идеальном государстве.
26
Так римляне называли Вену.
27
По евангельскому рассказу язычник Савл из Тарса был ярым преследователем христиан; однажды, когда он шел в Дамаск, ему явился Христос и обратил его в христианство. Так Савл стал апостолом Павлом.
28
Намек на цитату из римского поэта Лукана (39–65): «Победитель любезен богам, побежденный любезен Катону». (Пер. Л. Остроумова.).
29
По Библии, Иаков, чтобы получить благословение умирающего отца, предназначавшееся его старшему брату Исаву, вошел вместо него к отцу, надев шкуру козленка.
30
Вперед, мой мальчик! (фр.) — перефразированные слова из «Марсельезы» («Вперед, сыны отчизны…»).