большое тело сотрясла судорога.
– Я не смог остановить их, Юлий. Я пытался, но… не сумел уберечь ее.
Цезарь всхлипнул, сдерживая рыдания, подступившие к горлу.
– Ты ни в чем не виноват, – прошептал он старому другу.
– Я всех их убил. Убил, чтобы спасти ее, – простонал Тубрук, слепо глядя в лицо Юлия.
Дыхание с хрипом вырывалось из его груди, и Цезарь подумал о жестокости богов. Они причинили слишком много горя людям, которых он любил.
– Позови Каберу. Он лекарь, – сказал Юлий Клодии.
Она жестом попросила его отойти от постели умирающего и потянулась губами к уху молодого хозяина:
– Не стоит беспокоить его. Ничего нельзя сделать, остается только ждать. Из него вытекла вся кровь.
– Позови Каберу, – повторил Цезарь, сузив глаза.
Он ожидал, что Клодия снова возразит, но та вышла из комнаты, и Юлий услышал ее голос во дворе.
– Со мной приехал Кабера, Тубрук. Он тебе поможет, – тихо сказал Цезарь, чувствуя, что рыдания снова сжимают горло.
Появился старый лекарь и, роняя капли дождя, быстро подошел к постели. Потрясенно посмотрев в лицо Тубрука, он проворно ощупал раны пальцами, поднял одеяло, чтобы осмотреть их внимательнее.
Взглянув на Юлия, Кабера безнадежно вздохнул.
– Я попробую, – неуверенно произнес он и, положив ладони на посиневшую плоть по краям раны, закрыл глаза.
Юлий, моля богов, наклонился вперед. Он ничего не видел, только согнувшуюся фигуру старика и его темные руки на бледной груди Тубрука. По телу старого гладиатора прошла дрожь: он медленно и глубоко вздохнул. Потом открыл глаза, посмотрел на Клодию, отчетливо произнес:
– Боль ушла, любимая, – и испустил дух.
Кабера вздрогнул и рухнул на пол.
Помпей грозно смотрел на капитана галеры, вытянувшегося перед ним.
– Мне дела нет до того, что тебе велено. Вот мой приказ. Ты поплывешь на юг, к Сицилии, и поведешь за собой все галеры, которые встретишь у побережья. Все римские корабли должны собраться на юге и не допустить бегства рабов морем. Ты меня понял, или я должен арестовать тебя и назначить другого капитана?
Гадитик отдал честь. Ему очень не нравилось поведение раздраженного сенатора, но он не смел подать вида.
После шести месяцев патрулирования Гадитик рассчитывал какое-то время отдохнуть в городе, а ему снова приказывают выйти в море, даже не наведя порядка на корабле. Гадитик подумал, что Пракс придет в ярость, узнав о распоряжении Помпея.
– Я понял. Мы выйдем в море с отливом.
– Очень надеюсь, – ядовито произнес Помпей, повернулся и зашагал к ожидавшим его солдатам.
Проводив сенатора взглядом, Гадитик посмотрел в море, на галеры, которые уже вышли из гавани. Все они поплывут на юг, к проливу, отделяющему Сицилию от Италии, а римские порты, расположенные на побережье, останутся беззащитными, превратятся в легкую добычу для пиратов. Что бы там ни задумали сенаторы, Гадитик надеялся, что подобный риск оправдан.
Когда стемнело, Клодия пришла в комнату Юлия, который наливал себе чашу за чашей, стараясь напиться до бесчувствия. Вяло подняв голову, он равнодушно посмотрел на нее.
– Ты надолго приехал? – спросила Клодия.
Цезарь покачал головой:
– Нет, через несколько дней уеду вместе с Помпеем… только сначала похороню их.
Юлий говорил невнятно. Он словно отупел от горя, и у Клодии не находилось слов, чтобы утешить его. Ей хотелось причинить ему боль, напомнив о том, как он прощался с Корнелией, но, сделав усилие, женщина отказалась от своего намерения. По его лицу было видно, что он вспоминает именно об этом и очень страдает.
– Ты останешься, чтобы присмотреть за Юлией и матерью? – спросил Цезарь, не глядя на Клодию.
– Я всего лишь рабыня. Вернусь в дом Цинны, – ответила она.
Посмотрев ей в глаза, Юлий пьяно махнул рукой:
– Значит, я дарю тебе свободу. Документы у ее отца выкуплю… По крайней мере, я успею сделать это до того, как уеду. Только позаботься о Юлии. Октавиан здесь?
– В конюшне. Вряд ли он захочет вернуться к матери…
– Значит, позаботься и о нем. В его жилах моя кровь. Кроме того, я обещал… Я всегда выполняю свои обещания. – Лицо Юлия исказилось от мучительных страданий. – Прошу тебя, останься и управляй поместьем. Не знаю, когда вернусь, но я хочу, чтобы ты была там. Ты знала ее с младенчества…
Слушая Цезаря, Клодия думала о том, что он еще слишком молод. Молод, глуп и только-только начинает понимать, что временами жизнь бывает несправедливо жестокой. Сколько она ждала любви, пока не встретила Тубрука? В конце концов старый гладиатор собрался бы с духом и попросил ее руки, а Корнелия сделала бы ее вольноотпущенницей. Теперь же у нее ничего не осталось, а девочка, которую она нянчила еще ребенком, лежит бездыханной в соседней комнате.
Клодия знала, что соберется с силами и поможет обмыть и обернуть в чистую тунику тело Тубрука. Но не сейчас.
– Я останусь, – ответила она.
Юлий ее не услышал.
Глава 42
Катон стоял на Форуме под темным небом. Разорванная тога сползла с плеч, обнажив обрюзгшее тело. На коже блестели капельки дождя. Спину, исполосованную кнутом, покрывали кровавые рубцы, однако гнев и презрение, которые он питал к этим ничтожествам, были сильнее боли. Любой из них действовал бы так же, представься им такая возможность. Сейчас они глазеют и показывают на него пальцами, словно скроены из другого материала. Он смеялся над ними, высоко держа голову даже тогда, когда к нему подошел палач с длинным блестящим мечом в руках.
Помпей наблюдал за происходящим, не выказывая удовлетворения. Он отложил отъезд в армию, чтобы закончить с этим делом. Ему хотелось бы увидеть, как жирные руки прибьют гвоздями к перекладине креста и установят его на Форуме, чтобы убийца мучился подольше. Именно такую смерть заслужил Катон. Оставалось довольствоваться тем, что всю семью негодяя, погрузив на телеги, повезли на невольничий рынок, чтобы продать с молотка. Его дом отошел в распоряжение сената, а богатства решено использовать на подавление восстания рабов.
Юлий молча стоял рядом с Помпеем. Полководец попросил его присутствовать на экзекуции и разделить с ним сладость мести, но он не получал от того, что видел, никакого удовольствия. Цезарь не чувствовал радости, видя, как унижают Катона. Просто на глазах у него убивали негодяя, не имеющего права на существование, как убивают бешеную собаку или кровососущее насекомое. Этот ожиревший человек не увидел и малой толики скорби, которую он причинил своими деяниями, но как бы сильно он ни страдал, Корнелию не возвратить. Юлий мысленно просил, чтобы все закончилось побыстрее. Как можно быстрее.
Обведя взглядом сенаторов и горожан, собравшихся