Даже за стенами Чжуннаньхая стал ощущаться голод. «Наш рацион сократили до шестнадцати фунтов зерна в месяц, — вспоминает личный врач Мао. — Мяса, яиц и растительного масла невозможно было достать. Нам позволяли покупать овощи на рынке, но и там их продавалось немного. Некоторые организовывали экспедиции для охоты на диких козлов, но скоро и козлы исчезли… Наши желудки всегда были полупустыми»10.
Со всеми вместе решил поголодать и Мао: он перестал есть мясо. «Все голодают, — говорил он людям из своего окружения. — В этих условиях я не могу есть мясо». Стоически переносили трудности и другие лидеры партии. Чжоу Эньлай тоже отказался от мяса, а заодно и от яиц, сократив при этом свое потребление риса до семи килограммов в месяц. Многие партийные руководители вместе с женами начали выращивать овощи прямо во внутренних двориках своих роскошных особняков, ездить за город собирать дикие травы и съедобные коренья, пить чай из листьев. Но это, конечно, ничуть не ослабило проблему голода в стране.
А тут еще из-за обострившихся межпартийных отношений Хрущев принял решение отозвать из Китая всех советских специалистов! Более тяжелого и безжалостного удара голодной стране он нанести не мог! Впрочем, от Хрущева можно было этого ожидать. Он ведь только казался хлебосольным весельчаком, а жесток был не меньше Сталина!
За полтора месяца на родину выехали 1390 советских инженеров и техников, ученых, конструкторов и других экспертов. С собой они вывезли всю научную документацию, проекты и чертежи. Многие стройки оказались законсервированы, научные проекты — свернуты. Понятно, что это привело к дальнейшему ухудшению экономического положения КНР.
Решение об отзыве специалистов Хрущев принял спешно — в середине июля 1960 года, сразу после съезда Румынской коммунистической партии, на котором он схлестнулся с главой китайской делегации Пэн Чжэнем, заместителем Генерального секретаря ЦК КПК и мэром Пекина. За девять месяцев, прошедших со времени последнего неудачного визита Хрущева в Пекин, отношения двух партий и стран стремительно ухудшались. Так что бухарестский взрыв хрущевских эмоций и последовавший за ним отзыв экспертов из КНР были далеко не случайными.
Скрытая перебранка в печати и на различных партийных форумах шла всю зиму и весну 1959–1960 годов. И наконец в конце апреля 1960 года вылилась на страницы открытой печати. Поводом к этому послужило празднование как в СССР, так и в КНР девяностолетней годовщины со дня рождения Ленина (22 апреля). К этой дате теоретический журнал КПК «Хунци» опубликовал обширную редакционную статью «Да здравствует ленинизм!», а газета «Жэньминь жибао» — немногим меньшую по размеру передовицу «Вперед по пути великого Ленина!». Обе работы носили резко полемический характер и были непосредственно заострены против КПСС. Точнее, против хрущевской политики «мирного сосуществования двух систем» и его же тезиса о возможности «мирного перехода от капитализма к социализму». Наиболее важной и хорошо документированной ссылками на Ленина, Маркса и Энгельса была статья «Хунци», окончательная редакция которой принадлежала самому Мао. Ее главная идея заключалась в том, чтобы доказать: вождь мирового пролетариата до конца своих дней считал войны неизбежным сопутствующим фактором империализма.
Русские ответили выступлением старого коминтерновца Отто Вильгельмовича Куусинена, который, правда, ничего не мог найти лучше, как сослаться на вдову Ленина Крупскую. Последняя, по его словам, как-то вспоминала о том, что ее покойный муж считал: придет когда-нибудь время, и войны станут настолько разрушительными, что вести их будет нельзя11.
Воспоминания Надежды Константиновны убедить Мао и других лидеров КПК не смогли. Бессмысленные споры о будущем были продолжены. В июне 1960 года китайская сторона использовала для этого трибуну сессии Генерального совета Всемирной федерации профсоюзов, заседания которой проходили в Пекине. К тому времени ее позиции, казалось, окрепли, и способствовали этому американцы, которые как нельзя более кстати для китайцев накануне этого форума дали всем вновь понять, что от планов сдерживания коммунизма не отказываются. 1 мая в небе над Свердловском советской ракетой был сбит их самолет У-2, занимавшийся сбором разведывательной информации. Его пилот Гарри Пауэрс оказался в руках советских властей, после чего сам Хрущев, недолго думая, раздул шпионский скандал. О том, что это играло на руку Мао Цзэдуну, гневный глава КПСС, казалось, не думал; в тот момент ему больше всего хотелось обругать Эйзенхауэра, так грубо его обманувшего. Китайцы же, разумеется, не преминули воспользоваться ситуацией для усиления критики в адрес «ошибочной политики» советской компартии. Хрущев попытался обсудить этот вопрос с Мао, чтобы «затормозить ряд мер»: 12 мая он пригласил его приехать в Москву. Но тот отказался12.
И вот в Бухаресте, столкнувшись с Пэн Чжэнем на съезде РКП, Хрущев не выдержал. Заготовленную заранее речь отбросил и стал вдруг поливать гневными словами лично Мао. Он назвал его «ультралеваком», «ультрадогматиком», «левым ревизионистом», «Буддой, который сидит и высасывает теории из пальца» и «старой калошей». Кроме того, обвинил его в том, что тот «не считается ни с чьими интересами, кроме своих собственных»13. Пэн Чжэнь, понятно, тоже за словом в карман не полез и заявил с усмешкой, что Хрущева во внешней политике бросает то в жар, то в холод. Тогда Хрущев переключился на вопрос о Сталине и культе личности. Федор Михайлович Бурлацкий, присутствовавший на съезде, вспоминает, как Хрущев стал кричать главе китайской делегации[137]: «Если вам нужен Сталин, забирайте у нас его гроб! Мы пришлем вам его в специальном вагоне!»14
В Москву лидер КПСС вернулся в крайне возбужденном состоянии, а потому вряд ли всерьез задумывался о тех тяжелейших последствиях, которые принимаемое им решение об отзыве советских специалистов могло иметь для народного хозяйства КНР. Ему просто захотелось побольнее наказать Мао Цзэдуна.
А между тем люди в Китае продолжали умирать. И хотя Мао пошел на чрезвычайные меры, дав «добро» на закупку продовольствия за границей, ситуация не улучшалась. В 1961 году КНР импортировала 4 миллиона тонн зерна из Австралии, Канады и (через третьи страны) — из США; в следующем году — еще больше15. Но кризис по-прежнему был силен. Даже Хрущев вдруг что-то понял и 27 февраля 1961 года в личном письме Мао предложил поставить Китаю миллион тонн зерна (300 тысяч тонн пшеницы и 700 тысяч тонн ржи), а также 500 тысяч тонн кубинского сахара. Ответ он получил от Чжоу Эньлая, согласившегося взять только сахар. «СССР сейчас сам испытывает трудности, — заявил Чжоу. — Так что мы не хотим обременять Советский Союз»16.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});