подождал, пока за мной закроется дверь, и спрятал пистолет и обойму в духовку. Я сполоснул стаканы и вытер их. Вернулся в комнату и быстро оделся. Она даже не посмотрела в мою сторону, подписывая чеки. 
Когда она закончила, я взял чековую книжку и пролистал ее чек за чеком, проверяя подписи. На все эти тысячи мне было наплевать. Я сунул чековую книжку в карман, выключил лампу и открыл дверь. Бетти стояла совсем рядом.
 — Выходи незаметно, — сказал я. — Я подберу тебя на шоссе, там, где кончается забор. — Она обернулась ко мне:
 — Можно ли тебе доверять? — тихо спросила она.
 — В определенной степени.
 — Что ж, по крайней мере, искренний ответ. Что будет, если нам не удастся провернуть это дело? Если кто-то сообщил о выстреле в полицию, если его нашли, если мы войдем, а отель кишит полицейскими?
 Я стоял, не сводя глаз с ее лица, и не отвечал.
 — Я думаю вот что, — сказала она очень тихо и с растяжкой, — ты меня живо продашь. И пяти тысяч долларов у тебя не будет. Эти чеки станут просто бумажками. Ты не посмеешь предъявить их к оплате.
 Я по-прежнему не отвечал.
 — Ах ты, сукин сын, — она не повысила голоса и на полтона. — Зачем я вообще пришла к тебе?
 Я взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы. Она вырвалась.
 — Не за этим, — сказала она. — Точно не за этим. Есть одно мелкое обстоятельство. Я знаю, что оно ничего не значит, — этому меня научили учителя-профессионалы — уроки были долгие, трудные, мучительные, их было много, и я их выучила наизусть. И все же — так уж получилось, что я его не убивала.
 — Может, я верю в это.
 — Не трудись, — сказала она. — Больше никто не поверит.
 Она повернулась и выскользнула за дверь, сбежала по ступенькам, пробежала меж деревьев и скрылась в тумане.
 Я запер дверь, сел в машину и поехал по дорожке мимо закрытой конторы с лампочкой над ночным звонком. Эсмеральда крепко спала, но грузовики неслись по каньону со стройматериалами, нефтью, контейнерами — всем, что нужно городу для каждодневной жизни. Они ехали с включенными фарами, медленно и тяжело поднимаясь в гору.
 В пятидесяти метрах от ворот она вышла из тени забора и села в машину.
 Я включил фары. Где-то в море завывала сирена катера. Наверху, в просвете между облаками, с ревом пролетела эскадрилья истребителей. Не успел я вытащить зажигалку из щитка и прикурить, как они скрылись.
 Она сидела недвижно рядом со мной, смотрела прямо вперед и молчала. Она не видела тумана, не видела кузова грузовика, ехавшего перед нами. Она не видела ничего. Она просто сидела, окаменев от отчаяния, словно по дороге на эшафот.
 А может, она просто умела наводить понт, как мало кто другой на моем веку.
   Глава 9
  «Каса дель Пониенте» стояла на краю обрыва, окруженная семью акрами газонов, клумб и садов. Центральный патио располагался с подветренной стороны, столики за стеклянной стенкой, посередине аккуратная дорожка вела к выходу. В одном крыле был бар, в другом — кафе; с обеих сторон здания — крытые стоянки для машин за изгородью из цветущих кустарников.
 На стоянках стояли машины. Многим было лень спускаться в подземный гараж, хотя соленый, влажный морской воздух вреден для хромированных деталей.
 Я поставил машину у въезда в гараж. Совсем рядом рокотал океан. Можно было ощутить брызги волн, запах и вкус. Мы вышли из машины и подошли к входу в гараж. Узкая пешеходная дорожка шла вдоль по скату. Над скатом висел указатель: «Спускаться на малой скорости. Сигналить при въезде». Она схватила меня за руку и остановилась.
 — Я пошла через вестибюль к лифту. У меня нет сил подыматься по лестнице.
 — Ладно. Законом это не воспрещается. Какой у тебя номер?
 — 1224. Что с нами сделают, если нас застигнут?
 — Застигнут за чем?
 — Сам знаешь за чем. За сбрасыванием тела с балкона. Или еще за чем-нибудь.
 — Меня растянут на муравейнике. А тебя — не знаю. Смотря, что еще за тобой числится.
 — Как ты можешь острить в такую рань?
 Она повернулась и ушла быстрым шагом. Я зашагал вниз по скату. Он изгибался, как заведено в гаражах. Сначала я увидел маленькую застекленную будку вахтера, в которой горел свет. Спустившись пониже, увидел, что будка пуста. Я прислушался, не раздастся ли звон гаечных ключей, шум воды в мойке, шаги, посвистывание, любой звук, указывающий, где находится вахтер и что он делает. В подземном гараже можно уловить самый тихий звук. Я ничего не услышал.
 Я продолжил спуск и дошел до уровня верхнего края будки, и, пригнувшись, увидел пологие ступени, ведшие к двери. На двери было написано «К лифту». Середина двери была стеклянной, я увидел за ней свет, но ничего больше.
 Я сделал еще три шага и застыл. Ночной вахтер был прямо передо мной. Он сидел в большом «паккарде» на заднем сиденье. Лампа светила ему в лицо, ее свет отражался, в стеклах его очков. Он удобно развалился в углу машины. Я стоял и ждал, пока он пошевелится. Он не шевелился. Его голова покоилась на подушечке. Рот был открыт. Я должен был узнать, почему он не шевелится.
 Может, он только делает вид, что спит, а когда я смоюсь, кинется к телефону и вызовет портье.
 Затем я подумал — глупости. Он заступил на смену только с вечера и всех гостей знать в лицо не мог. Дорожка на скате была для пешеходов. Было почти четыре утра. Примерно через час начнет светать. Домушники так поздно не приходят.
 Я подошел к «паккарду». Машина была закрыта, все стекла подняты. Я взялся за ручку дверцы и попытался бесшумно открыть ее. Вахтер не шевелился.
 Он был чернокожим. Я услышал его храп и не открывая дверей. Затем мне шибанул в нос медовый аромат марихуаны. Парень вошел в штопор. Он был в долине спокойствия, где время стоит и мир полон цветов и музыки. Через несколько часов он останется без работы, даже если фараоны не возьмут его за штаны и не швырнут в клетку.
 Я закрыл дверцу машины и подошел к застекленной двери, оказавшись на маленькой площадке с бетонным полом и двумя лифтами. Рядом с ними, за тяжелой дверью, начиналась служебная лестница. Я открыл дверь и потопал не спеша вверх, на двенадцатый этаж. Я считал этажи, потому что номеров на них не было. Двери на лестничных площадках были тяжелые, сырые, как бетон ступеней.
 Когда я добрался