— Позвольте! — вскинулся Третий. — Получается, что глава филиала заполучил подарочек за наш счет?! Зеркальце-то вовсе не из сокровищницы! Кровными полевыми денежками оплачено!
— Молчи уже, — пришикнул я. — Будешь кричать на каждом углу, кто-нибудь из бухгалтеров услышит и действительно вычтет из зарплаты! Тебя ведь уже по поводу странного счета с неразборчивой подписью допрашивали?
Третий кивнул.
— И что ты сказал?
— Ничего не помню.
— Вот и не помни! — отрезал я, для наглядности показывая кулак.
— Кто же эта чертовка? — нетерпеливо подпрыгивая под окном, проскулила Вторая. — Ей такой кавалер такой подарок вручает, а она… Швыряется, дурында, артефактами, словно это мусор. Не ценит дурочка своего шанса! Ох, не ценит, негодяйка везучая! Вот я бы на ее месте… так не капризничала!
— Конечно нет. Ты бы по-другому капризничала, — согласился я, решив не напоминать тот разговор, в котором омолаживающее зеркальце было названо «гнусным намеком на возраст, которое надо бросить в морду дарителю». — Вы, прекрасные дамы, все с заскоками. Да и непрекрасные, если задуматься, тоже…
— Смешно, — грустно сказал Третий. — Не закажи мы у «Прометея» свои безделушки, то и в замок можно было бы не лететь.
— Точно! — подтвердил я. — Жили бы себе спокойненько. Правда, портовый город Тор не заполучил бы тогда свою главную архитектурную достопримечательность — «блю…», пардон, я хотел сказать «плюющего мальчика» на площади перед графским замком. А так он есть. Рыжеволосый красавец.
— Ладно тебе… — потупился скульптор. — И все-таки, надо признать, Тор неплох. Нет, я, конечно, ничего не помню! — быстренько поправился он, воровато оглянувшись по сторонам. — Но некоторые моменты из того, что не помню, вспоминаю без отвращения.
— Ага. И я даже догадываюсь, какие. Например, запеченных крабов в сливочном соусе!
— И заливную телятинку… — признался Третий.
— Винцо неплохое! — со знанием дела вставила Вторая, облизывая верхнюю губку.
— А уж хрустальное медузье мясо, мм!.. — зажмурился от удовольствия толстяк. — А вот интересно, доведется ли нам когда-нибудь еще…
— Пятый! — Голос куратора отрубил окончание нашего мирного и приятного диалога, словно острый топор хрупкую щепку. — Это безобразие!!! Что творится у вас в комнате?!
— А что там творится? — напрягся я, судорожно вспоминая, не забыл ли перед уходом припрятать компромат — шелковый паучий галстук Ифитореля. Вроде не забыл…
— Из-под двери вашей комнаты лезут мыши! — заорал куратор, для полноты впечатления пришлепывая ладонью по чему-то твердому. — Мыши! Толпами! Стадами!!! С каких это пор в преисподней…
Но я уже несся от резиденции главы филиала, не разбирая дороги, прямо по газону, со всех ног, чудом не наступая на всполошившихся гномов.
Это ж надо, так опростоволоситься!
Вчера мы с напарниками ради смеха решили провести эксперимент — подсунуть Шиве нитки от скатерти-самобранки. Поначалу моя кошка настороженно ходила вокруг остатков артефакта кругами, но потом вдруг решилась и положила на них лапку.
Эффект этого поступка превзошел не только наши ожидания, но и (судя по обескураженной морде) ожидания самой кошки. Нитки самостоятельно запутались в некое подобие норки, из которой медленно выползла толстая мышь. Пока мы возбужденно махали руками и строили дальнейшие коммерческие планы использования ниток, деля шкуру еще не убитых останков скатерти-самобранки, Шива управилась с мышью и быстренько заказала себе вторую. Потом третью.
Когда мы закончили кричать друг на друга и подсчитали будущую прибыль, на полу ногами в стороны сидело нечто с головой Шивы и шарообразным меховым туловищем, а ниток не было. Нигде.
Нашлись, значит. До чего вовремя.
— Пятый! Сколько же может продолжаться это безобразие!!!
— Уже бегу, товарищ куратор!..
Хозяин химер
Лучший способ нападения — это грамотная защита.
Жизненный принцип ядовитых медуз
Весна — наиболее подходящее время для воскрешения покойников. Все в природе оживает…
Старая некромантская шутка
Сквозь дыру, пробитую в стенке склепа, тревожно свистел ветер.
Величайший архимаг прошлой эпохи лежал в гробу, смиренно сложив руки под подбородком. Поверх лба ощетинился шипастыми лучами обруч смерти, на высохшей шее — цепь с жетоном, проваленные глазницы прикрыты тусклыми плоскими кристаллами желтого римертина. Из-за толстого слоя пропитанных ароматическими маслами бинтов, туго намотанных на конечности и торс, возникало обманчивое впечатление, что тело не подверглось тлению, оставшись столь же гладким и округлым, каким было при жизни. В ногах мертвеца неровным рядом теснились причудливой формы бутыли.
На снятой крышке гроба плечом к плечу невозмутимо восседали слуги-зомби: хромой Адам и приземистая ширококостная Эва, сцепившая обе пары своих заскорузлых ладоней в замок на животе.
Домушник по кличке Кныш почесал небритый подбородок, опасливо покосился на неподвижных слуг, на покойника и украдкой сложил пальцы щепотью, но некромант был начеку:
— Куда лапы тянешь? Креститься вздумал?! Предупреждал же, отсушу по локоть!
— Жутко мне! — заныл вор, поеживаясь и дергая плечами. — Прибавить бы денежку, господин маг!
Старательно выпученные якобы в припадке страха цепкие птичьи глазки выжидательно уставились на Киоруса, и некромант в очередной раз пожалел, что связался с бродячим отребьем. Мало того что Кныш проковырялся с запорами два часа, рискуя шумной возней привлечь внимание кладбищенского сторожа, мало того что дверь так и не поддалась его отмычкам и им пришлось ломать стену, так еще и эти несвоевременные приступы религиозности.
Вот что значит не иметь денег! Ты вынужден довольствоваться скромной пищей, экономить на свечах и нанимать для вскрытия склепа дешевого воришку.
— Потом поговорим.
— А не обманете, господин маг?
Киорус отвернулся и усилием воли подавил в себе волну ненависти к Кнышу — скрюченному уродцу, покрытому коркой грязи, с хитренькой лисьей мордочкой и многократно переломанным носом, угадать первоначальную форму которого было уже невозможно. Мерзкое отребье!..
Под тяжелым взглядом некроманта правый кристалл римертина неожиданно провалился в глазницу мертвеца и что-то зашуршало в черепе, заставив незваных гостей синхронно вздрогнуть.
— Лерия, да начинай же!
Магисса-целительница была полной противоположностью единоутробного брата: пухлые румяные щеки, тучная фигура классической кухарки, испуганно-добродушное выражение лица. Худой, с сухой желтой кожей и узкими плечами некромант походил на нее не более, чем скрученный в трубку пергамент походит на плотно набитую подушку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});