Много лет спустя версия о японском (шире — внешнем) источнике бурханизма все же возродилась — на этот раз на страницах советских научных изданий (о чем было уже сказано выше). Знали бы руководители Алтайской духовной миссии, давным-давно не существующей и полузабытой, какой «подарок» они сделали советской науке, в которой тогда, в 30-40-е годы, повсеместно насаждался утилитарный, конъюнктурный подход к фактам и событиям! Изменение политической ситуации как в стране, так и в мире в целом как бы оживляло старую, казалось бы, навсегда исчезнувшую концепцию. Как в годы русско-японской войны были тонко учтены настроения русского крестьянства Горного Алтая, его растерянность и тревога и на этой основе спровоцирован шовинистический угар, так и в годы «сплошной коллективизации» и сталинских репрессий авторы «ученых книг» стали втискивать сторонников «белой веры» в схему «обострения классовой борьбы»; глубинный смысл этого скрывался в осложнении отношений с Китаем (инциденты на КВЖД в 1929 г.) и, главным образом, с Японией: обстановка стала напряженной — вновь понадобилось наклеить на бурханистов ярлык носителей «прояпонских настроений» (они же сыграли роль «козла отпущения» и внутри страны: как же — «буржуазные националисты», «сепаратисты»!). Сплошь и рядом начинает подчеркиваться якобы присущее бурханизму стремление отделиться от России и отдать Алтай «под протекторат Японии» (со всеми вытекающими отсюда последствиями для носителей этой «зловредной идеи»). Само слово «бурханизм» стало звучать как обвинение; о нем и сейчас словно «стесняются» говорить, либо уже ничего не знают (время идет!); еще и поэтому мы так мало знаем об этом интереснейшем феномене духовной культуры алтайцев. Приходится только сожалеть, что такая, мягко говоря, предвзятая точка зрения, принесшая народу Горного Алтая множество бед, в сущности, не сдала позиций и по сей день.
Словом, представление о «происках внешних и внутренних врагов», инспирировавших появление на Алтае новой религии, должно быть признано не имеющим под собой почвы, несостоятельным. Как же обстояло дело с научной точки зрения? Мы расстались с алтайским обществом в момент его вступления в новый, XX век, когда главным итогом всех социально-экономических и этнических процессов, протекавших на Алтае, стало формирование новой народности «алтай-кижи». К этому времени «молодая народность» уже успела выдвинуть из своей среды ряд ярких личностей, таких, как упоминавшиеся писатель Никифоров и художник Гуркин, или «культурный хозяин» (в сущности, буржуа) Аргымай Кульджин, ездивший в Лондон, разводивший племенных лошадей, мечтавший «всех алтайцев сделать грамотными, как русские», и строивший школы, сотрудничавший с ведущими этнографами Томска и Петербурга. Ростки нового, капиталистического уклада пробивали себе дорогу, способствуя ускорению этнических процессов. Однако всего этого было явно недостаточно, чтобы окончательно выделить население центральной части Алтая из всех существующих родо-племенных групп. Ведь и шаманизм, и родовые культы были по-прежнему сильны и у тех, и у других, хотя и не соответствовали уже новым запросам алтайской народности. Ей был необходим свой, национальный, культ. Он и появился в облике бурханизма, но увы — не успев полностью сложиться в систему, «новая религия» была разгромлена, а затем и опорочена различного рода спекуляциями, о которых здесь было сказано. Вместо глубокого изучения, стремления понять причины, движущие силы, механизм сложения религиозной идеологии нового этноса — через нее старались объяснить острые политические проблемы, сделать бурханизм своего рода «козлом отпущения» при столкновении с теми непростыми явлениями социально-экономических и межнациональных отношений, которые унаследовала наша страна от прежних времен. Стоит ли удивляться, что в таких условиях и сам бурханизм начал быстро «политизироваться», приобретая в своей эволюции все больший оттенок сначала пассивного «недоразвитого национального движения» (В. И. Ленин), а позднее, к 1917 г., принимая националистическую окраску (особенно среди состоятельных верхов и складывающейся национальной интеллигенции)?
Чем же сущностно характеризуется «белая вера», «молочная вера» алтайцев, каковы ее основные «догматы» и обряды? Уже первые исследователи бурханизма обратили внимание на его синкретический характер, на переплетение в нем шаманистских, дошаманских и ламаистских черт Все это вместе взятое может быть сведено к следующей краткой характеристике Важнейшим постулатом бурханизма является отказ от кровавых жертвоприношений, которые, как известно, были неотъемлемой частью шаманского ритуала. Вместо них вводилось возжигание «арчына» (горного можжевельника), кропление (возлияние) молоком, маслом или аракой, повязывание на деревья белых лент или конского волоса, возложение белых, голубых, желтых цветов на жертвенники и т. п. Моления (коллективные!) должны были проходить в определенное время на открытых местах, где нужно было ставить березки и украшать их белыми же лентами (кыйра). В молитвах должно было обращаться к Бурхану, «который живет на небе». Верующие обязаны были ожидать прихода Ойрот-хана — героя, судии и спасителя.
Для раннего бурханизма было типично резкое неприятие шаманизма и шаманистов (вплоть до их избиения, уничтожения бубнов и других атрибутов «камов»). С приверженцами «черной веры» вообще старались не поддерживать никаких контактов. Это и понятно: выйдя из шаманизма, тысячами нитей связанный с ним как с определенной стадией ранней религии, бурханизм был направлен на отрицание своих истоков, стремясь отмежеваться от той системы, которая его, по сути дела, породила. Явление это универсальное, как и всякое иное проявление закона «отрицания отрицания»; таковы же, вспомним, были отношения между ранним христианство и и иудаизмом. Впоследствии, однако, начинается процесс возвращения в «белую веру» собственно шаманистских представлений, разрастается его пантеон, единобожие фактически заменяется политеизмом. Основой бурханизма является все же мощный дошаманский пласт местного происхождения (почитание «эези» — духов-хозяев конкретной местности, слившихся в образ «Алтайдынг-эези» — Хозяина Алтая; обязательное привязывание лент к деревьям на перевалах, у источников как выражение благодарности их «хозяевам», почитание «От-эне» — Матери-Огня, которое здесь даже возрастает; система запретов, связанных с культом огня, поскольку в бурханизме велика роль идеи «ритуальной чистоты»; особое отношение к «арчыну», связанное с представлением об «очистительных» свойствах этого растения, «арчын» вообще становится символом принадлежности к «новой вере»: им обменивались при встрече, его клали в огонь, обеспечивая себе, таким образом, покровительство благих духов и, конечно же, Бурхана) Список такого рода архаизмов можно было бы значительно увеличить.