Читать интересную книгу Белый Бурхан - Геннадий Андреев

Как бы то ни было в Санкт-Петербург был отправлен чрезвычайный посланник Далай-ламы XIII — Агван Доржиев, бурят из Забайкалья, получивший высшее духовное образование В сентябре 1904 г. англичане вынуждены были покинуть Тибет и отказаться от его аннексии, что нашло свое отражение в англо-русском соглашении от 31 августа 1907 года В 1909 г Далай-лама возвратился в Лхасу, но спустя год опять должен был спасаться бегством — на этот раз в Гималаи, на границу с Индией. Это было вызвано новой цинско-китайской — волной экспансии, независимость Тибета вновь была поставлена под угрозу. Сначала усилилось проникновение китайцев в Кам (северовосточную окраину Тибета), а в 1910 г китайские войска заняли Лхасу. К тому же, в международных дипломатических документах с 1907 г. признавался сюзеренитет Китая над Тибетом.

Такова вкратце внешнеполитическая ситуация Тибета накануне и в период описываемых в книге событий. Нетрудно понять, что таши-лама (панчен-лама) один из двух правителей Тибета, «зажатый» между двумя экспансиями, озабоченный сохранением своей власти, своего положения, вряд ли мог (да и хотел) обдумывать и готовить секретную «экспансионистскую» миссию, причем направленную против интересов страны (Российской империи), союза с которой добивался Тибет. Впрочем, такое допущение не только противоречит здравому смыслу: документальных (да и просто надежных) свидетельств, хоть в малой степени подтверждающих его реальность, нет. Не стоит делать далеко идущих выводов и из того, что именно в этот период под пером таши-ламы оживает древняя идея Шамбалы — страны всеобщего счастья и могучего ее воина Ригден Джапо. Это всего лишь своеобразная реакция испуганного теократа на тяжелое, по существу безвыходное, положение своей земли (добавлю: и своей власти), бессильная реакция на невозможность изменить что-либо в жестокой реальности, обычными средствами решить нахлынувшие проблемы (впрочем, об этом мы уже говорили несколько выше). Остается надеяться на приход «мессии», справедливого освободителя — и он появляется, сначала в вожделеющем религиозно-мифологическом сознании ученого ламы, а потом и на пергаменте или листе рисовой бумаги.

Как бы то ни было, основной вопрос совсем не нов. Давно известны (но не менее надуманы) иные варианты его решения — «белая вера» на Алтае создана усилиями китайских (другое толкование — японских) эмиссаров. С сожалением приходится констатировать, что эта точка зрения и по сей день господствует в официальной научной литературе, повторяясь от издания к изданию. Откуда это пошло, каковы корни такой трактовки, кому она была выгодна? Прежде, чем ответить на этот вопрос, подчеркну следующее: впервые заявив о себе в 1904 г., бурханизм эволюционировал; но с течением времени изменялись и ситуации внутри России (затем — СССР), трансформировались политические установки, оценки внешних событий. Под влиянием этих общих, кардинальных изменений, в зависимости от них, пересматривались и причины возникновения «белой веры» алтайцев, менялось и отношение к ней как таковой. Современники считали ранний бурханизм религиозно-реформаторским движением (Д. А. Клеменц, В. И. Верещагин); позже, в двадцатые годы, стали рассматривать бурханизм как национально-освободительное движение (А. В. Анохин, Н. Н. Бакай); лишь с середины тридцатых годов (нужно ли напоминать, что это было за время?), и особенно в сороковые годы, «новая религия» алтайцев стала определяться как буржуазно-националистическое прокитайское, или прояпонское, движение (Л. П. Потапов, П. Е. Тадыев).

Позволю себе подробнее остановиться на характеристике последней точки зрения, тем более, что, как уже отмечалось, в романе бурханизм тоже «приходит со стороны»; мало того, в нем указывается на особую роль Монголии, где были якобы подготовлены первые бурханистские «священнослужители» — так называемые «ярлыкчи». Собранные и разысканные за последние годы сведения и документы заставляют усомниться в правомерности такого представления. Ни в обвинительном заключении, ни в материалах следствия по делу бурханистов (о нем речь впереди) вопрос о связи монгольских лам с истоками бурханизма вообще не ставился (было лишь предположение членов Алтайской духовной миссии об участии последних в молении бурханистов в долине ручья Кырлык). Термин «ярлыкчи» в 1904 г. был еще не известен — его нет ни в описаниях событий, ни в показаниях свидетелей на суде, ни в словах подсудимых. Первое упоминание о ярлыкчи как об особых служителях культа появляется не ранее начала 1905 г., т. е. тогда, когда основные «виновники беспорядков» уже несколько месяцев находились в бийской тюрьме, ожидая решения своей судьбы. Более того: специальная поездка на место происшествия (в урочище Теренг) советника Томского губернского правления барона Бруннова для проверки упомянутого предположения миссионеров закончилась безрезультатно. Это и понятно: беглого взгляда на карту Алтая достаточно, чтобы убедиться в изолированности центральной и западной его частей (средоточия бурханизма) от прямых контактов с ламаистским миром рубежа XIX и XX веков — не только русско-китайская граница, но, что особенно важно, целой цепью русских селений по р. Коксе и излучине Катуни. Эпизодические проникновения лам-одиночек с территории Монголии через теленгитские земли по Чуйскому тракту сколько-нибудь серьезных последствий не имели и иметь не могли; в народном сознании они и связывались с ламаизмом («чужой верой»), но никак не с новой («своей») религией.

Наиболее «сильным» аргументом сторонников «японского происхождения» бурханизма является употребление в бурханистских текстах слова «Тохой», совместное упоминание имен «Япон-хан» и «Ойрот-хан» (герой и мессия бурханистов). Но, во-первых, нет никаких достоверных (прямых или косвенных) свидетельств о причастности Японии к событиям в Горном Алтае; во-вторых, часто искомый смысл терминов являлся результатом преднамеренных подтасовок. Так, в слове «Тохоп» некоторые усматривают название города Токио, хотя это достаточно древний и довольно распространенный гидроним монгольского происхождения на территории Алтайской горной системы. Каков же источник имени «Япон-хана», которое, как утверждают, встречается в бурханистских молитвах и призываниях? Ни обвинительный акт, ни приговор не увязывают подсудимых с Японией. Более того: ни «Токио», ни «Япон-хан» в этих документах не фигурируют совсем.

Судебные инстанции, обвиняя бурханистов в сепаратизме, тем не менее ни разу — даже намеком — не соотнесли «белую веру» со «Страной восходящего солнца». Они почему-то «не сочли нужным» привести столь важный для них «аргумент». Очевидно, это произошло по той простой причине, что у разбиравших это дело его не было, иначе таким «доказательством» не преминули бы воспользоваться, усугубив и без того довольно тяжелое обвинение (не забудем, что шла русско-японская война). Имя «Япон-хан» не встречается и в первых донесениях бийского исправника Тукмачева в губернский центр и в Омск (генерал-губернатору). Наконец, в докладе томского губернатора Старынкевича, направленном в Министерство внутренних дел, тоже нет никаких упоминаний о Японии. Вместе с тем, на процессе бурханистов о «Япон-хане», как якобы ожидаемом ими «спасителе», говорили не раз; но кто и как? В этом плане все показания разбиваются на три группы. Обвиняемые и свидетели-алтайцы полностью отрицали упоминание этого персонажа во время молений; Чет Челпанов — «проповедник» и главный обвиняемый — заявил, что о Японии он вообще узнал только в тюрьме. Крестьяне-старожилы показали следующее: русские боялись не «калмыков» (собравшихся на моление в урочище Теренг), а японцев: «носились слухи, что скоро придут японцы»; «русские боялись слухов, носившихся среди них (разрядка моя — Л. Ш.) о приходе „Кулака“, „Япона“» (показания крестьянина из с. Черный Ануй Князева Е. А. во время процесса). В последнем случае мною сохранена протокольная пунктуация; фраза недвусмысленно утверждает, что русские опасались и «Кулака», и «Япона». Думается, что речь в данном случае идет все-таки о «кулаке Япона»: это соответствует нормам русской «простонародной» речи, да и термин «кулак» (в социальном смысле) в Горном Алтае (к тому же в начале века) практически не употреблялся. В третью группу входят показания представителей администрации, которые якобы слышали об ожидании алтайцами «Япон-хана» от «калмыков», говоривших по-русски, или от миссионеров, переводивших ответы алтайцев на русский язык (!). Знаменательно, что показания самих миссионеров из дела изъяты. Это наводит на размышления; к тому же, разные показания этой группы нередко противоречат друг другу.