Приподняв от подушки голову, она светло и открыто улыбнулась:
— Извините, но я должна пока лежать в таком неудобном положении. Да вы садитесь, садитесь…
Я мысленно обругал себя за то, что не догадался захватить цветы.
Прошу разрешения записать нашу беседу на пленку.
Надежда все так же приветливо спрашивает, не нужно ли для этого пододвинуть столик, предлагает, не стесняясь, распорядиться.
Устраиваюсь на маленькой скамеечке, небрежно кладу микрофон на колени, чтобы не создавать обстановки “выступления”, и начинаю обыкновенный разговор. Рассказываю, как искал дом. Постепенно перехожу к делу. Мне все больше нравится Пряхина: никакой позы, громких слов, все просто, человечно.
К счастью, у меня сохранилась стенограмма записи.
История Надежды обычна: ученица ремесленного, часто ходила на Тушинский аэродром, видела девушек-парашютисток, увлеклась и в пятьдесят первом году стала курсанткой центрального аэроклуба.
На шестьдесят восьмом прыжке Надежда Пряхина завоевала знание абсолютной чемпионки страны.
Хрустальные, серебряные кубки, медали, вымпелы здесь же, в комнате, и с них начался переход к разговору о прыжках:
— …Я первый раз вижу медали парашютистов.
— Ничего удивительного. Медали в парашютном спорте ввели у нас только в пятьдесят четвертом году. Одиннадцать из двадцати медалей — за рекорды, десять рекордов — мировые.
Вот там, на серванте, самый большой мельхиоровый кубок — это переходящий кубок Адриатики. Второй раз Надя привезла его в Москву. Очень интересны эти соревнования еще и тем, что в программу включается прыжок на море. Прыгнуть надо с высоты пятьсот метров, приводниться как можно ближе к цели, а если от нее окажешься далеко, плыви.
— В одежде?
— Нет, прыгали в купальных костюмах. В воздухе отстегиваешь подвесную систему, а в момент контакта с водой освобождаешься от парашюта и спасательного жилета. Тут и пловцом хорошим быть надо…
Надя оживилась, по-моему, даже забыла о своем недуге.
С каждым кубком, медалью, вымпелом связаны интереснейшие истории, и Надежда охотно продолжает рассказывать. А я все не знаю, как перейти к главной цели беседы. Наконец набираюсь мужества и приступаю. Тут лучше всего дословно воспроизвести стенограмму:
— Надежда Ивановна, расскажите, пожалуйста, о том случае… я не знаю, не могу подобрать подходящего слова… случае, конечно, с одной стороны, печальном, а с другой стороны, вы тогда показали такую выдержку, такое большое мастерство и самообладание…
Ох, как порой бывает трудно касаться тяжелых происшествий, трагических или очень интимных событий! И здесь необходим величайший такт, максимальная мера деликатности, чтобы не переступить невидимой, недозволенной черты.
Взволнованный, исполненный неподдельного восхищения перед Надеждой Пряхиной, я хотя и нескладно, но, наверное, очень искренне ступил на искомую тропу.
Пряхина сочувственно, как показалось, посмотрела на меня и совершенно спокойно, припоминая детали, перечислила выполненные в воздухе фигуры:
— Выполнила комплекс, как мне показалось, неплохо. Для того чтобы выполнять фигуры, мы летим плашмя. Этот наш стиль очень удобен в свободном падении. Посмотрела на секундомер. Прошло восемнадцать секунд, а надо было не менее двадцати, чтобы не получить штрафных очков. Прошло еще четыре секунды, и я выдернула кольцо. Обычно после выдергивания кольца парашютист ощущает резкий рывок. Динамического удара не последовало. Я сразу поняла: что-то случилось с парашютом. Взглянула вверх — с главного купола не сошел чехол, вытяжной парашютик завязал все стропы главного купола. Хотела сначала обрезать все, приготовила нож…
Вы уже знаете историю борьбы в воздухе. Но как удивительна выдержка Пряхиной! Никакой паники, никакого страха — все на борьбу за жизнь. Не так ли совершались подвиги и в годы войны?
— Скорость была большая, — заканчивает историю неповторимых сорока секунд Пряхина. — Видела, что бежали ко мне люди. И очень не хотелось верить, что все кончено. Я боролась до самого конца и отделяла запасной от главного. И когда уже увидела, что подхожу к земле, резко подтянулась на лямках. И вот этим самым я уменьшила силу удара при приземлении. Еще посчастливилось, что упала не на аэродром, а на взрыхленную пашню…
— Ну, а сейчас…
— Очень хочется быстрее встать. Предстоят большие соревнования — чемпионат мира, и если позволит здоровье, то с удвоенной силой придется заняться тренировками. Очень не хочется отставать от товарищей.
— Значит, вы вернетесь к любимому спорту…
— В этом я даже не сомневаюсь. Определенно. И на завод вернусь. Работа мне очень нравится. Но все-таки очень хорошо, когда совмещаешь с работой какой-нибудь спорт. А помимо спорта, я еще занимаюсь в механическом техникуме, на вечернем отделении. Конечно, все вместе трудно, но в то же время и интересно, многое хочется познать… Жить все-таки хочется так, чтобы успеть сделать побольше, чтобы жизнь не прошла даром. И мне очень тогда хотелось жить!
Эта беседа — тоже один из документов нашей эпохи, советской. Уверен, характеры наших современников когда-нибудь станут предметом пристального изучения историков. Как же обидно, что так бесхозяйственно, не думая о будущем, относимся мы к записям-документам! Полагаю, что даже эти отрывки стенограммы позволяют представить себе духовный облик Надежды Пряхиной. Насколько же сильнее и убедительнее прозвучал бы перед потомками ее голос! А пленка размагничена…
Уверенность Надежды Пряхиной, что не расстанется с любимым спортом, оправдалась. Хотя и не пришлось больше прыгать с парашютом, но член бюро Федерации парашютного спорта СССР Надежда Ивановна много делает для его развития, судит соревнования в стране, выезжает на международные встречи. И завод свой не оставила. Появился у Надежды Ивановны сын…
Так все и должно быть у человека, который в час самого сильного испытания боролся до конца.
В.ИВАНОВ-ЛЕОНОВ
КОГДА МЕРТВЫЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ
Рассказ
Африканец лет тридцати быстро шагал в шумной разноплеменной толпе. Англичане и буры, арабы и китайцы, индийцы и греки — все спешили куда-то, говорили громко. В Иоганнесбурге всегда все спешат, все чем-то озабочены. Генри Мкизе старался не привлекать к себе внимание: его искала полиция. Широко поставленные глаза Мкизе выискивали шпиков в толпе. Он научился распознавать их почти безошибочно.
Вечернее солнце глядело в щель между небоскребами. Красное пламя полыхало в окнах домов, металось по стеклам автомобилей. С песчаных отвалов золотых рудников ветер тянул над городом кисейную занавесь пыли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});