Читать интересную книгу Родина - Анна Караваева

Пришел Евгений Александрович, поцеловал дочь и лицо его на миг сморщилось, как от боли.

Сжимая и гладя руки дочери, Евгений Александрович начал быстро рассказывать, что он пережил за время болезни Сони, когда он боялся потерять ее. Даже во сне он видел, как она спорила с ним и убеждала его, и, слушая ее, он мучился от запоздалого раскаяния. Как мало понимал и любил ее, свою умную, милую дочь! Как мог он не понимать и не ценить горения большого дела, которым была полна ее душа: ведь нет ничего выше этого горения, нет ничего радостнее всей душой служить ему. Для этого надо отбросить от себя весь этот ветхий, узколобый индивидуализм, мелкие, себялюбивые обиды и сомнения.

— Я другим человеком стал, все эти метания уже позади. Сколько счастья, Сонечка, заключено в главном стремлении — итти вместе со всем коллективом вперед!

— Шш… тише! — вдруг прошептал Пластунов и потянул за рукав увлекшегося своей исповедью Евгения Александровича.

В другой комнате он шепотом начал выговаривать Евгению Александровичу:

— Как же еще вы безрассудны, Евгений Александрович! Больше, больше надо помнить о ней, беречь ее силы. А вы все сразу хотите… Эх, отец, отец!

— Винюсь, винюсь… это я от счастья, мой дорогой… Пойду скажу матери: то-то обрадуется! Вечером мы оба придем сюда.

— Приходите, только, умоляю, не потрясайте Сонечку ничем. Право, хватит ей утренней порции!

— Понимаю, понимаю!

Однажды, в морозный солнечный день в начале ноября сорок четвертого года, звонок в передней залился рассыпчатой трелью.

— Ну, конечно, это они! — объявил Пластунов, и действительно, в распахнутую дверь вместе с голубыми клубами морозного воздуха ворвались молодые голоса, смех, веселая толкотня.

— Сонечка, милая, здравствуй!

— Выздоровела, братцы, выздоровела!

— Сонечка, мы ужасно рады за вас!

— Сонечка, ур-ра-а!

Няня быстро навела порядок:

— Да не бросайтесь к ней все сразу: слабенькая еще она, ведь только со вчерашнего дня голову с подушки подняла.

Гости расселись, кто на стульях, кто на длинном подоконнике.

— Ну, рассказывайте, рассказывайте! — сидя в подушках, с веселой мольбой говорила Соня. — Как моя бригада работает? Кто ведет ее?..

— А ну, посмотри на нас! — смеялась Маня.

— Ты, Манечка, бригадир… ты! — угадала Соня. — Как все хорошо получилось! Ну, как вы работали?

— Рады рапортовать товарищу начальнику! Мне, как бригадиру, приходится доложить первой, а потом ты скажешь, Юля, а затем ты, Тамара… — распоряжалась Маня, — После нас рапортуют наши новенькие электросварщицы: Наташа и Шура, которые себя хорошо показали, и могу заверить тебя, Сонечка, что эти воспитанные нами девушки и в будущем не испортят наш концерт!

— Ох, ну и языката, разбойница! — довольно бормотала няня, слушая, как сначала Маня Журавина рапортовала сама, а потом живо и остроумно вела «концерт», то есть подбадривала Юлю, Тамару и двух новеньких электросварщиц, которые рассказывали, какие военные и гражданские заказы они выполняли за эти полтора месяца.

— А знаете, Сонечка, — смешливо высунулся Сережа, которому не терпелось скорее «выложить» все заводские новости, — знаете, наш многоуважаемый сменный мастер Игорь Чувилев лекции читает, замечательные лекции!

— Это слишком сильно сказано, Соня, — смутился Чувилев. — Это пока что первые опыты. Мне просто хотелось как можно скорее распространить наши скоростные методы, чтобы все могли ими пользоваться… А насчет лекций мне Дмитрий Никитич и Евгений Александрыч подсказали…

Пока Чувилев рассказывал, Соне бросилось в глаза, что за эти полтора месяца Чувилев «стал совсем молодым человеком». Волосы его, отросшие после летнего бритья и зачесанные вверх, отливали красивым коричневым блеском. На широком лбу просторно лежали густые темные брови, которые, почти срастаясь, торчали над переносицей, а над верхней губой уже четко темнели усики. Следуя появившейся у него привычке, Чувилев иногда пощипывал их и тут же смущенно отдергивал руку. Темносерые глаза смотрели серьезным и вдумчивым взглядом человека, любящего и умеющего делиться с другими своими мыслями. Он рассказывал, как читал лекции об опыте разных бригад своего цеха слесарям, токарям и механикам железнодорожных мастерских.

— Слушают такого рода лекции действительно с большим вниманием… и, думается, не только с желанием практически использовать полезные данные опыта, но еще по одной причине…

Чувилев приостановился и продолжал многозначительно:

— А причина эта — широта технических, новаторских интересов рабочего класса. Я уже немало встречал рабочих, которые мыслят, как инженеры…

— Это говорит вам человек, который мечтает стать инженером! — с шутливой торжественностью произнес Сунцов, указывая на Чувилева.

— А что, что? Разве не верно то, что есть рабочие, которые мыслят уже, как инженеры?..

Но Соню заинтересовали планы Игоря Чувилева, и будущий инженер должен был рассказать о них. Пока что Чувилев и Игорь Семенов записались на технические курсы заочников, занимаются очень напористо, чтобы летом сорок пятого года сдать все зачеты, — а там, глядишь, война кончится, и оба друга поступят в институт.

— Я убежден, что нам с Игорем особенно прибедняться не следует, — завершил чувилевский рассказ Игорь-севастополец. — Мы вступим в институт не каким-нибудь «зеленцом», а заводскими людьми, с опытом военного времени.

— А я после войны, — и Сережа приостановился, будто чего-то застеснявшись, — я вот приналягу на футбол, стану вратарем, создам могучую команду…

— Верно, товарищи, говорят, что хороший вратарь стоит смелого бойца в армии! — с серьезным лицом сказал Сунцов.

Сережа, вскинув рыжеватым чубом, задорно пообещал:

— Небось, тебе, знаменитому баритону, будет приятно, когда на твоем концерте такой же знаменитый вратарь будет отбивать ладони, вызывая тебя на бис…

— Ты уж скажешь! — вспыхнул Сунцов. — Мы — только скромная самодеятельность…

— Как Толя вчера спел арию Демона!.. — начала было Юля, но застыдившись, умолкла.

— Спой, Анатолий! — приказала Соня. — Вообрази, что я тебе аккомпанирую… Ну прошу тебя!

Сунцов спел арию Демона и арию Онегина в последнем действии.

— Обязательно буду аккомпанировать тебе, Анатолий! — весело пообещала Соня.

Сунцов с торжественным видом поблагодарил Соню за ее обещание и добавил:

— А новогодний концерт, который готовит самодеятельность города, будет происходить на сцене Кленовского театра, который полностью восстановят к двадцатому декабря… в высшей степени рад вам доложить об этом, Софья Евгеньевна!

— Как это все чудесно! — воскликнула Соня. — Ах, мне хочется завтра же выйти на улицу, увидеть наш театр, прибежать на завод в нашу бригаду…

— Тише, тише! — остановил ее Пластунов. — Вот что все вы, искусители, наделали! Теперь нам с няней нужно бояться, как бы наша больная не выскочила из дому!

Когда через два часа все ушли, Соню опять уложили в постель.

* * *

Апрель сорок пятого года выдался холодный, май тоже начался снегопадами и резкими ветрами. Предполагавшиеся посадки деревьев на улицах города и в Пионерском сквере и спортивный праздник молодежи пришлось перенести сначала на первые числа мая, затем на первое погожее воскресенье.

Через несколько дней после Дня Победы, который весело и торжественно отпраздновали в городском театре, кленовские любители древонасаждений наконец дождались и тепла и приятного всем извещения о начале весенних посадок. Заводские энтузиасты зеленого строительства еще в марте составили план: начать весной посадку деревьев на тех улицах, где уже стояли восстановленные дома.

Вдоль длинных, на весь квартал, белых корпусов Дома специалистов и Дома стахановцев мягко чернели по сторонам улицы воронки пышно разрыхленной земли. И всюду, где уже стояли новые дома, вдоль их стен тянулся этот простой, но бесконечно радующий глаза земляной узор.

С утра на улицах Кленовска зашумели, запели «зеленые бригады». В молодежно-комсомольские бригады, как ручейки в речки, вливались голосистые стайки школьников, которые шли со своими школьными знаменами, разноцветными флажками, пестревшими в воздухе, как бездымные разноцветные огоньки.

— Эх, ребята! — озабоченно говорил Сережа Возчий. — Вас, мои голубчики, пожалуй, пришло больше, чем у нас деревьев заготовлено.

— Но, но! Не огорчай ребят-то, распорядитель! — вмешался Василий Петрович. — Не горюй, школа, тебе нос вешать не полагается: если всамделе рабочих рук окажется больше, чем деревцев, мы вам дело найдем… У нас программа большая: вдоль заводского шоссе мы клены, дубки да липы скоро будем сажать, а для этого надо не одну сотню ямок выкопать. Хватит деткам работки!