Одним из кандидатов стал Феликс Родригес, кубинский эмигрант и полувоенный агент ЦРУ, сотрудничавший с США с момента создания антикастровской программы. Он работал в Никарагуа, откуда был отозван в 1964 г., после чего приступил к работе в отделении ЦРУ в Майами. К лету 1967 г. вопрос о местонахождении Че был одним из самых мучительных для ЦРУ вопросов.
«Насколько я помню, — сообщает Родригес, — в ЦРУ были шишки, в свое время утверждавшие, что Че погиб в Африке, поэтому, когда пошли разговоры, что он в Боливии, реакция многих была: нет, этого просто не может быть. Так что, только когда Дебре подтвердил эти сведения, США приняли решение действовать и развернуться в Боливии в полную силу».
В июне 1967 г. Родригесу позвонили из ЦРУ. Когда Родригес приехал в контору, его представили главе одного из отделений ЦРУ, и тот подробно рассказал о новой программе. В управлении считают, что Че Гевара находится в Боливии, и отбирают агентов в целях его «поимки». Не хотел бы Родригес отправиться на это задание? Родригес, не раздумывая, согласился.
Речь шла о задании всей его жизни, и Родригес это знал. Кроме того, ему было известно, что ЦРУ придает этому заданию высочайшую важность. «Американцы опасались, что Че захватит Боливию, — вспоминает он. — Опираясь на кубинцев, боливийцы запросто могли распространить революцию в такие значимые страны, как Бразилия и Аргентина».
Че был прав: после того как его «Послание», написанное накануне отъезда с Кубы, было опубликовано в апреле, оно вызвало сенсацию. В нем он призывал революционеров всех стран создать «второй, третий, множество Вьетнамов», чтобы влиться в международную войну против империализма. Че задавался вопросом, чего стоит так называемый «мир» в несправедливо устроенном послевоенном мире, и призывал к «долгому и жестокому» противостоянию ради уничтожения империализма и победы «социалистической революции» в целях установления нового мирового порядка.
Перечисляя качества, которые потребуются в этой битве, Че Гевара писал: «Ненависть — важный фактор борьбы; непримиримая ненависть к врагам наделяет человека особой силой, превращает его в эффективную, яростную, действующую четко и избирательно машину уничтожения. Такими и должны быть наши солдаты; народ не способный ненавидеть, никогда не одержит победы над жестоким врагом».[47]
Это должна быть «тотальная война», которую нужно вести против янки сначала на территории их имперских аванпостов, а затем и на их собственной территории. Войну следует вести «там, где живет» противник, и «там, где он отдыхает», необходимо заставить его «чувствовать себя затравленным зверем», изматывать его, пока не «будет подорван его моральный дух», и это станет первым знаком победы народных сил. Че Гевара призывал людей всех стран присоединиться к правому делу, которое уже ведут их собратья, и внести свою лепту во всемирную войну против Соединенных Штатов. «Каждая капля крови, пролитая за освобождение чужой страны, а не той где ты родился, — бесценный опыт; выжившие усвоят его и используют для освобождения своей родины. Таким образом, освобождение любого народа будет рассматриваться как успешное сражение в битве за освобождение своего собственного народа».
Далее он продолжал:
«Мы не можем не ответить на вызов времени… Каким близким и сияющим стало бы будущее, если бы на планете возникло два, три, много Вьетнамов — пусть с их квотами смертей и безмерными трагедиями, но и с каждодневным героизмом, непрерывными ударами по империализму: ударами, заставляющими его распылять свои силы и мешающими укрываться от ненависти народов всего мира!..
Наши действия — это боевой антиимпериалистический клич и призыв к объединению народов мира против главного врага рода человеческого — против Соединенных Штатов Америки. И где бы ни застала нас смерть — мы приветствуем ее, если только наш боевой клич достигнет чуткого уха, и новые руки подхватят наше оружие, и новые бойцы готовы будут пропеть нам надгробные песни — под аккомпанемент пулеметов и новых боевых кличей и криков победы».
Подобный пафос и раньше встречался в статьях Гевары, однако в этом воззвании, в котором звучали истина его убеждений и неукротимая смелость, был особенный драматизм — теперь, когда все знали, что Че на поле сражения делает именно то, о чем он написал: пытается разжечь новую и, как он надеется, последнюю, решающую мировую войну.
Феликс Родригес был вызван в ЦРУ для инструктажа. Ему показали огромную кипу документов, подтверждающих, что Че Гевара находится в Боливии, в том числе признания Дебре и Бустоса, а также рисунки, сделанные последним. 1 августа Родригес прибыл в Ла-Пас под видом «бизнесмена Феликса Рамоса». Там его уже ждал другой агент-кубинец, Густаво Вильольдо Сампера (действовавший под именем Эдуардо Гонсалеса). Он участвовал в недавней антипартизанской операции ЦРУ в Конго, а в Боливии находился с марта. Охота на Че Гевару началась.[48]
VII
К августу Че был разбит болезнями и усталостью, так же как и многие из бойцов, что еще оставались с ним. 7 августа, когда исполнилось девять месяцев со дня появления на свет их партизанской армии, он записал: «Из первых шести моих соратников двое мертвы, один пропал без вести, двое ранены, а я нахожусь во власти астмы».
С того момента, как тремя месяцами ранее попали в плен Дебре и Бустос, Че со своими бойцами продирался через колючие кустарники, перенося то иссушающие холодные ветра, то дожди, то испепеляющую жару, безуспешно пытаясь соединиться с арьергардным отрядом, который возглавлял Хоакин, и испытывая недостаток еды и питья. Они часто сбивались с нужного направления, время от времени сталкивались с армейскими патрулями, и «Радио Гаваны» было для них единственным связующим звеном с внешним миром.
Во время привалов Че читал, вел дневник и заполнял записные книжки своими размышлениями по поводу социалистической экономики, словно бы отстраняясь на время от окружающей его действительности. Многие из его дневниковых записей сдобрены черным юмором. Гевара со стороны взирал на перебранки и мелкое воровство еды, имевшие место среди его бойцов, но затем вмешивался, выносил предупреждения и читал нотации. Впрочем, большую часть времени он был просто слишком слаб для того, чтобы проявлять суровость. Однажды, в начале июня, Че даже позволил армейскому грузовику, в котором ехали «двое солдатиков, укутанных в одеяла», проползти мимо и не открыл по нему огня. В другой раз, захватив полицейского, выдававшего себя за торговца и посланного шпионить за партизанами, Че подумывал пристрелить его, но вместо этого позволил врагу уйти, ограничившись «строгим внушением». 14 июня, в день своего тридцатидевятилетия, Че рассуждал: «Я неминуемо приближаюсь к тому возрасту, когда мне всерьез придется задуматься о своем будущем как партизана. Но пока я еще в порядке».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});