Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

Возраставшее значение Афин тревожило Спарту. Трижды спартанцы являлись в Афины и, поощряемые афинской олигархической партией, надеялись свргнуть Перикла, заботившегося о благосостоянии государства. Однако все происки оказались тщетными. Тогда пелопоннессцы потребовали, чтобы Афины признали самостоятельность всех городов, подвластных им, но, получив отказ, без объявления войны напали ночью на город Платен (431 г. до P. X.). Захвата города нельзя было допустить, и афиняне под предводительством Перикла выступили на защиту родины. Так началась «пелопонесская» война.

Но и на этот раз политические враги Перикла не могли оставить в покое Аспазию. Они уверяли, что война началась из-за похищения мегаринцами двух куртизанок, живших в доме Перикла. «Гера» разгневалась, «Олимпиец» метнул молнию, и кровь полилась! Мы знаем, насколько нелепы были подобные россказни.

Надгробная речь, произнесенная Периклом при погребении воинов, павших в этой войне, по утверждению Сократа и Платона, была составлена Аспазией. Вот несколько отрывков из нее.

«Общественное погребение и свидетельства почтения и скорби при виде павших за отечество граждан красноречивее говорят о нашей благодарности, чем это в состоянии сделать слово… Мы могли бы достойнее справить торжественный обряд молчанием. Но обычай требует речи; прежде всего я хочу говорить о нашем великом государстве, за которое проливали кровь эти воины… Республика наша велика и славнее всех; трудами и жертвами наших отцов она так расцвела, а мы наслаждаемся этим процветанием… Мы живем при таком государственном устройстве, благодаря которому все граждане равны перед законом, в то же время граждане, имеющие средства, внутреннее достоинство и таланты, могут достигнуть общественного почета и стать благодетелями государства. Далее, у нас есть средства сделать себе жизнь приятною, ибо здесь мировой рынок, куда стекаются произведения отдаленнейших стран… Если лакедемоняне готовятся к войне суровым воспитанием с самого раннего детства, то мы доказали, что при наших более легких обычаях и привычках мы приготовлены к ней не менее их. Таким образом, мы соединяем интерес к тому, что прекрасно и приятно, с образом жизни, делающим человека способным к воинским напряжениям; мы стремимся к образованию и обширным знаниям, не теряя при этом своей силы. Мы мужественны и готовы на крайнее, потому что мы не боимся ужасов войны и в то же время умеем в полной мере пользоваться дарами мира. Таково государство, за которое эти воины с честью погибли на поле брани, дабы оно не было оскорблено в своих правах, и за которое оставшиеся в живых также охотно будут терпеть, сражаться и, если на то будет воля богов, умрут!»[10].

Надо признать, что женщина, способная составить подобную речь и так понять афинскую душу, не будучи прирожденной афинянкой, уже одним этим заслужила бессмертие. Нам известно также, что она научила Перикла, как нужно произнести эту речь, произведшую на слушателей столь глубокое впечатление. Поэтому становится вполне понятным то поклонение, которым окружали Аспазию ее искренние друзья.

Кровопролитная война еще продолжалась, когда на Афины обрушилось другое несчастье, более ужасное, более беспощадное – чума, угрожавшая уничтожением города. Спасения ждать было неоткуда. Афиняне не успевали погребать жертвы чудовищной болезни. Плач и стенание оглашали Афины. Ряды друзей Перикла и Аспазии заметно редели. Вслед за сестрой «Олимпийца» чума унесла в могилу и двух его сыновей от первого брака, Ксантиппа и Паралеса. Удар был слишком жесток и страшно повлиял на Перикла. Только Аспазия могла хоть немного смягчить тяжелое горе, ниспосланное на голову ее мужа несправедливой судьбой; лишь возле этой удивительной женщины афинский полубог нашел успокоение от пережитых страданий. Но ведь от Аспазии он имел сына? Да, незаконного, непризнаваемого афинянами. Следовательно, род знаменитого афинского деятеля, поднявшего свою родину на недосягаемую высоту, должен навсегда угаснуть? Эта мысль сводила Перикла с ума, и он задумал свершить то. на что еще никто не отваживался, свершить, даже не надеясь на благополучный исход, зная враждебное отношение со стороны народной партии. Но он ошибался. Смерть его законных сыновей и непритворное отчаяние великого человека сделали свое дело. Народные симпатии вернулись к Периклу, и когда он на собрании поднял вопрос о признании законным сына, рожденного Аспазией, его самое заветное желание осуществилось. Его брак с иностранкой, в нравственности которой уже никто не сомневался, был признан…

События последнего времени расшатали крепкое здоровье Перикла, и он скончался в середине 426 года. Аспазия осталась одинокой в стране, относившейся к ней после смерти «Олимпийца» далеко не дружелюбно. Она должна была иметь возле себя надежного защитника и исключительно ради этого вышла замуж за Лизикла, когда-то ее ученика, превратившегося теперь в полководца. Через полтора года Аспазия, имевшая уже от Лизикла сына, по имени Пориста, вторично овдовела: ее муж погиб в одном из сражений. Тогда вместе с сыном она удалилась из Афин, где когда-то царила, и умерла в неизвестности. Звезда «Олимпийца» закатилась вместе с ним!

В сущности, биография Аспазии начинается с ее связи с Периклом и кончается его смертью. Эта удивительная женщина не имеет своей истории, но ее окружает легенда, создавшая из милетской гетеры идеальную личность, которая живет в воспоминаниях, как дивная муза века Перикла!

Перикл и Аспазия в студии Фидия.

БЛУДНИЦЫ АНТИЧНОЙ ЭЛЛАДЫ

Посещение куртизанок в античные времена не только не марало мужчину, но даже бросало на него лоск необходимого воспитания.

Однако, не должно думать, чтоб проститутки всегда оставались безнаказанны.

В известные минуты против них издавались жестокие запрещения.

Если обратиться к современным рассказам, Афинский Ареопаг оказывался беспощадным, когда распространение проституток вызывало скандалы.

Их заставляли платить разорительную пеню и даже по простому доносу анонима порой подвергали смертной казни,

В числе важных преступлений считался вход куртизанок в не свой храм; с их стороны считалось беззаконием присутствие при таинствах культа.

Следующая картина, написанная Дюфуром, даст точное понятие об их положении.

«Закон не жалел для них никакого оскорбления. Рождающиеся от них дети, также как и сами куртизанки, разделяли с ними позор; то было пятно, которое могло быть смыто только славным служением государству.

Личное положение наложниц существенно отличалось от положения куртизанок, но положение детей тех и других было почти одинаково.

Незаконнорожденные, кто бы ни была их мать, были как бы извергнуты из народонаселения.

У них не было ни особенной одежды, ни явных отличий, но в детстве они играли и упражнялись отдельно, на месте, принадлежавшем храму Геркулесса, которой считался их божеством.

Когда он делался взрослым, то не мог наследовать; не имел права говорить перед народом и не мог сделаться гражданином.

Наконец дети проституток, как бы для усиления повода, не были обязаны кормить своих родителей. При Архонте Евклиде оратор Аристофан предложил закон, по которому каждый объявлялся: незаконнорожденным, если не мог доказать, что родился от гражданина и свободной женщины.

Солон, регламентируя проституцию, поставил против нее спасительный оплот и предполагал держать на некотором расстоянии презренных ремесленников разврата, которые пожелали бы заняться позорным промыслом, портя девушек и мальчиков.

Существовал закон, относившийся к проституции, известный нам из одной из речей Эсхина: «Кто сосводничает молодого юношу или свободную женщину,– да будет наказан смертью.»

Но вскоре закон этот был смягчен и заменился штрафом в двадцать драхм.

Смертная казнь сохранялась только в тексте Закона, и даже, как уверяет Плутарх, развратные женщины, которые открыто занимались ремеслом сводней, никогда не были наказываемы, как того требовал закон.

Тщетно Эсхин требовал приложения закона, который никогда не прилагался.

На самом деле было очень трудно провести границу, откуда начиналось преступление, в виду которого был составлен этот закон, ибо в Греции существовал обычай, дававший любовнику право похитить возлюбленную, если только она соглашалась и не было препятствия со стороны родителей. Достаточно было получить согласие отца или матери, чтоб обладать желаемой женщиной.

Когда молодая девушка или ее мать получила от мужчины подарок, эта девушка уже не считалась невинной, хотя бы ее девственность и не была нарушена.

Ей уже не были обязаны ни прежним уважением, ни прежним вниманием, как будто она вступила в проституцию.

Ареопаг, судивший куртизанок и их отвратительных паразитов, когда о преступлении было доказано народным голосом или каким-нибудь гражданином, не удостаивал заниматься простыми проступками, который могли бы быть совершены этим нечистым населением, преданным дурным нравам, и подчиненным строгому наблюдению полиции.