Гёххаузен (1740—1824)[408] в своей анонимно изданной в 1786 г. книге «Разоблачение системы космополитической республики: В письмах из наследия одного масона». В этом «Разоблачении» автор бичует масонов-просветителей с протестантско-абсолютистской точки зрения, не уступая по резкости тону иезуитско-католической полемики. Гёххаузен, который заодно осудил также «антиподов иллюминатов» — розенкрейцеров — за ханжество и баловство с алхимией[409], не только утверждал, что человечество «слепо» ковыляет к бездне[410], но и мрачно прогнозировал «революции, которые неотвратимы, которые я ожидаю и предвижу»[411]. Масонские ложи он клеймил как «чумные бараки нравственной и политической чумы»[412], а иллюминатскому утопизму давал грозную отповедь: «Космополитическое чувство. Что это значит? Ты гражданин государства, либо ты мятежник. Третьего не дано»[413].
Через два года, в 1788 г., пиетист Юнг-Штиллинг в своем «Учебнике государственно-полицейской науки» (Lehrbuch der Staats-Polizey-Wissenschaft) тоже предостерегал против масонства, поскольку обнаружил, что «ложи включают в себя школы натурализма, деизма, заговоры против святейших основ нашего государственного устройства, истинной христианской религии и настоящие тайны зла»[414]. В своих «Письмах о новых стражах протестантской церкви» (1786—1788) ортодоксальный суперинтендант Симон де Маре из Дессау даже счел «оригинальные тексты ордена иллюминатов», о публикации которых позаботилось в 1787 г. баварское правительство, «важнейшими документами века», которые «всякого честного человека и христианина» заставляют в ужасе отшатнуться[415]. В подобных грубых нападках, которые за несколько лет до того еще трудно было себе представить, выразилось наступление Контрпросвещения[416]. Оно получило поддержку со стороны некоторых из немецких князей, которых беспокоила радикально-просветительская критика. Они еще с начала 1780-х гг. пытались найти какой-то противовес просветительскому рационализму за счет укрепления церковной ортодоксии, оказывая ей личное содействие и выпуская строгие эдикты[417].
Наиболее чреватой последствиями в этом отношении была смена монарха в Пруссии в 1786 г., ведь наследник Фридриха Великого, Фридрих Вильгельм II, уже в бытность кронпринцем подпал под влияние своего духовного наставника, розенкрейцера Иоганна Кристофа Вёльнера[418]. После того как король уже в именном повелении от 26 июля 1787 г. заявил: «Но я никогда не потерплю, чтобы в моей стране подрывали Иисусову религию, учили народ презрению к Библии и открыто водружали знамя неверия, деизма и натурализма»[419], Вёльнер, назначенный 3 июля 1788 Г. министром юстиции и главой духовного департамента, 9 июля 1788 г. издал антипросветительский «религиозный эдикт». Он был направлен против «разнузданной свободы», грозил тем духовным лицам и учителям, которые будут «открыто или тайно» распространять «заблуждения», увольнением с должности и, наконец, провозглашал строгий надзор за кандидатами на должности учителеи и пасторов.[420]
Познакомить с этими столкновениями французскую публику попытался маркиз де Люше, приближенный ландграфа Гессен-Кассельского, в своем впервые вышедшем в 1789 г. в Париже «Изыскании о секте иллюминатов». Там он приписывал ордену иллюминатов следующие цели: «Это общество имеет целью править миром, узурпировать власть суверенов и занять их место, оставив им лишь бесплодную честь ношения короны»[421]. Сочинение выдержано в духе просвещенного абсолютизма, поэтому автор дистанцируется также от теософско-розенкрейцерских и пиетистских сообществ и осуждал «берлинские ноктурналии»[422]. Ведь фанатизм сект мог бы расколоть мир на соперничающие партии и пошатнуть равновесие в Европе.
Эта публикация, выдержавшая за короткое время три издания, лишь усугубила растерянность и неуверенность, потому что объединила такие ожесточенно борющиеся меж собой группировки, как иллюминаты и розенкрейцеры, в некий мнимый общий фронт заговорщиков. Люше не провел, по сути, необходимую разделительную черту между радикальными просветителями — иллюминатами вейсгауптовского толка и мистически настроенными приверженцами религиозного возрождения, которых тоже часто называли «иллюминатами». Эти «иллюминаты от теософии»[423] также — но по противоположным причинам — отвергали традиционную церковную организацию, отчего, несмотря на их антипросветительские взгляды, их, в свою очередь, могли заподозрить в том, что они косвенно способствовали распаду установленного порядка.
На фоне подобных столкновений, очень интенсивно происходивших еще до штурма Бастилии, тот факт, что вскоре на масонство возложили ответственность за Французскую революцию, почти не удивляет. Насколько сознание контрпросветительских кругов было к этому подготовлено, показывает следующее событие. Когда гессенский правительственный и консисториальный директор Людвиг Адольф Кристиан фон Грольман (1741—1809)[424] и дармштадтский генерал-суперинтендант и старший придворный проповедник Иоганн Август Штарк (1741—1816)[425], находясь вместе на курорте в Бад-Швальбахе, получили весть о штурме Бастилии, «один сказал другому: это дело рук сорока четырех (то есть иллюминатов)»[426]. Даже если в подлинности этого высказывания, которое Грольман записал только в 1794 г., можно усомниться, оно вполне вписывается в исторический контекст. Об этом можно заключить и по предостережению, которое прусский король-розенкрейцер Фридрих Вильгельм II сделал курфюрсту Саксонскому в послании от 3 октября 1789 г.: «Я осведомлен из очень хороших источников, что масонская секта, именуемая иллюминатами или минервалами[427], после изгнания из Баварии с удивительной быстротой распространилась по всей Германии и соседним странам. Принципы этих людей очень опасны, ведь они намереваются ни много ни мало уничтожить христианскую религию, даже все религии вообще, и освободить подданных от присяги верности своим государям, как их приверженцев учат „права человечества“»[428].
Чтобы стать действенным орудием агитации, этот тезис о заговоре еще нуждался в «конкретных» доказательствах. Для этого, в частности, было необходимо показать или выстроить прямую связь иллюминатов с французскими революционерами. Еще разомкнутую цепочку доказательств в первый раз попытались замкнуть при помощи особы Калиостро, 27 декабря 1789 г. арестованного в Риме папской полицией.
3.2. Калиостро как «глава иллюминатов»
«Граф Александр Калиостро», которого с рождения в 1743 г. звали Джузеппе Бальзамо, стал одним из гениальнейших авантюристов всемирной истории потому, что смог самым утонченным и беззастенчивым образом использовать склонность своих современников к теософии, алхимии и магии[429]. Он — как открыто заявила в 1787 г. обманутая им Шарлотта фон дер Рекке — «очень точно сочетал религию, магию и масонство»[430]. Прежде всего Калиостро поставил на службу своим целям основанное им и обогащенное элементами восточных мистериальных культов «египетское масонство».
Может быть, Калиостро, который в ходе своей скитальческой жизни завязывал контакты с самыми разными «тайными обществами», мимоходом соприкоснулся с орденом иллюминатов через посредство барона Петера фон Леонхарди — фигуры, характерной для оккультизма XVIII в. Вероятно, масона и розенкрейцера Леонхарди, который в замке Гросс-Корбен под Франкфуртом вел жизнь увлеченного и чудаковатого алхимика, в орден иллюминатов принял Книгге. Как позже иронически признался последний, в 1780 г. в Боккенхайме под Франкфуртом он израсходовал для алхимических опытов