была хреновая, так и осталась, но разве это могло помешать? Внедорожник покачивался на ямах, рядом притихла Настёна. Неужели не понимала, что Велес не простит её отца, который ему факелом лицо жёг и душил, чтобы он отраву выпил? Наверное, на что-то надеялась, а, может, просто жила в каком-то своём мирке, где не было ни отца-убийцы, ни сумасшедших деревенских, ни троих дегенератов, что её только вчера пользовали.
Чем ближе Огнецвет подъезжал к деревне, тем ярче разгоралась злость. Перед глазами поневоле проносились совсем свежие для него образы — как он просил отпустить, а местные забрасывали его окровавленными цветами. Как из последних сил бежал в лес, где поджидало чудище. Теперь он понимал, что тот леший мог быть реальным, а не предсмертным бредом. С ним тоже надо бы разобраться, чтобы больше никого не сожрал. Но сначала — чернолесовские. Велес заметил, что всё сильнее сжимал пальцами руль, до рези всматривался вперёд и ждал — когда там уже проступит дружелюбная деревенька с отзывчивыми и добрыми людьми… Когда он сможет вытащить из избы и дядю Славу, и Степана и пристрелить их возле столба, где они его казнили.
К дороге всё ближе подступили почерневшие деревья. Велес опустил стекло, и усилившийся запах дыма превратился в безмолвное предупреждение, что впереди его ждёт совсем не месть, а что-то горькое, едкое и бессильное. Что-то, что теперь навсегда впиталось в душу, сколько бы он ни возвращался с того света в свои короткие увольнительные. Огнецвет остановил внедорожник возле въезда в деревню. Вышел из машины и неверяще замотал головой, глядя на обгоревшие остовы домов.
— Да нет же… — тихо произнёс он. — Не может быть!
Дом дяди Славы смотрел на него чёрными провалами окон на уцелевшей стене. Крыша обвалилась. Рядом с крыльцом, где Велес грелся на солнышке, пробивалась молодая крапива. Лесной пожар разворошил гнездо безумцев. Как же Огнецвету хотелось поверить, что они сгорели в пламени — что огонь догнал каждого, кто бросил на него цветок, обглодал всех сумасшедших до костей… Но это было всего лишь злой мечтой и надеждой на запоздалое отмщение. Наверняка всех вывезли, или сами уехали. Такие мрази обычно самые живучие. А где их теперь искать? Из всех чернолесовских только одна Настёна осталась. Огнецвет медленно к ней обернулся.
— Где же папка мой? — растерянно спросила девушка.
— Надеюсь, что сгорел, — процедил сквозь зубы Велес и подошел к ней. — Покажи…
Голос у него предательски сорвался. Настёна смотрела на него широко раскрытыми от страха глазами.
— Покажи, где вы меня убивали, — снова заговорил Огнецвет. — Где этот чёртов столб?
Настёна не ответила. Только попятилась и мелко затрясла головой, словно не понимала, о чём он говорил. Велеса перекосило от злости — местная дура смотрела ему в глаза и делала вид, что ничегошеньки не знает. Сучка! Она же к нему первой пришла и оставила связанным, как он её ни умолял его развязать. Она его бросила в темноте на расправу сумасшедших деревенским! В один шаг он оказался рядом с ней. Схватил за плечи и встряхнул.
— Может, память тебе освежить, а? — прошипел Велес. — Это же для меня всего-ничего прошло, а вы тут столько лет ещё развлекались… Наверняка я не последним стал, кого вы угробили.
— Отпусти, — жалостливо захныкала Настёна, — отпустиии…
Она беспомощно дёрнулась и как-то разом поникла. Сжалась, как будто ожидая удара.
— Пааапка… — сквозь слёзы позвала она, заозиралась, словно выискивая кого-то, и тут же заголосила в полный голос. — Папочка, скажи ему! Всем им…
Огнецвет несколько мгновений смотрел на её покрасневшее, зарёванное и испуганное лицо. Усилием воли поборол очередной приступ злости и оттолкнул её от себя. Настёна неловко упала на землю. Она подтянула к себе ноги, обхватила коленки и всё так же со страхом смотрела на Велеса. А ему хотелось в голос орать от досады. Огнецвет отшатнулся назад. С силой сжал виски. Он так ждал, так надеялся, что стребует с чернолесовских за свою жизнь! И где они все? Только одна полоумная девка, с которой спрашивать — это уж совсем мразью надо быть. Велес отнял руки от лица и посмотрел на Настёну.
— Где он? — тихо произнёс он. — Я ничего тебе не сделаю, обещаю. Просто скажи… Мне надо посмотреть, понимаешь?
Девушка показала трясущейся рукой куда-то за сгоревший дом дяди Славы. Огнецвет молча обошёл пепелище и побрёл в почерневший лес. Долго идти не пришлось — обугленные деревья расступились перед ним небольшой поляной, посередине которой темнел резной столб. Огнецвет горько усмехнулся. Ну разве не ирония? Пламя всё здесь смело. Выгнало людей, выжгло останки убитых, а место казни уцелело. Дерево обуглилось, но столб не упал, словно ещё надеялся на свежую кровь. Велеса такой яростью захлестнуло, что стало трудно дышать. Стиснув зубы, он подошёл к почерневшей деревяшке. Резной идол, свидетель многих смертей, безмолвно смотрел на вернувшуюся жертву. Огнецвет сжал ладони в кулаки. С силой врезал по дереву. Обожгло острой болью, идол в ответ глухо скрипнул. Велес ударил ещё и ещё, потом зло пнул столб. Пинал, пока обгоревшая деревяшка с треском не упала на выжженную землю.
Огнецвет медленно обвёл невидящим взглядом безлюдную поляну и рассмеялся — зло, с надрывом. Пусть он сумел отомстить только деревяшке, пусть не нашёл своих настоящих убийц, он всё равно их переживёт. Каждого из них. Назло им, назло себе и всему миру — даже толком не зная, что с этой жизнью потом делать. Просто потому, что не умел сдаваться. Не мог опустить руки, когда хотелось плыть по течению, зная, что унесёт на самое дно. Даже если ему некуда идти, и его никто не ждёт. Разберётся как-нибудь.
Велес вернулся в машине. Настёна так и сидела на земле, обнимая себя за коленки.
— Не помогли вам ваши блядские ритуалы, — мрачно произнёс он. — Всё равно сгорели. Хоть и не все. Не стрёмно было жить здесь? Среди трупов. Вы их, наверное, как грибы по осени находили. Там прошлогодний подберёзовик гниёт, тут свежий подосиновик лисы доедают…
Взгляд Настёны затуманился, словно она что-то вспомнила. Девушка покачала головой и слабо улыбнулась.
— Мы никогда никого не находили. Темновит всех себе забирал. Тогда здесь было хорошо. Лучше, чем в той деревне, где ты меня нашёл.
Огнецвет прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Напомнил себе, что перед ним дура, потом напомнил ещё раз, чтобы снова не