шарахался бы как восставший зомбяк, такой же бесполезный и тупой.
— Две тыщи восьмой сейчас, — добавил дед.
Огнецвет невольно вздрогнул. Он же только вчера под дождем брел по лесу, пока его привычно в темноту не засосало, а для всех остальных ещё два года минуло. Отчетливо вспомнилась чужая мысль, которую кто-то вложил ему в голову, когда он очнулся в первый раз.
“Отслужишь своё — вернешься к живым”.
Велес за неё ухватился как за соломинку. Только он, дурак, думал, что послужит год-другой, а там его отправят на гражданку. Надеялся, что сможет начать всё заново, раз ему пообещали второй шанс. Иногда украдкой представлял, как вернется к родителям, как попытается объяснить, где он пропадал. Отчего-то был уверен, что они ему обязательно поверят. Знал, что никогда не вернется — не будет тревожить, но все равно мечтал. Пока он бултыхался в посмертии, время неслось вперед. Проводил Вальку до деревни, закрыл глаза — два года как не было. Огнецвет опустил взгляд, бессмысленно рассматривая дощатый пол. К горлу подступила неприятная горечь — да никуда он теперь не вернется. Некуда ему. Куда ему идти такому? Ни документов, ни прошлого, ни будущего.
— Давно помер-то? — услышал Велес старческий голос.
— В девяносто шестом, — ответил Огнецвет и поднял голову. — Ну так что, расскажешь, что за беда у тебя, или я пошел обратно?
Старик снова вздохнул. Посмотрел в окно, где поверх потрепанных занавесок пробивался косой солнечный луч, и, не глядя на своего гостя, заговорил:
— Сына я неделю назад схоронил. Последнего.
Он покачал головой. По морщинистому лицу промелькнула тень свежей утраты — боль, обернутая в решимость во что бы то ни стало найти хоть какую-то справедливость.
— Я сразу недоброе почуял, когда Ванька домой не вернулся. Он у меня простой был. До сорока дожил, семьи не завёл. Всё не складывалось, но ему хотелось. С местной бабёнкой спутался. Задурила она ему башку, что сам не свой стал. Как пропал, мужики пошли его искать… Первым делом к Стаське. Ну и нашли у неё моего Ванечку… Задушенного. А её нету. Сбежала. Наши поискали, но куда там…
Старик досадливо махнул рукой. Его глаза заволокло слезами, но он сдержался. Кашлянул в кулак, со свистом зло втянул воздух.
— Наши все уверены, что это она его извела. Она же эта… Мавка или навка — хрен знает, как их кличут. Русалка она, только с ногами. Но она никого не трогала, жила себе в старой избе у дальнего озера. Туда из местных мало кто ходил. Бабы наши иногда к ней сновали. Ну так, пошептаться, когда у кого внуки народятся, или как хворь у скотины отвести. Толку от её советов было мало, но в помощи она не отказывала.
Он как-то весь сгорбился, перевел взгляд на Велеса и с горькой злостью в голосе продолжил
— Все уверены, что она. Мол, потому и сбежала. А я не верю. Зачем ей? Она бабёха странная, но не злая. Если чего не по нраву, выгнала бы Ваньку и все, — он помолчал, потом продолжил. — Есть здесь другие претенденты… Только наши к ним зассали идти.
— Если твоего сына задушили, дело же должны завести, — с сомнением произнёс Велес.
— Да я этим делом могу только жопу подтереть! — зло перебил его старик. — Этот приезжий следователь даже не скрывал, что ему достался очередной “глухарь”. Якобы мы всё затоптали! Фотокарточки Стаськи нет ни у кого. Кого искать, как искать… Он походил для порядка да уехал обратно. А я тут остался, понимаешь? И те, кто Ваньку убил, тоже.
Дед потянулся к тумбочке возле окна, со скрипом открыл верхний ящик и вытащил оттуда небольшой сверток. Положил его перед Велесом.
— С полгода назад в соседней деревне трое мужиков объявились. Один говорит, что дом в наследство достался. Там как раз старуха какая-то в то время померла. Может, помогли ей, кто уж знает. А может, она им вообще не родственница. А эти трое какие-то… нехорошие. То ли ворьё, то ли вообще беглые. Стали бы здоровые лбы в такой глуши жить? От города они якобы приехали отдохнуть, поохотиться да воздухом подышать. От их отдыха вся та деревня воет, а слово сказать все бояться. Ходил я к ним. Обменял вот на Ванькины ружья. Он у меня охотником был… Мне они без надобности, ему тем более. Посмотрел на их наглые рожи. Сказал, что Стаську пойду искать. Они мне в лицо ухмылялись, сучата, пока я им про Ваньку говорил. Чует мое сердце, они его угробили. Больше некому.
Огнецвет молча развернул цветастую тряпку. Внутри лежал старенький “макаров”, он такой в своей прошлой жизни видел. Велес перевел взгляд на деда.
— Что ты от меня хочешь? Чтобы застрелил их?
Взгляд старика потяжелел.
— Пусть только сначала скажут, за что они его. А потом отправь их туда, где им самое место, чтобы я смог с чистой совестью со своими детьми и женой встретиться. Старший мой давно уже в земле лежит, из Афгана привезли. Дочь пару лет назад болезнь забрала. Тут уж тоже ничего не сделаешь. А Ваньку я этим выродкам не прощу.
Велес невесело усмехнулся. Поднялся на ноги. Взял пистолет, проверил магазин. Передёрнул затвор. Оружие в руке ощущалось странно. Вроде бы что-то знакомое ему, привычное. С ним должна бы прийти уверенность, что он не будет беспомощным и бесполезным, но она не приходила. Скорее, наоборот, появилось ощущение неприятной пустоты, которую ничем не заполнить, и никак из себя не выскрести. Он поставил пистолет на предохранитель и засунул на пояс джинсов.
— Как найти дом Стаськи? — глухо спросил Огнецвет. — И где деревня, в которой те трое живут?
— Тебе зачем её дом? — с раздражением в голосе отозвался старик. — Иди к этим убивцам. Как выйдешь из избы, сначала иди до выезда. А потом всё время прямо, пока не будет развилка. Рядом ещё две сухие сосны стоят, мимо не пройдёшь. Убей этих нелюдей и дело с концом.
— Это я уже сам решу, что с ними делать. Как и то, убивали они твоего сына или нет.
Ванькин отец изменился в лице. Он с трудом поднялся с табуретки и, не сводя с Велеса злого взгляда, шагнул к нему.
— Ты это что же… выкобениваться мне тут решил? — прошипел старик.
Руки у него сжались в