Читать интересную книгу Преступление Кинэта - Жюль Ромэн

— Признаюсь, я опять в замешательстве. Единственное, что я осмеливаюсь утверждать, это то, что на нем был котелок… (Говоря о котелке, переплетчик без особого риска соглашался с возможным свидетелем.)… Что касается одежды, она состояла, очевидно, из пиджачной пары самого обыкновенного покроя… Цвет от меня ускользнул совершенно.

— По всей вероятности, это был заурядный серый цвет. Можете ли вы сообщить нам что-нибудь еще?

— Ах, да! У него был очень заметный кадык.

— Если бы вам его показали, вы бы, конечно, узнали его?

— Я в этом убежден.

— Ну, хорошо, посмотрим.

Кинэт встал.

— Я к вашим услугам, господа. И в то же время надеюсь, что я вам не понадоблюсь.

Инспектор проводил его до коридора.

— Это будет зависеть от хода следствия. Если мы добьемся результатов в совершенно ином направлении, у нас не будет никаких оснований заниматься вашим неизвестным. Но если в нашем распоряжении останется только этот след, придется разыскать его. И ваша роль на этом не кончится. Во веком случае, благодарю вас.

XIV

ВОЕННЫЙ СОВЕТ У ШАНСЕНЕ. ПАПКА ГЮРО И СТРАННАЯ ЛЮБОВНАЯ СЦЕНА

В кабинете г-на де Шансене на улице Моцарта сидят и курят трое мужчин. В виду раннего часа Шансене, только что кончивший завтрак, просит еще чашку кофе. Саммеко следует его примеру. Один Дебумье отдает предпочтение портвейну.

— Авойе пришел ко мне, когда я одевался, и проводил меня сюда, — говорит Саммеко. Ему не терпелось отдать отчет в своей вчерашней миссии. Я чуть было не пригласил его. Но такого молодца лучше держать на почтительном расстоянии. Из сказанного мной уже следует, что рапорт скорее оптимистичен. По его мнению, свидание с Гюро состоится тогда, когда мы этого пожелаем. Не будем забывать, однако, что Авойе сомнительная личность. Удовольствие, которое он испытывает, играя какую-то роль, и туманные выгоды, ожидаемые им, могут вскружить ему голову.

— По-моему, — заявляет Шансене, — он слишком много себе позволил. Ему удалось запугать женщину. Но отнюдь не доказано, что Гюро будет реагировать в том же духе и не сочтет вопросом чести не проявлять уступчивости в ответ на столь прямые угрозы. Во всяком случае, мы чересчур приоткрыли свои карты. Можно было действовать более вкрадчиво, более исподволь. Вы говорили с министром, Дебумье? Какое у вас впечатление?

— Знаете, я поймал его только в кулуарах. Мы разговаривали пять минут. И, по-видимому, ему не очень-то хотелось, чтобы нас видели вместе.

— Сказал же он хоть что-нибудь?

— Он сказал: «Я бы не поднял этой истории, потому что мне не свойственно добиваться смерти грешников. Но, нужно признаться, ваши дела неважны. Если Гюро действительно выступит с запросом, я объясню, почему status quo продолжалось. Я сделаю все, чтобы оправдать прошлое. Свое прошлое мне оправдать удастся, но не рассчитывайте, что я воспротивлюсь изменению порядков, при которых вы благоденствуете. Не рассчитывайте и на людей, которые займут мое место. Мне придется даже сказать, и, между прочим, это правда, что у меня в министерстве соответствующая реформа уже разрабатывалась, и что запрос Гюро только опередил наши намерения».

— Словом, крах! — говорит Саммеко.

— Очевидно, — соглашается Шансене. — Эту тяжбу мы можем выиграть лишь при условии, что она не будет разбираться.

— На прошлой неделе ты был настроен менее мрачно.

— За это время я много думал. Да и Бертран разочаровал меня. Он уверяет, что мы сильно преувеличиваем парламентскую подкупность.

— Как будто он сам не играл на ней!

— Согласно его уверениям, ценою денег можно заставить депутата голосовать с энтузиазмом за то, за что он голосовал бы без энтузиазма. Или в лучшем случае, заставить его голосовать по такому вопросу, по которому он предпочел бы воздержаться. Или, наконец, можно добиться, чтобы он согласился не бесноваться, когда никто и ничто не принуждает его к этому.

— Нам ничего больше и не нужно!

— Да, поскольку речь идет о Гюро, об одном Гюро. А ведь становится все более и более ясно, что загвоздка именно в нем и только в нем. До такой степени ясно, что, по-моему, он сам не может не отдавать себе отчета в этом. Мы в его руках. Он очень умный человек и должен это чувствовать. Ему не понадобилось бы почти никакого усилия, чтобы задушить нас. Он уже схватил нас за горло. А ведь, пожалуй, в настоящее время во всей Франции не нашлось бы другого крупного объединения, которое оказалось бы столь легко уязвимым. Такой удар нельзя нанести наугад.

— Не знаю, к какому выводу ты хочешь привести нас.

— Я тоже не знаю. Я нащупываю… Вопрошаю факты. Ведь данный вопрос не имеет прямого отношения к кругу его деятельности. Выборные интересы непосредственно не затронуты. Может быть, он хочет насолить министерству? Нет. Повод неподходящий. Может быть, ему нужны деньги и он шантажирует нас? Может быть, кто-нибудь оказывает на него давление? Надеюсь, через час все это станет мне немного более ясно.

— Каким образом?

— Пусть только это останется между нами. Хорошо? Я дал слово сохранить тайну. Ровно в десять у меня свидание в Префектуре.

Он пододвигает кресло, понижает голос.

— Я получу сведения о Гюро. От маленького чиновника. Это обойдется нам в тысячу франков. Я счел возможным решиться на такой расход, не посоветовавшись с вами.

— Я достал бы эти сведения даром от чиновника не маленького.

— Хорошо. Я беру тысячу франков на себя.

— Полно!

— Впрочем, твой не маленький чиновник впоследствии тоже пригодится. Если он может оказать нам существенную поддержку… Без двадцати пяти десять. Пожалуй, мне пора. Не хотите ли воспользоваться автомобилем? Нет? У Дебумье свой? В таком случае, до половины первого в моем клубе. Будем надеяться, что я приду к вам не с пустыми руками.

* * *

Прождав минут пять на кожаном диванчике, против застекленного помещения канцелярского сторожа, Шансене увидел, что по коридору с опаской пробирается тот чиновник, к которому он пришел.

Это был уже очень пожилой человек с длинными седеющими усами и почти белыми волосами, подстриженными ежом. Довольно большие и как будто решительные глаза. Очки. Сильно потрепанный жакет. Двойной очень высокий воротничок и галстук-пластрон.

Убедившись, что в помещении сторожа никого нет, чиновник необычайно вяло пожал руку Шансене.

— Идите за мной, — прошептал он. Если кто-нибудь попадется навстречу, сделайте вид, что вы не имеете ко мне никакого отношения.

Шансене почувствовал легкую досаду.

«Сколько церемоний! Ему хочется раздуть ту маленькую услугу, которую он мне оказывает».

Чиновник прошел два-три коридора, остановился перед дверью с матовым стеклом, послушал минутку и вошел в комнату, знаком предложив Шансене следовать за ним.

Комната была самая банальная, рассчитанная на двоих служащих. В ней стояли два сдвинутых письменных стола.

Собственноручно отодвинув на некоторое расстояние от своего стола стул, чиновник указал на него посетителю. Потом уселся в свою очередь, кашлянул и потер руки.

— Я попросил вас зайти в это время, — сказал он совершенно беззвучно, потому что сегодня утром мой коллега занят в другом месте. Нечего говорить вам, какие последствия грозили бы мне, если бы все открылось.

— В таком случае я в отчаянии, сударь, что причиняю вам столько огорчений и подвергаю вас опасности. Мой приятель мог без всякого труда добыть эти сведения у видного чиновника, с которым он знаком…

— Сомневаюсь… Сомневаюсь…

— Уверяю вас.

— Не представляю себе, какие именно сведения были бы сообщены вашему приятелю. Папка папке рознь. Да и назвал ли ваш приятель интересующее его лицо? Ведь речь идет не о г. Дюране, продавце зонтиков.

Он помолчал минутку, опять кашлянул.

— Словом, как угодно. Если вы рассчитываете получить те же сведения иным путем, со мной, пожалуйста, не стесняйтесь. Для меня это будет даже облегчением. За напрасные хлопоты я не возьму ничего.

Шансене, человек по натуре вспыльчивый, чуть не поймал чиновника на слове. Но он подумал, что Саммеко мог и прихвастнуть. Люди часто уверяют, что перед ними раскрыты все двери, но уверения эти сплошь и рядом оказываются пустой болтовней.

— Нет. Я не хочу, чтобы ваши труды пропали даром. Но я думаю, что ваше начальство менее щепетильно. И потом, вы имеете дело не с мальчишкой и не с болтуном.

Чиновник выдвинул левый ящик своего письменного стола и с поразительной ловкостью достал оттуда какой-то предмет, по всей вероятности, папку, ни размера, ни цвета которой Шансене не успел рассмотреть; затем, приподняв большой клеенчатый бювар, повернул его в сторону Шансене и заслонил им, как экраном, таинственную папку.

— Вы слышите меня? — прошептал он. — Я не буду говорить слишком громко. Если кто-нибудь неожиданно войдет, я сразу же переведу разговор на угрожающие письма, которые вы будто бы получили. Не вздумайте удивиться.