Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Да буду я с моею прямотою
Красавицами прочими прощен!)
Подлунная такой красы не знала,
И к ней не сразу пригляделись в мире,
Погрязшем в бесконечной суете.
Она недолго на земле сияла
И ныне мне, слепцу, открылась шире,
На радость незакатной красоте.
CCCLI
Суровость неги, мягкость отклоненья,
Вся - чистая любовь и состраданье,
Изящна и в презренье, - страсть; пыланье
Во мне умерить мнила, нет сомненья;
Речей ее светились выраженья
Достоинством и тонкостью - вниманье;
Цвет чистый, ключ красы, что в обаянье
Все низкие смывает помышленья;
Взор неземной, творящий персть блаженной,
То гордый, весь - запрет надежд и пыла,
То быстрый, мощь дарящий жизни бренной;
В чудесных этих измененьях было
Мне явлено, где корень неизменный
Спасенья, в коем иссякала сила.
CCCLII
Блаженный дух, ко мне, средь дум своих,
Склонявший взор, светлей, чем луч небесный,
Давая жизнь словам и вздохам песней
(Моя душа не забывает их),
Проходишь ты в видениях моих
Среди фиалок, рощицей прелестной,
Не женщина, но ангел бестелесный,
В своем сиянье сладостен и тих.
К Зиждителю ты возвратилась вновь,
Отдав земле прелестнейшее тело,
Твоя судьба в том мире высока.
Но за тобой ушла с земли Любовь
И Чистота, - и Солнце потускнело,
И Смерть впервые стала нам сладка.
CCCLIII
Пичужка, ты поешь ли, улетая,
Или оплакиваешь то, что было,
Зимы и ночи близкой ждешь уныло,
Минувшей неги пору вспоминая;
Ты, как свои живые муки зная
Все, что меня не меньше истомило,
На грудь бы к безутешному склонила
Полет, с несчастным горестно стеная.
Не ведаю, равны ли мы в потере;
Оплакиваешь, мнится, ты живую;
Мне ж смерть и небо, жадны в равной мере,
Ввек уделили ночь и зиму, злую,
И вот с тобой в одной тоске и вере
О сладостных и горьких днях горюю.
CCCLIV
Амур, благое дело соверши,
Услышь меня - и лире дай усталой
О той поведать, кто бессмертной стала,
На помощь бедной музе поспеши.
Уверенность моим строкам внуши,
Чтоб в каждой правда восторжествовала:
Мадонна равных на земле не знала
Ни в красоте, ни в чистоте души.
Он: "Дело не из легких, скажем прямо.
В ней было все, что любо небесам,
И ею горд недаром был всегда я.
Такой красы от первых дней Адама
Не видел мир, и если плачу сам,
То и тебе скажу - пиши, рыдая".
CCCLV
О время, ты в стремительном полете
Доверчивым приносишь столько зла!
О быстрые - быстрее, чем Стрела,
Я знаю, дни, как вы жестоко лжете!
Но я не вас виню в конечном счете:
Природа вам расправила крыла,
А мне глаза, несчастному, дала,
И мой позор и мука - в их просчете.
Надежный берег есть - к нему привлечь
Давно пора вниманье их, тем боле
Что вечных бед иначе не пресечь
Амур, не ига твоего, но боли
Душа моя бежит: о том и речь,
Что добродетель - это сила воли.
CCCLVI
В мой угол аура веет - и впиваю
Священную, и в сновиденье смею
Делиться с нею всей бедой моею,
Как пред живой, бывало, не дерзаю.
Со взгляда нежного я начинаю,
Мне памятного мукой долгой всею;
Потом - как, рад и жалок, полон ею,
За часом час и день за днем страдаю.
Она молчит; от жалости бледнея,
Мне в очи смотрит и вздохнет порою
И лик слезою чистой украшает.
Моя душа, терзаясь и болея,
Себя корит и плачет над собою
И, пробудясь, сознанье обретает.
CCCLVII
Мне каждый день - длинней тысячелетий
Без той, кого на землю не вернуть,
Кто и сейчас мне указует путь
В иную жизнь из этой тесной клети.
Не в силах мира суетного сети
Меня поймать - я знаю мира суть!
Я должен годы долгие тянуть
И черпать силы в лучезарном свете.
К чему страшиться смерти? Ведь Господь
На муку и на гибель шел смиренно,
Терпел, в ничтожество ввергая плоть;
Ведь смерть, оледенив Мадонне вены,
Величья не посмела побороть,
И светлый лик сиял без перемены.
СССLVIII
От смерти горьким сладкий лик не стал,
Но смерть пред сладким ликом стала сладкой.
Могу ли длить мгновенья жизни краткой,
Коль шаг любимой путь мне указал9
И тот, кто наших праотцев подъял
Из преисподней, на злодейства падкой,
Благою смерть явил, не супостаткой.
Приблизься, смерть! Тебя давно я ждал.
Не медли, смерть! Тебя я вожделею.
Пусть мой не пробил час - я был обязан
Уйти в тот миг, когда она ушла.
С тех пор и дня без мук я жить не смею
Я с нею в жизни, с нею в смерти связан,
И день мой смерть Мадонны прервала.
CCCLXI
Глас моего твердит мне отраженья,
Что дух устал, что изменилось тело,
Что сила, как и ловкость, ослабела:
Исчез обман: старик ты, нет сомненья.
Природа требует повиновенья,
Бороться ль? - время силу одолело
Быстрей воды, гасящей пламень смело;
За долгим тяжким сном - час пробужденья.
Мне ясно: улетает жизнь людская,
Что только раз дана, свежа и здрава.
А в глуби сердца речь внятна живая
Той, что, теперь вне смертного состава,
Жила, единственная, столь сияя,
Что, мнится, всех других померкла слава.
СССLХII
На крыльях мысли возношусь - и что же:
Нет-нет и к тем себя почти причту,
Кто обрели, покинув суету,
Сокровище, что всех земных дороже.
Порою стынет сердце в сладкой дрожи,
Когда уверен я, что слышу ту,
О ком скорблю: "Люблю тебя и чту,
Ты внутренне другой и внешне - тоже".
Меня к владыке своему она
Ведет, и я молю позволить впредь
Мне оба лика зреть - ее и Бога.
В ответ: "Твоя судьба предрешена.
Лет двадцать - тридцать нужно потерпеть.
Не падай духом - разве это много!"
СССLХIII
Смерть погасила солнце. Легче глазу
От стрел слепящих отдыхать впотьмах.
Кто жгла и леденила - стала прах.
Увял мой лавр, оставив место вязу.
Есть в этом боль и облегченье сразу:
Сегодня мысли дерзкие и страх
Мне чужды, и росток надежд зачах,
И скорбь не полнит сердца до отказу.
Ни ран, ни исцеленья нет ему,
И я опять свободою владею
И сладостной и горькой, и к тому,
Кто небо движет бровию своею,
Я возвращаюсь - к Богу моему,
Устав от жизни, но не сытый ею.
CCCLXIV
Лет трижды семь повинен был гореть я,
Амуров раб, ликуя на костре.
Она ушла - я дух вознес горе.
Продлится ль плач за грань десятилетья?
Страстей меня опутавшую сеть я
Влачить устал. Подумать о добре
Давно пора. Твоей, Господь, заре
Я старости вручаю перволетья!
Зачем я жил? На что растратил дни?
Бежал ли я змеи греха ужасной?
Искал ли я Тебя? Но помяни
К Тебе мой вопль из сей темницы страстной,
Где Ты меня замкнул, и чрез огни
Введи в Свой рай тропою безопасной!
CCCLXV
В слезах былые времена кляну,
Когда созданью бренному, беспечный,
Я поклоняться мог и жар сердечный
Мешал полет направить в вышину.
Ты, видящий паденья глубину,
Царю небес, невидимый Предвечный,
Спаси мой дух заблудший и увечный,
Дай милосердно искупить вину,
С тем чтобы если я предела войнам
Не видел в тщетном вихре бытия,
Хотя бы сделать мой уход пристойным.
Да увенчает доброта Твоя
Остаток дней моих концом достойным!
Лишь на Тебя и уповаю я.
ИЗБРАННЫЕ КАНЦОНЫ, СЕКСТИНЫ, БАЛЛАДЫ И МАДРИГАЛЫ
XI
Ни вечерами, ни в полдневный час
С тех пор, как вы однажды
Проникли в тайну негасимой жажды,
Я без фаты уже не видел вас.
Покуда, госпожа, вы знать не знали,
Что сердце тайной к вам исходит страстью,
Лицо светилось ваше добротой,
Но выдал бог любви меня, к несчастью,
И тотчас вы, предав меня опале,
Надменно взгляд сокрыли под фатой.
И то, из-за чего я сам не свой,
Я потерял при этом:
Нет больше солнца ни зимой, ни летом,
И я умру, не видя ваших глаз.
XIV
Когда стремлю тебя, несчастный взгляд,
На ту, кто красотой тебя убила,
Я б не вздыхал уныло,
Но испытаний дни тебе грозят.
Душевным думам только смерть вольна
Закрыть дорогу в порт благословенный,
Тогда как, очи бедные, у вас
Отраду вашу, свет, для вас священный,
Отнять способна меньшая вина,
Ведь вы слабее дум во много раз.
Поэтому, пока не пробил час
Для слез, - а он уж близок, час разлуки,
В преддверье долгой муки
Ловите миг настойчивей стократ.
XXII
Когда приходит новый день на землю,
Иную тварь отпугивает солнце,
Но большинство не спит в дневную пору;
Когда же вечер зажигает звезды,
Кто в дом спешит, а кто - укрыться в чаще,
Чтоб отдохнуть хотя бы до рассвета.
А я, как наступает час рассвета,
Что гонит тень, окутавшую землю,
И сонных тварей поднимает в чаще,