Читать интересную книгу Минус (повести) - Роман Сенчин

Я посмотрел на Павлика, на его высушенное многолетними укурами личико, на фигуру дистрофичного подростка и не выдержал, хмыкнул. Он не услышал, слава богу, он слишком занят рассказом:

— Сел в автобус одним из первых. Сразу на заднее сиденье. Пакет с гашем под сидушку засунул. Знаете, в этих старых «Икарусах», где мотор, там вечно сиденья раздолбанные, а под ними сор всякий. Вот мне парни и объяснили, что там самое надежное место, чтоб тарить… Все путем, короче, занял свое место, какое в билете указано. Трезвый, чистый, послушный. Поехали. Вечер уже, в салоне темно, спокойно, я задремал. Все путем. И тут — трясут за плечо… Свет, возня, надо мной мент: «Уважаемый, прошу пройти на досмотр». А это мы уже у Ермаковского стоим, у таможни. Ну, знаете?

— Еще бы! — с готовностью отзываюсь. — Вот в натуре хреновое место. Меня там каждый раз так потрошили, до носков.

— Во-во, — Павлик вздохнул и закурил чинарик из пепельницы. — Так же и меня ошмонали, к паспорту придрались, что прописки нет, но отпустили, даже счастливого пути пожелали. Еще там каких-то проверили тоже… Все нормально, но в башке-то молюсь: «Лишь бы затарку не пропалили». И тут, только собрался в салон залезть, мне: «Пройдемте!» И под нос кулек с двумя башиками граммов по пять. «Ваше?»

Павлик неожиданно и надолго умолк. Сидит, свесив голову, в руке, возле самых пальцев, дымится окурок.

— Ну и как? — подгоняю его, увлекшись рассказом.

— А? — он вздрогнул, поднял на меня тоскливые глаза, с отвращением зобнул и, обжигаясь, сунул окурок в пепельницу. — Свинтили, короче. Тихонько, без лишних слов. Отвели на таможню обратно, забрали паспорт, сунули в клетку. Я стал, ясно, доказывать, что не мои это башики. А мне: «Примолкни!» И так, что им прям не терпится звиздюлей мне ввалить… Потом завели каких-то тувинов с автобуса, сделали их понятыми. Мол, у меня под сиденьем нашли наркоту. Те покивали, расписались, ушли. И, вижу, мой автобус поехал. «Да вы что, — ору, — как же это?!» — «Примкнись, тебе сказано. Сядь и сиди. Жди».

— У них с этим железно, — подал голос Лёха. — Втрезвяке тоже хрен поспорить — пьяный ты или полупьяный.

— Сравнил трезвяк и это… У меня ж в автобусе полкило гаша, мне за него головой отвечать! — Павлик, наверно, с новой силой почувствовал всю тяжесть и безвыходность своего положения и почти завизжал: — Что теперь делать-то?! Они ведь на все башли предъявят! Чем отдавать?.. О-о, ну и влип…

Худо-бедно успокоившись, потянул нить повествования дальше:

— Приехал опер, забрал в отдел. Молодой парень, чуть не моложе меня. И, таких же сразу видать, сам по траве, сто процентов даю, западает конкретно. Ну, завел меня в кабинет свой, начал крутить: «Признавайся, дескать, по-хорошему. Зачем нам экспертизы, геморрои всякие? Мазки брать с нёба, с гортани, смывы с рук… Давай напиши просто, где взял, у кого». Я ему: «Да не мое, понимаешь?! Что я, придурок, что ли, под свое же сиденье бросать. Я бы, говорю, понадежней затарил». Ну, сказал, что курю иногда, по случаю, но чтоб с собой таскать — нет… Короче, мозги повтирали друг другу, потом он предложил написать объяснение, что, мол, у меня обнаружено меньше полуграмма, а с таким количеством, мол, ничего страшного, просто штраф заплачу восемьдесят шесть рублей и дальше поеду.

— Ха-ха! — хохотнул Лёха.

И Павлик усмехнулся, но горько:

— Н-да, я тоже думал, что это просто прием ментовский. Подловить таким методом хочет. Отвечаю, конечно: «Слышал про новый закон, что теперь за любую песчинку по полной дают. Не надо, мол, так. Не моя это трава, честное слово». Опер сует уголовный кодекс: «Мы работаем вот по нему, и никакие постановления силы закона пока не имеют. Найди статью двести двадцать четыре, часть первая, почитай»… Ну, и я согласился.

— Да ты что?! — искренне изумляюсь. — И опер как? Не наколол?

— Нет, по-честному получилось… Заплатил штраф, меня отвезли обратно к таможне и даже бесплатную попутку поймали. Доехал вот…

— Повезло.

— У, лучше бы упекли. Теперь-то как быть? Завернул первым делом к тому чуваку, с каким договаривался, его дома нет. Сюда пришел — и Ксюхи тоже… А я ключ дома оставил, чтобы без лишних вещей… О-ох, — Павлик протяжно, со стоном вздохнул, повесил безвольно лысоватую, маленькую свою голову, но быстро ее поднял, вскочил со стула. — Сейчас еще раз схожу, может, вернулась. Утетки заночевала, наверно… Если нету, давайте выпьем чуть-чуть. Чисто так, чтоб отпустило. Ведь с ума можно сойти.

— Давай, давай, Паш! — мгновенно оживился и подобрел Лёха. — Надо снять напряжение.

Ксюхи дома не оказалось, и парни ушли за водкой. Павлик хотел миналовской, но Лёха уговорил взять полтора литра цыганки и колбасы на закуску.

Меня оставили собирать на стол.

Начистил, конечно, картошки. Несу теперь ее мыть. Сварю, и с солеными огурцами, с колбасой — будет само то.

В умывалке Лена, жена недавно отправленного в армию Саньки. Тоже занята картофаном. Выковыривает глазки, режет на дольки.

— Привет! — Чувствую, мои губы расползлись в обаятельной улыбке.

Лена с каким-то странным испугом взглянула на меня, качнула головой:

— Привет…

А она изменилась за эти полторы недели без муженька-дебошира. Как-то посвежела, распрямилась, будто вставленный в банку с водой полузасохший цветок.

— Как, Санек-то пишет? — интересуюсь.

— Нет, пока не пишет…

— Да, там в первые дни не до вестей на родину, — объясняю как бывший солдат. — Одна задача — не сдохнуть как-нибудь.

— У-у…

Легкий, тесноватый халатик со слонятами плотно облегает, стягивает нехрупкую фигуру Лены. Мне становится беспокойно, подзабытое волнение тормошить начало. Кошусь на белые, пухлые ее ноги, на круглую коленку. Ее, как живой, поглаживает подол халата…

— А Сережка? Растет? — нахожу еще вопрос для поддержания разговора.

— Растет, что ему…

— Скучает по отцу, наверно.

— Да уж, прям изрыдался весь, — морщится Лена. — Что он видел от него?.. К родителям сейчас отправила, хочу ремонт сделать.

— Правильно. Надо менять обстановку. Когда вещи стоят по-новому, как-то и жить легче.

Снова ее туповатый вздох:

— Да уж…

А я, осмелев от этого «да уж», предлагаю тоном сильного мужчины:

— Ты обращайся, если что, я помогу. Днем делать вообще нечего, да и в любое время, если, конечно, не на работе. — Это даже как бы не я сам говорю, а кто-то более смелый и сильный, вдруг проснувшийся внутри меня. — Могу белить и обои клеить или мебель там починить…

Лена оторвала взгляд от кастрюли. В глазах все тот же испуг, испуг и еще что-то, что заставляет меня улыбнуться и подмигнуть ей.

— Спасибо… Если что… — И опять сосредоточенно режет картошку.

— Ну, ладно, — прощаюсь, — счастливо, соседка!

Она вздрагивает и, чувствую, борется — посмотреть на меня или нет, вместо взгляда ограничивается кивком.

Лёха с Павликом что-то возбужденно, искренне взволнованно обсуждают, но слушать их не получается. Мои мысли заняты повторением подробностей встречи в умывалке, фантазия прибавляет к ним новые, такие соблазнительные детали… Кажется, коснись я этой молодой, измученной одиночеством и алкашом-супругом самочки, и она бы мгновенно растаяла, застонала бы от желания… Да, зря я так просто ушел.

— Надо все им объяснить нормально, — советует Лёха. — Должны же понять, войти в положение.

— Они поймут, они так поймут… И найдете меня с заточкой в области сердца.

— Да ну брось, Паш! — Лёха оптимистически смотрит на жизнь, приняв сотню граммов. — Ты уж слишком…

То ли мне кажется, то ли действительно: за стеной, в комнате Лены, шумок. Будто скребут по стене, тихонько, боязливо зовут. Прислушиваюсь, но голоса Павлика и Лехи мешают.

— Бороться, парни, надо за жизнь, вот что я понял, — говорит гость. — Я попробовал, так сказать, без борьбы денежку получить, и судьба меня сразу наказала. Необходимо с борьбой.

— Как бороться-то? — с интересом спрашивает Лёха. — Реально-то как?

— Как, как… Помните, я про ребят из Франции рассказывал?..

А вот и явно — скрип двигаемой мебели! Наверно, поела Лена картошечки и продолжила делать ремонт. Мне с новой силой хочется оказаться рядом с ней, увидеть ее, этот ее странный испуг в глазах. Сейчас я уверен — я решусь, я смогу…

— Пейте без меня, — поднимаюсь. — Я сейчас… Не ждите.

Тревожным голосом Лена спрашивает через дверь:

— Кто там?

— Это Роман, сосед. Я на секунду!

Щелкнул замок, дверь приоткрылась. Лена смотрит из светлой щели.

— Извини, пожалуйста… Можно?

И я почти насильно вхожу в ее комнату. Лена отступает, медленно, рывками, будто ее кто-то толкает. Она одновременно и пытается сопротивляться вторжению, и увлекает меня дальше, дальше от двери…

— Слышу, мебель двигаешь… Может, помочь, — бормочу я, — все равно без дела… как раз…