Есть и другие факты, противоречащие выдвинутой теории.
Во-первых, в большинстве городов существовало несколько мест сбора веча. У киевлян местом веча могла быть так называемая «Турова божница» подле Киева. Ее вместимость никем не определялась, но при целовании креста Игорю и его брату Святославу там нашлось место для вооруженных киевлян на конях, да еще и «с детьми».[369]
Во-вторых, археологические раскопки в Новгороде обнаружили площадь, которая, предположительно, служила местом сбора уличанского веча. Эта площадь по своим размерам «могла вместить около 260–320 уличан».[370] Сопоставление этих данных дает весьма сомнительную картину: городское и уличанское веча получились практически равными по числу участников. Вряд ли это предположение соответствует реальному соотношению численности городского и уличанского веча.
В-третьих, вече – институт старый, существовавший еще в те времена, когда население Новгорода было меньше в сравнении с XIV–XV в. Рост числа жителей не мог повлечь изменения размеров вечевой площади из-за плотной застройки территории.
В-четвертых, трудно представить, что на вече каждый раз собирались все имеющие на то право. Как верно отметил А. Лимберт, «можно было иметь право участия в вечевых собраниях, но не осуществлять этого права».[371]
Ограничение авторами первой группы количественных показателей веча, естественно, определяло и его социальный состав. Сторонники концепции малочисленного веча относят к его участникам знатнейших горожан, в основном бояр, чья сила базировалась на земельных владениях; владельцев больших новгородских усадеб.[372]
Согласно археологическим данным, на территории Новгорода обнаружено два типа дворов. Первые – значительные по площади (1200–2000 кв.м.), неправильных очертаний, с большим количеством жилых и хозяйственных построек, среди которых особо выделяется дом хозяина усадьбы. Дворы второго типа отличаются не только меньшей (в три – четыре раза) площадью и постройками, но и прямоугольной формы очертаниями, производя впечатление одновременно отмеренных и выделенных кем-то во владение участков земли. Соответственно, хозяева усадеб первого типа квалифицируются как феодалы-землевладельцы, новгородские бояре, а владельцы усадеб второго типа – как свободные, но непривилегированные горожане.[373]
Предположение, что усадьбы больших размеров принадлежали боярам, вполне логично и обоснованно. Но нельзя напрямую связывать с конфигурацией и размерами усадьбы привилегии ее владельца. Скажем, В. В. Куза отметил, что устойчивость границ небольших участков «свидетельствует об их частнособственическом характере».[374] А. И. Никитский признавал, что в руках бояр была сосредоточена весьма значительная земельная собственность, но «владение землей встречается и у всех других общественных классов, у купцов и у житьих», и кроме крупных собственников земли «были еще собственники мелкие, называвшиеся земцами и сельниками».[375] Соответственно, за хозяевами и крупных и небольших усадеб можно признать гражданские права в полном объеме, включая право участия в вече.
Труднее решить вопрос с теми, кто жил на территории боярской усадьбы. В. Л. Янин отметил, что «эти люди не имели своих дворов, а вынуждены были жить на земле, принадлежащей боярам, составляя, таким образом, один из элементов боярской патронимии».[376] Но, даже согласившись с тезисом о патронимии, нельзя автоматически лишать этих жителей права голоса. Интересно, что В. Л. Янин также признает за «простым населением патронимий» возможность политического воздействия: «…недовольство боярских ремесленников и холопов всегда могло быть направлено их господами в нужное боярам русло. Вы недовольны условиями своей жизни, говорили бояре, но в ваших трудностях повинны плохие правители. Их нужно свергнуть, а на их место посадить нас. Помогите нам в нашей борьбе за должность посадника, а мы не забудем вашей помощи».[377] Из приведенной фразы следует, что бояре использовали помощь населения патронимий в политической борьбе. Но в какой форме могла быть оказана помощь «в борьбе за должность посадника»? В форме народных волнений, как предполагает автор, или посредством участия жителей патронимии в выборах и голосование в интересах той или иной группы? Второй вариант более реален и менее опасен для самих хозяев, но требует признать за жителями усадеб право голоса.
Представляется, что нельзя напрямую связывать участие в вече только с крупным феодальным землевладением.
Во-первых, речь идет о начальной ступени развития государства, когда социальные границы лишь формируются.
Во-вторых, летописцы неоднократно указывают на различную социальную принадлежность участников веча. Посол великого князя Федор Давыдович обратился к вечникам «Бояре Новгородскии, и весь Новгород…».[378] В ответ на предположение о признании новгородцами власти великого князя ему «… тако рекли чернь: Мы с тем не посылывали, то посылали бояря, а народ того не ведает…».[379] Следовательно, в вече участвовали самые разные социальные группы горожан.
Акты, принятые вечем, ясно указывают на различную социальную принадлежность его участников. Древнейшие из имеющихся грамот середины XIII в. упоминают просто «старейших и молодших», а более поздние дают точную социальную характеристику состава: «от бояр, и от житьих людей, и от купцов, и от черных людей и от всего Великаго Новгорода на вече».[380] Очевиден разнородный состав участников событий 1305 г., когда «в Нижнем Новеграде избиша черныа люди бояр княже Андреевых Александровичя. Того же лета князь Михайло Андреевич прииде изо Орды в Нижней Новьгород, и изби всех вечников, иже избиша бояр».[381]
По-видимому, более обоснованную позицию занимают те авторы, для которых вече – социально неоднородный институт, в котором представлены различные слои населения. Так, по мнению В. Н. Вернадского, в вече участвовали «все свободные новгородцы (мужчины) и бояре и житьи люди и купцы и черные люди».[382] Его точка зрения созвучна позициям М. К. Любавского, И. Я. Фроянова, А. Ю. Дворниченко: «На веча могли, имели право собираться и иногда собирались мужи из всех свободных классов земли»;[383] «Участники… выступают под пером летописца как нерасчлененная масса, включающая различные социальные категории свободного населения новгородской земли».[384] Аналогичным образом проблема решается Н. Н. Андреевым, В. Дьячаном, В. О. Ключевским, А. Лимбертом, И. Линниченко, В. И. Сергеевичем, С. Шпилевским, Б. А. Рыбаковым, В. В. Луговым, Р. Г. Скрынниковым и другими авторами.
Правда, некоторые исследователи придают боярско-феодальному элементу больший вес, нежели «меньшим» людям. Например, Н. Л. Подвигина считает, что «формально участниками веча могли быть представители разных сословий, но это не означает, что оно являлось народным собранием».[385] Автор не признает за разнородным по составу собранием значения народного, поскольку вече защищало интересы стоявшего у власти боярства. Но, как представляется, говорить, что вече следовало только за боярством, не всегда справедливо. Так, Б. А. Рыбаков, анализируя призвание князя, указывает на иной социальный характер наиболее активной массы населения: «кончилось тем, что горожане Владимира, "новые меньшие люди", снова пригласили Михаила и решили твердо стоять за него… Горожане Суздаля тоже пригласили к себе Михаила (1176 г.), сказав, что они, простые суздальцы, с ним не воевали, что его врагов поддерживали только бояре…».[386] И. Я. Фроянов, допуская, что к событиям в Киеве в 1068 г. причастны какие-то группы знати, подчеркнул, что «главное действующее лицо здесь – это «людье кыевстии», т. е. массы свободного населения…».[387]
Следует отметить, что сторонники теории неоднородного состава веча зачастую имеют в виду разные масштабы социального представительства. Под летописными «людие» одни авторы имеют в виду всех «свободных» граждан, «рядовых горожан»,[388] другие – «взрослое свободное население»[389] и т. п.
Участие в вече бояр и купцов, в особенности состоятельных, не вызывает сомнений ни у приверженцев узкосоциального характера веча, ни у сторонников неоднородного социального состава участников.
Относительно социальной принадлежности «черных», или «молодших», позиции авторов расходятся. Очевидно лишь, что они противопоставляются «старейшим», боярству. Так, на смоленском вече 1440 г. черные люди собирались сослать из города Андрея, а бояре заявили ему «мы с тобой».[390] У М. Н. Тихомирова черные люди – это «простая чадь… в первую очередь городские ремесленники».[391] По мнению М. Кочановича, к черным людям относились «а) мелкие торговцы, не записанные в купеческую общину б) ремесленники в) люди жившие на чужих землях (смерды) г) жившие на своих землях небольшаго пространства».[392] Я. Н. Щапов, Б. Зиентара допускают, что право голоса имели все, кроме боярских холопов.[393] В. И. Сергеевич и Б. И. Александровский указывали, что низший слой «вечников» составляли «смерды» и даже «худые мужики».[394] По мнению И. Д. Беляева, «к черным людям в городах относились: во-первых, торговцы, не записанные ни в какую купеческую общину, во-вторых, ремесленники и, в-третьих, разные чернорабочие люди. В селах же к черным людям принадлежали земледельцы и сельские промышленники, жившие на землях, принадлежавших общинам или частным владельцам… Черные люди считались полноправными людьми в русском обществе, имели своих представителей и свой голос на вече…».[395]