будешь работать. Это вот старший – Михаил, сотник.
– Доброго здравьица!
– И люди его… Ермил…
– Иисусик!
– И Велимудр…
– Здоров будь, рыжий, не кашляй!
– Сама ты…
– Цыц! Кому сказано?
– Значит, чего вам надобно, она знает… Верно, Варвара? А уж где вы с ней встречаться будете и как часто – договоритесь сами.
Девчонка хмыкнула:
– Так в корчме лучше. Рыжий знает, ага. Заодно заедками вкусными угостят… вина ромейского выпьем. Я люблю красное, и – половина наполовину. Без лишней воды!
– Пианица!
– Короче, договорились, – подвел итог Михаил. – Нынче в воскресенье увидимся… ближе к вечеру, да?
Гулящая повела плечом:
– Как скажешь, господин сотник. Да, Артемий Лукич!
Варвара вдруг обернулась к рядовичу:
– А жалованье-то мое где?
– Так получишь сегодня… Как выйдешь…
– Угу!
– На вот, распишись…
Дознаватель вытащил из калиты берестяную грамотку и писало:
– Одна гривна, три куны и пять резан… Расписывайся!
– Что так мало-то?
– Так тебе еще и господин сотник заплатит.
– А-а! Слыхал, господин сотник?
– Ну-у… мы-то заплатим. Только было бы за что платить!
– Будет! – с усмешкой уверила дева. – Ну, где тут расписаться-то?
– Да вот тут…
Вообще-то, Миша почему-то был уверен, что девчонка просто поставит крестик. А вот ничего подобного! Роспись как роспись – «ВРВР». И сверху – черта – титло. Оно не только цифры обозначало, но и сокращение слов. А сокращали тогда все, что возможно. Особенно когда писали на бересте. Так что без контекста понять – точней, угадать – слово было почти невозможно.
– Ну, вот и хорошо, вот и сговорились, – потерев руки, дознаватель мигнул тюремщикам. – Ну, малость ее постегайте… так, слегка. Для достоверности… Господин сотник, уступи деве место!
Михайла поспешно вскочил с лавки. Варвара же без всякого стеснения стянула с себя сорочку и, глянув на смутившегося Ермила, показала ему язык:
– Что смотришь, иисусик? Нравлюсь? Ну, я девица – хоть куда!
– Да ложись уже, – рядович со смехом шлепнул девчонку по ягодицам.
– Ох, Артемий Лукич, смущаешь ты меня! Ох, смущаешь…
Гулящая улеглась на лавку, на живот, словно боярыня на мягкую дорогую перину. Глянула искоса – а ведь и впрямь красивая девка! Все при всем – и стройненькая, и грудь, и попа… Только вот счастья, наверное, нет. Да уж при такой-то жизни – какое там счастье?
– За битье куну получишь, – успокоил девчонку рядович.
Варвара живенько перевернулась, ожгла наглым взглядом:
– Но-га-ту!
– Куну![1]
– Ну, Артемий Лукич!
– Веревки из меня вьешь? Ладно, ногату так ногату. Спину давай подставляй! Парни…
– Ой, Артемий Лукич… Совсем рассказать забыла…
Девушка наморщила лоб, явно что-то вспомнив.
– Думаю, и господину сотнику интересно будет…
– Ну, говори уже!
Бесстыдно потянувшись, Варвара потерла нос:
– Третьего дня, в корчме нашей некий грек Исидор Каллидис проиграл в кости красивую молодую рабыню. Светловолосую, статную и по повадкам – точно деревенскую… Именем же… Как-то они странно ее кликали… То ли Горка… то ли…
– Горька!!! – ахнул рыжий. – То же сестрица моя!
– А кому проиграл? – немедленно уточнил Артемий Лукич.
– Рогволду Ладожанину.
– Ага…
Тут задал вопрос и господин сотник:
– А вот этот Исидор… он кто?
– Да тот еще игрок! Кормчий с «Гипербореи». Это такая ромейская ладья.
Глава 3
Туров – Михайлов городок – Ратное. Лето 1127 г.
В заезжий дом Галактиона Грека заявились по отдельности. Сперва – Миша «со отроцы» – Ермилом и Велимудром, затем – через полчасика – и все остальные, окромя Ждана с Дареном – тех оставили охранять лодку. Варвара-краса тоже присутствовала – в скромном, но явно не дешевом, платье, со златотканым покрывалом на голове – по царьградской моде. Лицо набелила, щеки нарумянила, насурьмила брови – вряд ли бы кто узнал в этой утонченной городской даме гулящую девку с дальней корчмы. Узнали бы – местные девы тут же начистили бы физиономию – нечего на чужом месте «работать»!
На углу, у многолюдной Торговой улицы, прохаживались среди лип и рябин люди княжьего дознавателя Артемия Лукича. Так, на всякий случай. Сам же рядович был человеком, известным в определенных кругах, а потому лишний раз не «светился», местных ушлых мужичков физиономией своей не нервировал. Спокойно все было.
День уже клонился к вечеру, золотистое солнце повисло над западной стеною детинца, постепенно скрываясь за мощными башнями. Пролегли, протянулись по площадям и улицам длинные тени, скоро уж и в церквах заблаговестят к вечерне. Еще не начинало смеркаться, но – вот-вот…
В корчме заезжего дома собирались гости. С каждым часом – все больше и больше. Постояльцы – купцы и приказчики, да и так – добропорядочные горожане, кому же охота в такой вечер дома сидеть?
Приличные незамужние девы, конечно, по подобным местам не захаживали – кто их и пустил бы? – а вот замужние солидные дамы заглядывали иногда и одни, без мужей, компаниями. Почему бы и нет? Женщин еще по теремам не держали, по крайней мере – не всех, еще те времена не настали.
Уселись в углу музыканты – два «гудка» – струнные, свирель, небольшой бубен. Заиграли тихонько, этак вполнакала иль в треть – время для разухабистых плясок еще не настало.
Входивший люд – тех, что посолиднее – встречал сам хозяин, Галактион Грек, в длинной ромейской тунике, чернявый, с тронутой сединою бородкой и вытянутым смуглым лицом, озаряемым приветливой улыбкой.
Со многими говорил по-гречески, лично провожал к столу. Впрочем, не только греков…
– Ах, кого я вижу? Прошу, прошу… А я-то думал, вы уже…
– Так нет же! Пока что на чуть-чуть задержался.
Вошедший, точнее, компания вошедших только что посетителей, тотчас же привлекла пристальное внимание Михайлы. Первым в корчму вошел высокий светлокудрый молодец с красивым белым лицом и пижонской, заплетенной в две косички, бородкой. Выглядел он достаточно молодо… во всяком случае, не старше тридцати. Длинная дорогая туника, царь-градские юфтевые сапожки, синий плащ, застегнутый на правом плече фибулой в виде скрещенных серебряных молоточков – знаков грозного варяжского божества – Тора. Наборный пояс, меч с рукоятью, украшенной затейливым рисунком из тоненькой золотой проволоки – сканью.
Миша скосил глаза на Варвару… Та еле заметно кивнула. Ага! Вот он, значит, Рогволд Ладожанин и есть. Собственной персоной. Интересно, у них в Ладоге до сих пор язычество процветает? Судя по застежке… Или это так, для понтов? Скорее, последнее. Ну да – войдя, Рогволд перекрестился на висевшую в дальнем углу икону. Глазами он эту икону не искал, видать, хорошо знал, где висела – частый гость. Да и перекрестился эдак небрежно – христианин нерадивый… Кивнул Галактиону – и сразу к столу. К тому самому, где уже царьградские купцы-гости сидели. А лицо-то, лицо! Левая щека расцарапана… Будто кошка! Ага… знаем мы таких кошек!
– Э, Рогволд! Здрав будь! Рады тебя видеть.
– И я рад. Да хранит вас Иисус, господа.
Хорошо хоть говорили… не то чтобы «по-русски», но – на языке восточных славян, на том его наречии, что в ходу от озера Ильмень до Ладоги, со всем этим «цоканьем» – «цто», «зацем», «поцему»… Вернее, так говорил Рогволд, купцы язык почти не