я забываю, что Кенни здесь, поэтому, когда он ахает, это пугает меня до чёртиков.
— Что это, чёрт возьми? — кричит он.
— Татуировка.
— О, Рейн. Ты ухаживаешь за ней?
Среди всего, что было в моём мозгу, забота о моей татуировке в список не входила.
— Чёрт, — бормочу я. Снимаю пленку и съёживаюсь от некогда яркой и красочной татуировки, цвета которой кажутся размытыми. — Я что, всё испортила?
— Не знаю. У меня никогда не было тату, — парень склоняется к ней ещё ближе. — Она выглядит бесформенной.
— Чёрт!
— Раз уж ты снова заговорила, почему бы тебе не сказать мне, что с тобой происходит?
Я не обращаю внимания на его вопрос, потому что не готова ответить.
— А я должна её мыть?
— Я не знаю.
— Да ну нахер. Уверена, что уже всё испортила. Как и всё остальное в своей жизни.
Он вздыхает.
— Так что же случилось?
Кенни был моим плечом, моей опорой, моим резонатором, и сейчас он нужен мне больше, чем когда-либо. Я просто боюсь, что он подумает, что я прогнила насквозь.
— Я собиралась оставить ему сообщение, — я смотрю себе под ноги. — Собиралась сказать ему, что продолжаю жить своей жизнью. Я набрала его номер, и эти слова вертелись у меня на языке. Но я не смогла, потому что родители Брайана отключили его телефон, — почувствовав жжение в глазах, я хватаю салфетку. — Я пришла к ним домой, и это было просто ужасно. Аарон кричал мне, что Брайан мёртв и мне нужно двигаться дальше, и Кристен согласилась с ним… — из меня вырывается смешок. — Ирония в том, что я собирался ему всё рассказать. Но теперь, когда не могу этого сделать, я разочарована в себе за то, что даже думала о том, чтобы отвернуться от своих слов.
Долгое молчание заполняет мою маленькую ванную комнату, прежде чем он заговаривает.
— Его родители правы.
Я ощетиниваюсь от его комментария.
— Нет, они не правы. Он всё ещё может быть жив где-то, а я не…
— Ты бредишь! Разрушаешь свою жизнь из-за парня, который умер, Рейн. Он мёртв и больше не вернётся.
— Не говори так! — кричу я.
— Это чистая правда. Мне надоело ходить вокруг тебя на цыпочках. Мне очень, очень жаль, но он мёртв. И тебе нужно двигаться дальше, прежде чем ты угробишь себя из-за чёртова разбитого парнем сердца, который никогда, бл*дь, тебя не заслуживал!
Моё и без того хрупкое сердце ещё больше разрывается от оскорбительных слов лучшего друга.
— Исчезни с глаз моих, Кеннеди!
— Нет. Господи Иисусе, Рейн. Как долго ты собираешься жить в отрицании этого?
— Вовсе нет. Он любил меня.
— Ладно. Возможно, он любил тебя, но он не вернётся, и было бы неправильно тратить всю свою любовь на человека, который больше не сможет её получить.
Когда я сглатываю, пересохшее горло отдаёт болью. Что-то в том, что только что сказал Кенни, находит отклик. Думаю, именно это лежит в основе всех моих чувств. Мне нравилось быть для кого-то всем. Я любила любить. И хотя всё происходило за закрытыми дверями и об этом никто не знает, я не хочу чувствовать, что отказываюсь от Брайана. Он нуждался во мне больше, чем кому-либо известно, больше, чем я когда-либо признаю. Но его больше нет.
— Ты прав.
Его глаза расширяются.
— Я знаю, что прав; ты не обязана делать кого-то счастливым. Тебе стоит побеспокоиться о себе.
Всё встало на свои места. Как недостающая часть головоломки, её края сходятся и смыкаются вместе; но это моя жизнь… это не игра.
— Дело не в том, что я жду Брайана. Да этого и никогда не было. Дело в том, что я держусь за чувство, которое, как я боялась, никогда больше не найду.
Брайан нуждался во мне так, как никто другой не знал, и я была так напугана, что не смогла быть тем, в чем он нуждался.
— Вот именно.
Валун, который на протяжении двух лет отталкивал логику в моём мозгу, катится вниз по позвоночнику и давит на лёгкие.
— Мне нужно немного побыть одной.
— Уверена?
— Да.
— Ну ладно.
Он обнимает меня, хоть я и не отвечаю ему взаимностью, и оставляет в покое.
Как только дверь закрывается, я прислоняюсь к ней и оседаю на пол, позволяя весу этого откровения утянуть меня.
* * *
— Чёрт, детка. Что ты натворила? — голос Вона будоражит меня, и когда его руки скользят подо мной, я хватаюсь за его куртку. Удовлетворение, которого я так давно не испытывала, заставляет меня чувствовать себя невесомой в его объятиях.
Он кладет меня на кровать и поднимает мою рубашку, его нежные пальцы скользят по моему боку. Даже несмотря на все эти долбанутые эмоции, ему удаётся заставить мой живот трепетать. Я слышу, как он делает глубокий вдох.
— Она испорчена? — спрашивает Кеннеди.
— Дай мне протереть её. Не мог бы ты принести мне немного теплой воды, мочалку и сухое полотенце?
Кеннеди не отвечает, но его шаги затихают, и руки Вона слегка стягивают мои штаны для йоги.
— Мне нужно, чтобы ты приподняла другой бок, чтобы я мог спустить их ниже и привести тебя в порядок.
Я перекатываюсь на спину и немного приподнимаюсь. Он берётся за пояс и тянет вниз, пока не становится видна вся татуировка. Когда его пальцы снова касаются моей кожи, мой взгляд устремляется к нему. Его глаза похожи на какао, такие тёплые и манящие. Он искушает меня свернуться калачиком рядом с ним и позволить ему забрать холод, который я чувствовала. Хотя сомневаюсь, что Вон вообще захочет это делать. Особенно после того, как я с ним обошлась.
— Всё готово, — голос Кенни вырывает меня из тумана. — Тебе ещё что-нибудь нужно?
— Нет, дружище. Этого должно быть достаточно.
— Мне бы очень хотелось остаться, но я должен идти на работу, — Кенни целует меня в лоб и обнимает за плечи Вона. — Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится. Я могу заскочить позже.
— Конечно, чувак.
Мы оба смотрим, как он уходит, и когда дверь захлопывается, Вон принимается за работу, снимая остатки грубой полиэтиленовой пленки и очищая место с помощью мочалки. Желая, чтобы он посмотрел на меня,