Читать интересную книгу Бунт Афродиты. Tunc - Лоренс Даррел

Всё это несколько озадачило меня, все эти разговоры в пользу фирмы — словно его послали с тем, чтобы обработать меня перед переговорами с Пехлеви. И всё же… Сакрапант был столь простодушен и столь мил. Он уронил салфетку и, когда поднимал её с пола, брючина у него задралась. Я с удивлением увидел, что к его тонкой лодыжке прикреплён маленький скаутский ножик, каким девчонка из младшей дружины бойскаутов могла бы протыкать крышку баночки джема. Он поймал мой взгляд.

— Ш-ш! — прошипел мистер Сакрапант. — Молчите. В Стамбуле, мистер Чарлок, никогда не знаешь, чего ждать. Но если на меня нападёт мусульманин, я сумею дать отпор — будьте уверены. — Он покраснел и захихикал, а потом вдруг помрачнел и погрузился в молчание.

— Расскажите ещё что-нибудь о фирме, — попросил я поскольку, похоже, с ним больше не о чем было говорить. Он вздохнул:

— А, фирма! Я никогда не устану благодарить её. Но я сделаю лучше, я вам её покажу. У меня есть на это указания. По крайней мере ту её часть, которая имеется здесь, — поскольку мы лишь её левантийский филиал. Видите ли, фирма раскинулась по всему миру: Лондон, Берлин, Нью-Йорк. Брат мистера Пехлеви, Джулиан, управляет лондонским филиалом. Да вы всё увидите сами. Так мы скоротаем время до понедельника, пока мистер Иокас не вернётся с островов.

Такой способ провести время и заодно осмотреть город показался мне заманчивым. Мы шли с ним по саду, ночной влажный воздух дрожал от стрекота сверчков, и он с трогательной откровенностью рассказывал о себе:

— Вы же знаете, мистер Чарлок, — а может, не знаете, — как трудно в Леванте обеспечить себе сколь-нибудь безбедное существование. Прилично заработать, имея многодетную семью, очень непросто. Вот почему я так счастлив. Для меня работа на фирме — это спокойствие моих дорогих жены и дочерей. И страховка тоже, она распространяется на всех членов семьи. Поверьте, не будь фирмы, пришлось бы… положить зубы на полку, так, кажется, у вас выражаются? Точно, пришлось бы.

Он не торопился останавливать колымагу такси и продолжал болтать, не желая заканчивать вечер; и я был рад этому, стоило только подумать о кошмарном номере, который ждал меня. Я забыл взять с собой что-нибудь почитать. Сакрапант, со своей стороны, вёл себя как человек, изголодавшийся по обществу, которому давно не с кем было поговорить. Но говорить он мог только об одном, о фирме.

— Видите ли, у неё очень широкая сфера интересов. Старик Мерлин, её основатель, не верил в строительство вертикали и монополизацию какого-то одного рынка; он предпочитал расширяться по горизонтали. — Сакрапант погладил себя по боку, словно успокаивая.

— Мы очень выросли скорее вширь, нежели в высоту. Объединяем огромное множество разнообразных холдингов, но некоторые из них единственные в своём роде. Вот почему мы так обширны, вот почему у нас для всех есть место — ну, или почти для всех. — Тут он нахмурился и помолчал. — Но есть некоторые исключения. Забыл сказать вам, что граф Баньюбула остановился в вашем отеле. Так вот, он одно из таких исключений. Много лет он пытался вступить в фирму, но безуспешно. Это никак не связано с его поведением, хотя когда он бывает в Стамбуле, то ведёт себя… да, очень странно. Полагаю, вы знакомы с ним.

— Знаком, конечно. Но чем он провинился?

— Не знаю, — ответил мистер Сакрапант, поджав губы и украдкой взглянув на меня. — Но, думаю, фирма знает. Так или иначе, его не взяли; он измучился просить, но мистер Иокас твёрд как алмаз. Таких, как граф, ещё один-два человека. Фирма наказала их в назидание другим, и им нет в неё доступа. К огромному сожалению, потому что граф джентльмен, хотя по его поведению в Стамбуле этого не скажешь.

— Но он очень кроткий и спокойный человек.

— Увы, — ответил мистер Сакрапант осуждающим тоном.

— А Мерлин ещё жив?

— Нет, — сказал мистер Сакрапант, но уже шёпотом и как-то не слишком убедительно. Мне показалось, что он вовсе не уверен в этом. — Конечно нет, — повторил он, стараясь придать голосу твёрдость; однако на его лице неожиданно появилось выражение тревоги и замешательства, как у испуганного кролика. Он схватил мою руку и стиснул, прощаясь. — Завтра я зайду за вами, и мы отправимся осматривать фирму. А сейчас я должен идти. — На этом ощущении недосказанности мы и расстались. Я повернул назад, к отелю, с облегчением увидев, что там ещё горит свет — ярче всего в баре. Зайдя туда, я, к моей великой радости, увидел графа Баньюбула, который сидел в пустом зале, мрачно глядя на своё отражение в мутных зеркалах.

Что-то неуловимо незнакомое появилось в его облике, хотя, войдя в бар, я не сразу это заметил. Как описать, что это было? Выражение какое-то возбуждения, дерзости и сладострастия. Он сидя раскачивался, тихо, почти незаметно, как качаются очень высокие здания.

— А! — завидев меня, сказал он тоном, какого я от него прежде не слыхивал, и к тому же довольно пренебрежительным. — А, Чарлок!

Я откликнулся в той же манере:

— А, граф!

Во мне проснулось любопытство, ибо он явно не походил на того графа Баньюбулу, каким я его знал.

— Выпьете со мной? — угрюмо спросил он.

Вопрос прозвучал как команда, и я с радостью повиновался. Жилет у него был расстёгнут, и монокль болтался на ленте, позвякивая о пуговицы. В баре было недостаточно светло, чтобы можно было сказать с уверенностью, но мне показалось, что брови и усы у него слегка подведены. Разумеется, на Востоке подобную услугу вам окажет, если потребуете, любой цирюльник. Баньюбула поднял грустные кустики бровей, прикрыл глаза и медленно задышал носом. Сомнений не было — пьян.

Бармен поставил перед нами два виски и исчез в двери за стойкой. Не открывая глаз, граф сказал:

— Мне было известно, что вы приезжаете. Я здесь уже несколько дней. Ах, Боже мой, если б вы только знали. Теперь я до четверга не смогу уехать. — Его повело в сторону, и он закружился, как волчок, но умудрился попасть прямо на стул. — Садитесь, — сказал он, как прежде, повелительно. — Так будет лучше. — Я послушно сел напротив, не сводя с него глаз. Последовала долгая пауза, столь долгая, что я уж было подумал, что он заснул, но нет, просто он соображал, о чём говорить. — Знаете, что Карадок сказал обо мне? — медленно и печально спросил граф. — Он сказал, что я похож на земляную грушу и что умру в объятиях какой-нибудь пьяной мамочки в турецкой бане. — Он неожиданно засмеялся, словно закудахтал, и опять помрачнел, просто исходя тоской.

— Грубый человек, — сказал он, пристально глядя на меня. — Они все грубые. Столько лет я делал для них грязную работу, и хотя бы что в награду, хотя бы самую малость, много я не просил. Но нет, ничего. Никакой надежды. Я терпел и продолжал. Но теперь всё, я дошёл до точки. В моём возрасте невозможно продолжать, и продолжать, и продолжать, и… — Голос его становился всё тише и неразборчивей.

— Кто они, эти «все»? — спросил я.

— Никто конкретно, просто фирма.

— «Мерлин»?

Он печально кивнул.

— О Господи, кто-нибудь в этом городе может говорить о чём-то ещё, кроме фирмы?!

Граф уже пустился рассказывать свою биографию и пропустил мимо ушей моё восклицание.

— Я люблю мою дорогую жену, — говорил он, — и уважаю её. Но теперь она целыми днями сидит в папильотках и, замотав голову косынкой, пишет нескончаемые письма о Боге всяким там теософам. Я тоже стал ненормальным, понимаете, Чарлок? Сам того не желая. В подобном жарком климате человека нельзя лишать прав без плачевных последствий для него. С тех пор как она ударилась в религию, всё между нами кончилось; но я никогда не смогу развестись с ней, иначе разразится скандал. Моё имя — очень древнее. — Он энергично высморкался в шёлковый платок и поковырялся пальцем в правом ухе. Потом так же энергично помотал головой, словно чтобы и мозги прочистить тоже. — А тут все эти переговоры да уговоры. Из-за этого я стал очень суеверен, Чарлок. Я чувствую, что должен всё сделать, чтобы оберечь себя от ужасной смерти, — пока они не смягчатся. — Он распахнул жилетку и обнажил пухлую белую грудь, на которой болтался йодистого цвета медальон. Он ждал, что я скажу, но я не мог найти слов: подобный талисман был сейчас в моде и рекламировался бульварными газетами. За скромную плату владельцу обещали здоровье. — Но что проку в здоровье, — печально сказал Баньюбула,

— если у тебя несчастливая судьба. Я уже несколько лет, как изучаю Абраксас, и знаю, что у меня несчастливая судьба. Знаете, как я защищаюсь?

Я отрицательно покачал головой. Он снял с кольца для ключей маленькую халдейскую бронзовую пластинку, на которой было написано следующее заклинание:

S

А

Т

О

R

А

R

Е

Р

О

Т