Стив посмотрел на меня без улыбки. Я постарался спрятать свою.
— Тебе хочется спастись от Тома? — спросил я с проницательностью тонкого психолога.
— Мне не хочется быть бухгалтером!
— А разве третьего не дано — либо торговый флот, либо бухгалтерия?
— Тебе не понять, Джо.
— Чего не понять?
Стив взглянул мне в глаза:
— Сообрази, каково быть в моей шкуре.
— Это как раз тот редкий случай, когда воображение мне отказывает.
Стив изготовился было сделать страдальческую мину, но усмешка пересилила.
— Меня всегда занимало, в каких случаях человеку отказывает воображение. Теперь я знаю, — сказал я.
— Ничего смешного нет. Плакать хочется. — Стив встал и подошел к дверям, взяв по дороге еще одно печенье.
— Извини, Стив. — Я пошел за ним, убрав по дороге вазочку с печеньем подальше с глаз.
— Все равно: дело сделано. Правильно?
— Уж это тебе знать, Стив.
— Ты меня не осуждаешь, скажи?
— Осуждаю? С какой стати?
— Другие будут осуждать.
— Осуждать — это одно из любимых развлечений человечества. Что ни сделай, тебя будут осуждать.
— Я тебе первому сказал. Отцу с матерью не решился.
— Положись на Тома, он решится.
— Ах, Джо!
Мы перешли через дорогу и, облокотясь на калитку, стали от нечего делать глядеть на дом.
— Я иначе не мог, Джо. Нет больше сил торчать в бухгалтерах. — Стив перевел взгляд на меня. — Это все арифметика, пропади она. Сущая пытка. А Том еще требует, чтобы я три раза в неделю приходил к нему вечером заниматься. — Он повторил, возвысив голос: — Три раза в неделю — вечером!
— Действительно, пытка, — согласился я, поступая некрасиво по отношению к Тому.
Стив помолчал.
— Ладно, теперь с этим все. — Он поразмыслил с минуту. — На флоте-то мне не придется заниматься арифметикой, правда?
— Скорей всего, нет. — Я фыркнул. — Для торгового флота ты вполне натаскан по арифметике. Как, кстати сказать, и по некоторым другим основным дисциплинам.
В глазах страдальца блеснул озорной огонек и мгновенно погас.
— Не понимаешь ты, Джо.
— Что именно?
Стив сказал с неожиданной силой:
— Я хочу встречаться с женщинами.
— Такую возможность торговый флот тоже предоставляет. Во время стоянки в порту.
— Нет, я серьезно.
Я отвернулся. — Я так и понял. — Наступила долгая тишина, слышалась только птичья возня и щебет в ближних кустах. Стив пошевелился — вероятно, повернулся ко мне, чтобы лучше видеть выражение моего лица.
— Ты считаешь, что это глупости? Что ни говори, мне всего семнадцать.
— Нисколько не считаю. Не глупее того, что делают все кругом.
— Я хочу познакомиться с девушками.
Я кивнул головой.
— Ты небось думаешь, что это ограниченность и стремление к шаблону?
Я не сдержал улыбки.
— Да нет, Стив.
— Как временами хочется быть таким же, как все. До жути таким же.
— Боюсь, не обнаружишь ли ты, что это до жути пресно.
— В том-то и беда, Джо. Боюсь, что обнаружу.
— Так пусть это тебя не останавливает!
— Не остановит. Пускай пресно — я все равно хочу встречаться с девушками.
Я не это имел в виду, но предпочел не уточнять.
— И хорошо бы Том это усвоил.
Думаю, Том это усвоил вполне, раз пытался занять у Стива целых три вечера в неделю.
— Никак не заставлю себя поговорить с ним про это, Джо.
Я предвидел, что недалек тот день, когда он заставит себя, но промолчал.
Стив повернулся и лег грудью на калитку, вглядываясь в даль пастбища. Эта акция не осталась незамеченной: молодые бычки стали подходить ближе, истолковав ее как намерение угостить их чем-нибудь вкусненьким. Стив взял валун и покатил на них.
— Такое облегчение, что я тебе рассказал.
Непонятно, от чего облегчение — что рассказал про торговый флот, то есть насочинял, или что рассказал про свои юношеские горести, то есть сказал правду. Бывает, что люди получают большое облегчение, когда поверяют другому, неправду — Стив получал такое сколько раз.
Я сказал:
— Образуется — в жизни, знаешь, оно так всегда. Неизвестно, что я под этим подразумевал, но я давно убедился, что белиберда подобного рода звучит утешительно.
Стив сказал:
— Пожалуй, мне пора двигать. Есть в это время автобус? — Он посмотрел на меня взглядом беспомощного младенца.
— На столе лежит расписание. Ты знаешь где.
Теряя силы с каждым шагом, Стив побрел через дорогу и скрылся за дверью. Я погрузился в размышления. Я размышлял о Стиве с Томом, о нас с Миртл, о том, как все непросто, непрочно, непоправимо в человеческих отношениях.
Меня вывело из задумчивости явление Тома в автомобиле. Явление внезапное, шумное, непредвиденное, грозное.
— Ты не видел Стива?
— Видел. Он здесь.
— Где — здесь?
— В доме.
Том вылез из машины. Я как стоял, облокотясь на калитку, так и продолжал стоять. Лицо Тома предвещало бурю, слегка выпученные глаза метали молнии.
— Я так и знал, что застану его здесь.
Странно. С чего бы Тому разыскивать Стива в таком неподходящем месте — за городом? У меня шевельнулось подозрение, не подстроено ли это.
Том подошел и стал рядом, с видимым усилием напустив на себя беспечность. Он поправил галстук. Галстук был винного цвета — ошибка, на мой взгляд: при ярко-рыжей шевелюре: и багровой физиономии излишне вводить еще один оттенок красного.
— Хорош был день сегодня. — Том мельком взглянул на небо, где таяла лазурь под нежными перстами заката; мельком — на ряды живых изгородей, по которым, шевеля листву, пробегал вечерний ветерок. Да, мельком: ибо только я собрался произнести восторженную тираду во славу местной флоры, как он уже предложил:
— Ну что, пошли в дом? — И, как бы подчеркивая, что торопится в дом не затем, чтобы выяснить, что делает Стив, прибавил напыщенно и веско: — Я должен сделать важное сообщение.
Мы зашли в дом. Том воззрился на Стива. Стив украдкой теребил страницы автобусного расписания.
Том сел. Мы тоже сели.
— У меня для вас новость, — сказал Том. — Сегодня за ленчем я имел с главой нашей фирмы чрезвычайно полезную беседу относительно моего вступления в ОБЭ. С этим все улажено…
— Поздравляю, — перебил его я, думая, что это и есть важное сообщение.
— …и потому, — продолжал Том, — я точно назначил себе день отъезда в США. И только что заказал билеты. Я покидаю Англию пятнадцатого июня.
Мы со Стивом онемели; я — от изумления, Стив — от неожиданности. Том не отрываясь глядел на Стива.