состоянии. Вот, смотри. За старый год выпили по три рюмки, как на поминках положено. Так?
– Так!
– Дальше под бой курантов по фужеру шампусика, а то Новый год встречать водкой не камильфо. Ведь как Новый год встретишь, так его и проведешь. А шампусик все же лучше, чем водяра. Так?
– Так!
– Потом пошли салют смотреть. Благо дом на горе и весь поселок как на ладони. Так?
– Так!
– Замерзли как цуцики, благо у нас с собой было, и мы с тобой прямо из горла по сто граммулек вмазали. Так?
– Так!
– Тут Костян подошел со стаканчиками. Ну, Костян, сосед мой. Мы еще по полгубастого вмазали. И Пошли домой. Так?
– Так!
– Костян, вроде как, с нами пошел. Потому как с этого момента уже как-то смутно помню. Дома мы еще сначала под Антонова, потом под Басту по одной выпили. Так?
– Так!
– А дальше… Блин! Димон, провал. Не помню ни фига!
– Потом к нам в гости Дед Мороз со Снегурочкой пришли.
– Что? Правда? Блин, они настоящие?! Вот почему я ни фига не помню. Вот почему так водки мало осталось. Не, Димон, ты как хочешь, а я похмелюсь.
Вмазали, кончено, и я стал всполохами вспоминать. Димон ведь он к водке более устойчивый, чем я. Не люблю я водку. Вот так вот, вроде и русский человек, а водку не люблю. И если на гулянке ничего кроме водки нет, то я и пить не буду. Димон же помнил больше, чем я, вот он и рассказывал, а я все как на яву видел.
– Короче, Леха, после Басты к нам в дом приперлись Дед Мороз со Снегурочкой.
– Как через дымоход?
– Леха, не тупи! Через дверь! Мы же двери не закрывали. Счастья же ждали! А как оно придет в закрытые двери? Вот они и зашли погреться. Их таксист, какой-то нерусский не туда завез и бросил. Я бы их, честное слово, сам бы бросил. Представь картина: открывается дверь и вползает на четвереньках Дед Мороз, а на нем, как на коне, Снегурочка. Та сразу: «Они настоящие!» А девица тебе: «Нет, дяденька, мы просто заблудились. Не обогреете ли одинокую девушку. А то так жрать хочется, что переночевать негде». А ты как настоящий гусар: «Мадмуазель, вас здесь только и не хватало! То есть, только вас и ждали!» Ну, посадили за стол а ты к Снегурочке той так и льнешь, даже Ерофея с коленок скинул.
– Димон, стопе! Я сейчас еще одну вмажу Ху-у-у! А кто такой Ерофей? И почему он у меня на коленках оказался?
– Кот твой персидский, пушистый светлый такой с голубыми глазами.
– Стой, Димон! Нету у меня кота! Да, я мечтаю себе перса завести дымчатого. Но мне жена не разрешает, а то Бобик, видите ли, испытает психологическую травму, что кота в дом пускают, а его нет.
– Я не знаю. Мы когда в дом заходили, ты сам позвал: «Ерофей, пошли домой! Хорош по кошкам шляться, а то отморозишь себе все на фиг, и кошки тебе будут не нужны!» Да вон он! Ерофей твой!
Реально, на моем любимом кресле лежал здоровенный светлый котяра, пушистый такой. Я думал, что такие здоровый только мейн-куны бывают. Но нет, сразу видно, что перс, морда-то как у китайца, не совсем белый, а светло-светло серый, седой, дымчатый. Красивый, гад. Аж сразу его погладить захотелось.
– Ерофей, иди сюда ко мне. Иди, я тебе пожрать дам, у меня там «Вискас» спрятан.
Эта морда лениво так подняла на меня свои голубые глаза, махнула хвостом, перевернулась на другой бок и все. Знает скотина, что я ему ничего не сделаю. Ну, ничего! Вот жена приедет, побегаешь по дому от нее.
– Кстати, Леха, ты с ним разговаривал, и он тебе отвечал.
– В смысле?
– Ну, кот зашел домой. Прыг к тебе на коленки, а ты гладишь его, вопросы задаешь, а он тебе в ответ: «Мяу», а ты ему еще, он опять: «Мяу». Складывалось полное ощущение, что вы разговариваете.
Не, реально, сам бы подумал, что белюнька пришла. Но кот-то вон он, в кресле, можно пойти погладить.
– А потом как Снегурочка пришла, ты, Леха, Ерофея с коленок выгнал, чтобы Снегурочку к себе на колени посадить.
Вот это был удар. Знаете, так в драке стукнули тебе по причинному месту, и все, считай, что тебя отпи…, ой извините, избили.
– Врешь ты все, Димон. Нехорошо напраслину на друга возводить.
– Не лгу я. Правда это все.
Я, блин, понимаю, что правда, и даже вспоминаю, что у Снегурки третий размер холмов ее, ну, вы понимаете. Причем отчетливо представляю, как эта, довольно приятная во всех отношениях мадама, сидит у меня на коленках, и я в разрез ее шубы отчетливо вижу лифчик третьего размера (мой любимый размерчик) и плоский живот.
– Леха, ты ей еще стихи читал.
– Я же прозист, тьфу блин! Прозаик! Какие на хрен стихи? Я свой первый и последний стих написал в шестнадцать лет. Так Танька Васенкова, одноклассница, которой я этот стих посвятил, меня потом на весь класс ославила, у меня на стихи охота и отпала сразу, кстати, и к Таньке вся любовь прошла.
– Вот послушай, что я успел за тобой записать:
«Снегурочка, моих вы глаз отрада,
Скажу вам в упоеньи я.
Мне счастья большего от вас не надо,
Лишь бы сейчас вы вся была моя!»
Или вот:
«Такие губы я всю жизнь бы целовал!
И только лишь тобою любовался!
Одной тобой я ежедневно был бы пьян!
И лишь тобою похмелялся!»
– Слушай, Димон, а у меня что с этой Снегурочкой было?
– Да откуда ж я знаю? Я свечку не держал. Но ты водил ее показывать туалет и свою кровать. Вас больше часа не было. Ты еще из спальни вышел и напевал:
«В лесу снегурка родилась,
В лесу она росла.
Подарок в этот Новый год
Мене она дала!»
Я, пока сильно не напохмелялся, рванул в спальню. Точно. Вот лифчик кружевной красный валяется, у моей такого нет, и труселя мои. Стоп! Я что штаны прям на скелет одел? Только сейчас понял, что мне там что-то жмет! Оттопырил штаны… а там!!! Мамая моя!!! Да я в красных стрингах! Скатился до уровня Панина! Твою же дивизию! Хорошо ни видел никто! И тут… как обухом по голове! Твою же танковую дивизию!!! Эта Снегурочка все на смартфон снимала! А если в хрютюб выложит! Вот же засада! И тут пот градом от облегчения!