4 ноября, вторник, время 10:15.
Центр-1 боевой подготовки, близ Молодечно.
Генерал Павлов.
Отъехали мы недалеко. И только вдвоем с лейтенантом Харитоновым. Вокруг ни души. Охрана всё проверила и ушла обратно за мост. Тут протекает речка со смешным названием Уша, рядом с которым есть несколько болотцев. Они небольшие, так что промышленного значения в смысле торфоразработок иметь не будут. Но местные отсюда торф берут. Вот около одной из ям мы останавливаемся, дальше всё равно не проедем.
— Зачем вам это, товарищ генерал? — не выдерживает напора любопытства мой лейтенант.
— Затем. Закладка на будущее, — скидываю шинель, гимнастёрку, накидываю бушлат, берёмся за лопаты. Яму надо углубить и расширить. «И тогда процесс пойдёт», — непонятно по какому поводу хихикает Кирилл Арсеньевич. Загадочное чувство юмора у моего подселенца.
Грунт мягкий, всего за полчаса получаем яму правильной формы. Из кузова грузовика ставим направляющие доски, тяжелую бочку опрокидываем набок. Спускаем на верёвках, хороший способ. По доскам, на которых лежат верёвки бочка плавно достигает дна. Концы сложенной вдвое верёвки привязаны к краям кузова, петля с нашей стороны. Потихоньку стравливаем, и бочка удерживается нашими руками. Не хочу просто сбрасывать. Деформации, трещины, влага внутрь попадёт. Пусть боеприпасы запаяны в цинках и оружие щедро смазано солидолом, но сколько ему придётся лежать, неизвестно.
Спуск или подъём на верёвках по наклонной плоскости даёт выигрыш в силе в два-три раза. Так что бочка весом килограмм сто восемьдесят превращается в нагрузку не больше семидесяти-восьмидесяти килограмм. Для двух крепких мужчин мелочь, по сорок килограмм на человека. Только в самом начале надо быть аккуратнее, в момент схода бочки, когда тяжесть резко возрастает. Тяжёлая она даже не из-за груза, а потому что сделана из стального листа толщиной в три миллиметра. И покрыта битумом с наклеенной бумагой, чтобы не прилипала. Так что даже пустая тянет пуда на четыре.
— Понимаешь, лейтенант, в органах госбезопасности, где-то в её сверхсекретных недрах есть специальная инструкция, — объясняю уже во время закидывания грунтом бочки. — Действия в особых условиях.
— Что такое «особые условия»? — лейтенант гребёт, как трактор, но спрашивать не забывает.
— Самое неприятное, что может случиться с государством. Поражение в войне и тотальная оккупация, контрреволюционный антисоветский переворот, мало ли что… п-ф-ф, — сгребаю изрядную кучку вниз. — Хоть космический катаклизм. Как ударит комета прямо по Земле…
Лейтенант аж на минуту останавливается от крайнего удивления.
— Разве такое возможно?
— До 22 июня Москва тоже считала, что война не возможна. Ты прав, пока Сталин жив, это всё невозможно. Ну, за исключением удара кометой. Но товарищ Сталин, к сожалению, не вечен. И что будет через пятнадцать-двадцать лет?
Отваливаюсь. Притомился мой генеральский организм. Но и осталось только с брезента крошки смахнуть.
— А через пятьдесят? Никто не знает…
Хоть часть правды, но рассказываю. Всяк солдат, тем более лейтенант, должен понимать свой манёвр. Харитонов рекомендован Фурсовым, вынужден опираться на его поручительство и надеяться на твёрдое молчание.
— Так что вот так, лейтенант, — переодеваюсь и сажусь в кабину, Харитонов за руль. — Только что мы осуществили сверхсекретную операцию. Поэтому приказ мой короткий — забудь. Легенда простая: я давал тебе специальные инструкции о действиях за линией фронта. Пароль на расконсервацию закладки: Рюрик-1. По этому слову вспомнишь. Я тоже не вечен, а времени может пройти много. Очень много.
Другая часть правды, о которой умалчиваю, элементарная. Для тех, кто понимает. Сила власти зависит от ресурсов, которыми владеешь. Прежде всего, это люди, конечно. Но людей надо обеспечить, поэтому нужны и материальные возможности. А что может быть лучше оружия? Есть оружие — будет всё. Вооружённая сила — основа любой власти. Пока я при должности, у меня всё это есть. Но меня могут и попереть с поста командующего и замнаркома.
Решаю подкрепить мотивацию лейтенанта.
— Перед войной я тоже много чего вытворял, о чём в Москве не знали. Узнали бы, попёрли бы с должности. Отправили бы служить на Камчатку. Или в Туркестан. Зато теперь я — легендарный и геройский герой, в белом танке впереди. Это я ещё не все свои возможности использовал…
— Какие? — любопытствует лейтенант.
— Москва не сразу дала разрешение стрелять по тому берегу. Можно было этот приказ нарушить. Потом-то стало ясно, что про него вспоминать никто не будет. И как славно можно было врезать по войскам, скопившимся за Бугом. Там такая плотность была… — мечтательно закатываю глаза.
Лукавлю немного. Под Брестом я всё-таки ударил на следующий день, а по Сувалкам не получилось, там слишком мощная противовоздушная оборона стояла. Но можно было артиллерией их сильно пощекотать. Но нет, не моги.
— Ещё я несколько эшелонов на ту сторону притормозил. Затеял ремонт путей. Якобы. Немцы тогда тоже свои сроки поставок нарушать стали, вот я им и ответил тем же. Наказать меня просто не успели, война началась.
Возвращаемся в ЦБП. Собрал в одном месте три с лишним роты диверсантов. Батальон будет усилен танками, бронемашинами и всем прочим. Снабжён автомашинами, радиостанциями, вооружениями. Всё немецкое, включая обмундирование и документы. Аусвайсы все настоящие, взяли под акт из архива, только прототипов в живых уж нет.
Долго думал, как мне всё организовать. На полную дивизию людей не наскребу, даже лишив все свои полки диверсантов. Не, наскребу, конечно, но всех надо одеть, все должны говорить по-немецки, короче, ужас. Плюс такое масштабное соединение не спрячешь. Но про отдельные полки и батальоны в составе вермахта я что-то не слышал. Все куда-то входят.
Долго разбирали с Климовских все сводки и данные о немецких потерях. Протрясли спецификации на захваченное немецкое обмундирование. И пару дней назад в своём кабинете хлопаю себя по лбу.
2 ноября, воскресенье, время 11:05.
Минск, штаб Западного фронта, кабинет комфронта.
— Ефимыч, гляди-ка! — трясу одним листом, потом из кучи достаю ещё один. Объясняю не включившемуся сразу начштаба свою эврику.
Среди трофейного обмундирования мы обнаружили запасы дивизии СС «Тоттенкопф». Плюс, она почти вся истреблена, но какие-то остатки сумели удрать из Каунаса. Несколько рот.
— Спецбатальон Фурсова станет батальоном СС, сведённым из остатков дивизии? — Климовских широко улыбается.
— Ага, — радостно и слегка глумливо улыбаюсь в ответ. Тут есть ещё один плюс. Войск СС не так много, легко будет отличать своих от чужих при столкновении с обычными частями вермахта.
— Теперь будет проблемой, как бы наши бойцы их не перестреляли, — ухмыляется начштаба. — Рефлекторно.
Мрачнею.
— Вот умеешь ты всё испоганить… придумаем что-нибудь.
В тот же день позвонил Никитину и затребовал у него трофейные танки. Средние, так вообще всю уцелевшу дюжину. Ещё с дюжину лёгких и бронемашин.
— Грыгорыч, я зараз на них экипажи собрал… — принимается ныть командарм-13.
— Молодец! Присылай вместе с экипажами, — бурно радуюсь, зато Никитин сразу затыкается. А что, сам виноват, выпустил слово, а оно не воробей.
— И давай не жадничай, куркуль! Я тебя на комфронта целю, а ты никак за весь фронт думать не хочешь. Давай-ка я заберу тебя в заместители, авось пошире мыслить будешь.
Кое-как он отбрёхивается от меня. Прикипел к своей армии, не отдерёшь. Да и то, с нуля ведь её создавал, а тут кому-то дарить?
Климовских снова ухмыляется, слушая, как ставлю на место Никитина. Ему тоже эти хитрости знакомы. А я так, с миру если не по десятку танков, то по нитке, собирал спецбатальон.
Приказ № 1302 от 2 ноября 1941 года