— Чужой? Кто же? — затаила дыхание Томоко. Неужели Ёрико вспомнила лицо убийцы? — Ну же, деточка, вспоминай! Что это за человек?
— Лицо все белое и гладкое — ни глаз, ни рта.
— Думай же, думай! Это мужчина или женщина?
— Мужчина.
— А во что он одет?
— Во все зеленое.
— Значит, человек в зеленой одежде рядом со мной?
Ёрико кивнула. Очевидно, ее родителей убил человек в зеленой одежде.
— А этот мужчина, он какой? Высокий или низенький?
— Высокий.
— Худой или толстый?
— Кажется, худой.
— А в руках у него что-нибудь есть?
— Не вижу.
— Он говорил с тобой о чем-нибудь?
— Не помню.
— Но ведь ты провела с ним несколько дней!
— Ничего не помню.
— Ну, постарайся рассмотреть его лицо. Ты должна вспомнить! Что он делает рядом со мной?
Сзади раздался шорох, и лицо Ёрико оживилось.
— Папа пришел!
Томоко не слышала, как Адзисава появился на пороге.
— Добрый вечер. Как вы тихо вошли. Извините за вторжение, — смущенно поднялась Томоко, но Адзисава даже не взглянул на нее, а строго сказал, обращаясь к Ёрико:
— Ты почему уроки не делаешь? Смотри, на второй год останешься!
Томоко не приходилось еще видеть у него столь сурового выражения лица. Она буквально ощутила исходившую от него ярость.
Отправив девочку в другую комнату, Адзисава обернулся к Томоко уже со своей обычной мягкой улыбкой. Но она теперь знала: та суровая маска и есть его истинное лицо.
— Извините, Томоко-сан, что заставил ждать. Пришлось немного задержаться. Сейчас я чай приготовлю.
— Не надо, давайте лучше я сама. Без вас хозяйничать я не решилась.
Томоко все еще не могла прийти в себя.
— Ну что вы, вы же у меня как дома, — возразил Адзисава, и в его словах ей послышался упрек.
«Когда же вы притворяетесь, а когда бываете самим собой?» — хотела спросить Томоко, но промолчала. Не имеет она пока права задавать ему такие вопросы.
Ужинать было еще рановато, и они стали пить чай с пирожными.
— Я, кажется, разобралась, — приступила к главному Томоко.
— Вы о махинациях в низине Каппа?
— Да. То, что рассказал вам старик, — не сплетни.
— Значит, городские заправилы действительно решили наложить на эти земли лапу?
— И не только они. Здесь замешано министерство строительства.
— Министерство!
— Нынешний министр давно связан с Ообой денежными интересами, а архитектурно-строительное управление Хасиро закуплено мэром целиком.
— Но какое отношение к дамбе может иметь министерство?
— Площадь низины примерно шестьдесят гектаров: сорок гектаров — государственные земли, сданные в аренду, а остальное — частная собственность крестьян. До 1896 года вся низина принадлежала местным жителям, но после принятия закона о речных поймах государство конфисковало львиную долю этих земель. Правда, прежние владельцы сохранили право обрабатывать свои старые наделы, но из-за ежегодных разливов реки эти плодородные земли почти не возделывались, если не считать посадок тутовых деревьев. И теперь, после завершения строительства дамбы, действие закона о речных поймах перестанет распространяться на низину. Министерство строительства издаст соответствующий указ.
— И что тогда будет?
— Тогда будут отменены все ограничения, предусмотренные законом 1896 года. Здесь можно будет вести строительство, изменять рельеф почвы — в общем, творить все что угодно.
— А кому будет принадлежать земля?
— По закону государственные угодья должны по низким ценам передаваться арендаторам, но министерство держит это в тайне от крестьян и собирается отдать участки фирме «Хэйан», которая принадлежит семейству Ооба. Эта фирма развила бешеную деятельность, перекупая у местных право на аренду государственных наделов и скупая частные участки. За квадратный метр частных земель они платят триста иен, а арендованных — и вовсе сто.
— Сколько-сколько?! Да ведь это грабеж!
— Да, грабеж. Фирма «Хэйан» истратила около пятидесяти миллионов иен, а после завершения строительства земля будет стоить не менее двадцати миллиардов.
— Двадцати миллиардов! Во сколько же раз окупятся их затраты?! — ахнул Адзисава, потрясенный гигантской цифрой.
— В четыреста. Это самый настоящий грабеж.
— И крестьяне ни о чем не подозревают?
— Фирма «Хэйан» провернула дело еще до того, как началось строительство дамбы.
— Значит, афера была задумана заранее и с ведома министерства?
— Выходит, что так. Подобные работы входят в ведение министерства строительства, а городской муниципалитет лишь осуществляет надзор и оказывает поддержку. Перед тем как отменить действие закона о речных поймах, министерство обязано известить арендаторов. Как вы думаете, стали бы они отдавать по дешевке право на землепользование, если бы знали, что в скором времени начнется строительство дамбы? Так что без пособничества министерства здесь не обошлось.
— Так-так. Значит, местным воротилам было заранее известно, что дамба будет построена, а государственные земли передадут арендаторам.
— Да. Министерство сознательно утаило от крестьян свое решение, чтобы фирма «Хэйан» могла нагреть руки.
— Но когда началось строительство, крестьяне, наверно, возмутились?
— Да, и вожаком у них был сын Косабуро Тоёхары. Но Накато кого запугали, а кому заткнули рот.
— Ну, Томоко-сан, и что же мы будем делать?
— Надо уточнить еще кое-какие детали и давать материал в газету.
— А сможете ли вы пробить такую большую статью?
— Здесь без дежурного редактора не обойтись. Они у нас тоже не все одинаковые. Если подгадать так, чтобы за утренний выпуск отвечал один человек, который чудом уцелел в редакции еще со времен отца, я думаю, мне удастся его уговорить дать мой материал, да еще на первую полосу. Утренний выпуск имеет самый большой тираж и к тому же поступает в другие города префектуры. Это будет мощный удар.
— Еще бы! Особенно если учесть, что статью даст «Вестник Хасиро»!
— У меня эта полоса прямо стоит перед глазами!
— Если мы разоблачим аферу с дамбой, искать труп Акэми станет куда легче.
— И может быть, там найдут не один труп, — горячо подхватила Томоко: возмущенная преступным сговором городской мафии с государством, она забыла все свои страхи.
3
— Уракава-сан, мне нужно с вами поговорить, — обратилась Томоко к заведующему отделом местных новостей. Горо Уракава сразу понял по ее тону, что разговор будет конфиденциальный.
— Ну что ж, пойдем прогуляемся, — предложил он.
Они отправились в кафе, расположенное довольно далеко от редакции.
— Здесь удобно? — спросил Уракава.
— Извините, что оторвала вас от дел.
— Ничего. Я как раз сдал колонку и сам собирался пойти выпить чашку чая.
Уракава работал в газете еще со времен Сигэёси Оти. Человек он был тихий, незаметный и только благодаря этому уцелел в той «охоте на ведьм», которую устроили в редакции новые хозяева «Вестника».
Могло показаться, что Горо Уракава полностью смирился с изменением курса газеты, ставшей верным рупором империи Ооба, но Томоко знала, что в редакторе отдела местных новостей еще теплится прежний дух. Однажды, когда они были наедине, он сказал:
— Эх, Томоко-сан, видел бы ваш отец, чем я вынужден теперь заниматься. Я бы не смог взглянуть ему в глаза. Все ребята ушли, один я остался есть этот постылый хлеб… Раньше надо было бежать отсюда, теперь уж поздно.
Уракава, несомненно, считал, что с гибелью прежней газеты и уходом старых сотрудников его жизнь как журналиста кончилась. Сил же бросить привычное дело у него не хватало. Да и куда бы он ушел, кому был бы он нужен?
— Не надо так винить себя, — сказала ему тогда Томоко. — Я ведь и сама работаю здесь и ем тот же постылый хлеб.
С того разговора между ними возникло чувство солидарности двух пленников, попавших в лапы врага. На этого человека и надеялась Томоко, говоря о возможности пробить статью.
Безусловно, Уракаве предстояло принять нелегкое решение. Скорее всего, он вылетит из газеты, но Томоко знала, что бывший соратник ее отца будет рад случаю «погибнуть с честью». Вот только удастся ли ему провести статью мимо дотошных глаз главного редактора и проверяющих?
Провинциальные газеты сдают утренний номер позднее, чем центральные. Дополнительное время они используют для самых свежих новостей, которые не успели попасть в токийские газеты. Шанс дать разоблачительную статью может представиться в тот вечер, когда дежурным редактором будет Уракава.
Когда официант подал чай, Уракава нетерпеливо спросил:
— Ну, так что за разговор?
— У меня к вам просьба.
— С удовольствием выполню ее, если смогу.