Едва Пегги услышала звук снижающегося самолетика, у нее взволнованно забилось сердце. Она как раз открывала духовку, чтобы взглянуть на жаркое. Оно было почти готово. Она бросила тревожный взгляд на часы: пять пятнадцать. Через сорок пять минут появятся едоки. Она закрыла духовку и проверила другое отделение печи. На длинных противнях аппетитно подрумянивались картофель и ломтики тыквы. Пегги уменьшила огонь, чтобы они не подгорели, и посмотрела на кастрюли. Там варилась морковь, вода начала закипать. Она и здесь убавила жар. Морковное пюре никто не заказывал!
Столы в обеденном зале были уже накрыты, но Пегги еще раз проверила, все ли на месте. Завтрак, ланч и чай подавались на голых, незастеленных столешницах. Но вечерние трапезы после рабочей смены она решила обставлять более торжественно. Она обнаружила в буфете ящик, доверху набитый яркими скатертями. И сегодня зал выглядел празднично: на пронзительно-красных салфетках сиял белоснежный фаянс, сверкали ножи и вилки из нержавеющей стали, а в середине красовались маленькие букетики изящных астр. Куда бы Сэм ни отправлялась за покупками — на близлежащие острова или на материк, — Пегги всякий раз просила ее привозить рекламные проспекты. И теперь на деревянных стенах висели самодельные натюрморты. Грубые лампочки уступили место симпатичным розоватым плафонам. В зале царила поистине домашняя атмосфера. И если сюда войдет Диггори, он просто не узнает столовую!
Конечно, она не надеялась, что он появится прямо сейчас. Сперва, как обычно после долгого отсутствия, поговорит с Сэм, обсудит дела с инженерами и архитекторами. Потом отправится к себе — отдохнуть после дороги. Но вот вечером, может быть, найдет время забежать к ней, поинтересоваться, как растут ее зеленые питомцы. Идея Пегги пришлась по душе обитателям острова. Все свободное время — ранним прохладным утром и после захода солнца, когда спадал зной, — они увлеченно занимались клумбами, цветочными дорожками, высаживали рассаду в горшки.
С мечтательным выражением на лице Пегги дотронулась до бледно-сиреневой астры. Сэм как-то говорила, что у Дига есть на материке дом, и она часто пыталась представить, как он выглядит, окружает ли его сад.
Глубоко вздохнув, Пегги решила не думать о Диге и заставила себя вернуться в душную кухню. Приготовление еды не самое трудное, размышляла она. Гораздо сложнее рассчитывать время технологического процесса. Но Пегги кое-чему уже научилась. Сегодня, например, она тщательно прикинула, что ей понадобится минут двадцать для того, чтобы сделать соус, разрезать электроножом жаркое, вынуть картошку и овощи, переложить в широкие блюда и отнести на столы. Пегги ухватила подол длинного, ниже колен фартука и отерла со лба пот. От умопомрачительной жары даже белье ее противно прилипало к телу.
Так, а что она еще должна подать к ужину? Ах да, принести из погреба-морозильника пироги с яблоками. Они успеют подогреться в горячей после овощей духовке, пока рабочие расправятся с основным блюдом. Пегги с усилием распахнула тяжелую дверь. По горячей коже пронесся приятный освежающий холодок. Она зажгла свет и шагнула внутрь, как проделывала уже сотни раз. Но совершенно неожиданно ее охватил страх. Что, если дверь захлопнется и она окажется в ловушке? Никто и не хватится ее до тех пор, пока не начнется обед. А он бывает не раньше шести. Можно ли замерзнуть до смерти за сорок минут? — нервно вопрошала она себя, топчась на пороге. Если же она останется в живых, то наверняка жутко обморозится. Даже подумать страшно!
Она панически озиралась, подыскивая какой-нибудь надежный предмет, чтобы подложить под дверь, и наконец заметила метлу, которая сгодилась для нехитрого приспособления. Слегка успокоившись, Пегги осторожно вошла в погреб.
От ледяного воздуха захватило дух. Она быстро добежала до отделения, где хранились всевозможные сладости, торопливо покидала в подол фартука дюжину пирогов, влетела обратно на кухню и, опрокинув их на стойку из нержавейки, облегченно вздохнула.
— Боже милостивый! Ты что, с ума сошла?
Пегги удивленно обернулась на грозный окрик. Сквозь холодное облачко, причудливо струящееся из морозильной камеры и постепенно тающее в жарком помещении, темнела высокая импозантная фигура Дига. Одетый в зеленую тенниску и шоколадного цвета брюки, он стоял на пороге, возмущенно глядя на Пегги. Сердце ее испуганно подскочило. Выходит, что, едва приехав, он в первую очередь забежал к ней? Пробравшись через туманную завесу к погребу, он сердито выдернул метлу и захлопнул дверь.
— Не ожидал от тебя такой безответственности! Использовать морозильную камеру в качестве… кондиционера!
— Ты не понял… Я… я…
— И как долго дверь была открыта? — прорычал он.
— Чуть-чуть, только…
— Тише! — Он предостерегающе поднял руку и, склонив голову набок, прислушался к гудению холодильника.
Задержав дыхание, Пегги сделала то же самое. Через несколько томительных секунд она уверенно тряхнула волосами.
— По-моему, звук нормальный!
Ее слова снова вызвали в нем гнев. Его глаза яростно засверкали — казалось, Диг поражался ее наглости.
— Да неужто? — рявкнул он. — Что ты вообще понимаешь в моторах?
— Очень даже много, к твоему сведению! — обиделась Пегги. — Ты, наверное, забыл, что у меня был свой бизнес и необходимая техника.
— Тогда тем более ты должна знать, что при открытой двери двигатель работает в усиленном режиме и может выйти из строя! — Он не мог прийти в себя от негодования. — Как ты думаешь, как долго продукты остаются свежими на этой жаре? Разве можно быть такой легкомысленной? Такой беззаботной?
Слезы боли и обиды обожгли глаза Пегги.
— Почему бы тебе просто не выставить меня вон и не покончить с неудавшейся поварихой? — почти разрыдалась она. — Я не нужна тебе! Ты нанял меня только затем, чтобы успокоить свою потревоженную совесть!
Его гнев потух так же быстро, как и разгорелся. Он озабоченно взъерошил волосы.
— Никто не собирается тебя увольнять. Забудь о том, что произошло. Сама понимаешь, принятое сгоряча решение слишком простой выход для нас обоих.
— Ну что ж, — презрительно фыркнула Пегги, протирая глаза цветастым подолом, — тогда я увольняюсь!
Диг видел, как дрожат худенькие плечи, слышал глухие, подавленные рыдания. Она тщетно пыталась успокоиться. Она стояла к нему спиной, и сквозь прорезь длинного фартука виднелись ее длинные ноги. Диг непроизвольно почувствовал жалость и вину. Он раздраженно засунул руки в карманы, злясь на себя за дурацкую мысль явиться сюда, а еще больше — за желание обнять и успокоить ее. Что за чушь? Она едва не загубила двигатель — и ее же жалеть? Бодрое, деловитое гудение мотора совершенно не вязалось с глухими рыданиями и всхлипываниями Пегги.