Читать интересную книгу Элита Империи - Виталий Абанов

— Это тест на индекс нейроадаптации. Все в курсе, что военные пилоты носят в себе шунт, позволяющий им подключаться непосредственно к тактическому компьютеру его корабля. Если кто-то из вас смотрел исторические хроники, то он знает, что раньше для того, до того, как была открыта технология вживления нейрошунта, боевые пилоты управляли кораблями вручную. Почему это невыгодно, надеюсь всем понятно. Скорость опознания, вычисления траектории и принятия решения у компьютера намного выше. Конечно, некоторые могут спросить — а зачем же в кабине истребителя нужен пилот? Может быть мы можем оставить там компьютер? Нет. Мы не можем. Почему? Во-первых потому, что столько хороших парней лишаться своей работы. — хитро прищурился Карелла: — Ну а если серьезно, то боевое столкновение это такая ситуация, где возможны самые непредсказуемые вещи. И если на уровне расчета угла атаки и упреждающего огня искусственный интеллект вне конкуренции, то в сфере принятия стратегических решений, тактических головоломок и простых глупостей кубок первенства по-прежнему держит человек. Именно синтез двух этих начал и позволяет нашему флоту уверенно побеждать в военных конфликтах. Каждый такой компьютер стоит несколько миллионов кредитов, они есть на вооружении только у так называемых сверхдержав, то есть у Альянса Сола, Конфедерации Независимых Миров, и конечно же нашей Империи. Остальные державы не могут себе позволить этого. Построить истребитель просто, это обойдется вам около пятисот тысяч, выучить пилота, способного поднять его в космос, тоже около двух сотен, а вот нейронно-шунтовое оборудование далеко не каждому по карману, не говоря уже о том, что сперва надо создать целую промышленность. Поэтому никто из оставшихся держав не может противостоять флоту Империи. Недавний военный конфликт с Джаннской Сунной лишний раз подтвердил это. Ничто не может противостоять союзу человека и машины. Наш флот обладает совершенным оружием, а вам необходимо лишь умело управлять им. Для того, чтобы пройти этот тест вам необходимо сесть в кресло и выполнить ряд несложных действий. Компьютер определит ваш уровень нейроадаптации. Норматив для пилота пассажирских линий — тридцать-сорок процентов. Для военных специалистов — сорок-сорок пять. А для вас, будущих пилотов истребителей — выше пятидесяти. Итак, прошу к барьеру, курсанты… Корн Айприл! — курсант садится в красное кресло, инструктор склоняется над экраном…

— Восемьдесят два! Поздравляю, курсант, это высокий уровень. Веннила Берт! — девушка садится в освободившееся кресло, снова экран, снова цифры.

— Семьдесят ровно. Ну, ничего, ничего. Норматив есть. Перси Дорбан! — Перси садится в кресло, холодные контакты касаются лба и запястий. Едва слышное гудение. Инструктор склонился над экраном, нажал на какие-то кнопки, недоуменно воззрился на экран и покачал головой.

— Курсант Дорбан.

— Я, сэр! — откликнулся Перси.

— Кто-либо из твоих родственников служил в армии?

— Нет, сэр!

— И сетевых драйверов в роду тоже не было?

— Нет, сэр!

— Оно и понятно… с таким-то уровнем адаптации… Дорбан!

— Да, сэр!

— Ваш уровень — пять.

— Пять, сэр?

— Ровно пять. Не пятьдесят пять и даже не двадцать пять. Боюсь, что с таким уровнем адаптации вы не сможете управлять боевым истребителем.

— Но сэр…

— Даже для управления портовым погрузчиком нужно двадцать процентов, парень… Боюсь, что тебе придется пройти в кабинет директора школы. — отвел глаза инструктор. Перси сидел, не двигаясь. Он пытался осознать что с ним произошло. Он только что лишился своей мечты из-за чертовых генов! Никто в его семье не имел нейрошунта. Никогда. И никто не знал, что никто из их семьи не смог бы водить в атаку боевой истребитель. И даже портовый погрузчик.

— Курсант Дорбан!

— Что… Да, сэр!

— Освободите кресло и ступайте в кабинет к директору школы. С вещами.

— Есть сэр. — Перси встал, освобождая место следующему курсанту. И пошел к выходу, сопровождаемый сочувственными взглядами своих товарищей.

— Велес Дотар! Семьдесят пять. Норма. Следующий! — раздавалось за спиной, стальная дверь мягко опустилась, отрезая звуки. И оставив его одного.

Когда у тебя болит голова — это уже плохо. Даже если эта голова не несет ответственности за миллиарды подданных короне разумных существ, за миллионы тонких экономических связей и великосветских интриг, а также за внешнюю и внутреннюю политику огромного существа, называемого Империей. Так думал его Величие, Повелитель Сорока миров, Маркграф Туманной Окраины, Барон Трех звезд и Председатель Палаты Лордов, Император Марк Второй сидя в кресле и тупо уставившись на золотую пуговицу, что поблескивала на одежде выступающего оратора. Пуговица, казалось подмигивала императору, покачиваясь в такт жестам выступающего с позолоченной трибуны.

— "Что за дурацкая мода — носить все золотое?" — думал император, отчаянно удерживая себя прямо: — "Ну ладно трибуна золотая, это дань древней традиции, но одежду… Ох, голова болит зверски, а тут еще этот… Цицерон… Эх, вызвать бы гвардейцев и снести ему голову, как в старые добрые времена… Или на кол посадить, вон прадед мой не гнушался, а за такую белиберду, я думаю и четвертовать мало. И несет и несет… откуда слов-то столько знает…" — Император неприязненно покосился на выступающего и тотчас, спохватившись, принял царственную осанку, развернул плечи и вернул своему лицу выражение "сдержанного доброжелательства". Выступающий отчаянно рубанул воздух ладонью и повысил голос, привлекая внимание аудитории, частично уже усыпленной его монотонным докладом.

— И я выражаю искреннюю надежду, что все вышесказанное не останется незамеченным и Сенат примет верное решение в этом сколь важном и неотложном, столь же и щекотливом вопросе. — закончил выступающий. Император повернулся чуть назад и, едва шевеля губами, спросил: — Кто это?

— Это лорд Дементьев, сир. — произнес советник, скрывшийся в тени императорской ложи от любопытных глаз.

— И что ему было надо? — полюбопытствовал император, давно уже потерявший нить рассуждений оратора.

— Чтобы лордам больше платили за работу в Сенате, сир.

— Разве им мало платят? — удивился император.

— Нет, сир.

— Так в чем же дело?

— Жлобы, сир.

— Ты, Ромул, полегче с такими комментариями-то. Не дай бог услышат, какого ты мнения о лучших представителях Империи.

— Прошу прощения, сир.

— То-то же… хотя ты конечно прав, жлобы… — император потер виски, посмотрел на огромные часы, висящие на стене и тоскливо вздохнул.

— Уже совсем немного осталось, сир. — послышался голос сзади. Император незаметно протянул руку назад и, ухватив полнеющего советника за плече, с силой вывернул кожу. Сзади тихонько охнули.

— Я тебя спрашивал о чем-то? — злобно процедил император, раздраженный вмешательством.

— Ой, нет, сир… прошу прощения…

— Еще раз влезешь… мне и так нелегко, тебя еще не хватало.

— Конечно, сир… умоляю отпустите, синяк же будет, негоже для государственного мужа с синяком-то… — пропыхтел Ромул и император ослабил хватку. В глубине души он понимал, что Ромул тут не при чем, и что он сорвался на нем. За головную боль, что охватывала его каждый раз, когда он выслушивал бесполезные, а иногда даже прямо вредительские законопроекты Сената, за Алиозу, что испортила ему настроение прямо с утра, а потом ее любимая собачка, Шу-Шу, эта маленькая сволочь, нагадила прямо в его тапочки и когда его императорское величество решил в гневе удалиться, то обнаружил, что левая нога влезла в собачье дерьмо, в коридоре его поймал довольный старец-камердинер и принялся шептать на ухо всякие гадости про Алиозу, мол ладно бы мужиков водила, а то завела себе андроида, изготовленного специально для этих дел, ну вы понимаете, ваше Величие — и старикан с видимым удовольствием причмокнул губами, похожими на двух сдохших гусениц. Император едва не приказал гвардейцам пристрелить на месте этого старого придурка, решившего таким образом втереться в доверие к короне, но поразмыслив, решил передать его в руки Секретной Службы его Императорского Величия — ведь как говаривали древние — и в нечистотах лжи можно найти жемчужину истины. А это прямые обязанности Службы, вот пусть хлеб и отрабатывают. Уж нечистот-то во дворце пруд пруди, прямо банка со скорпионами. И император в очередной раз проклял тот миг, когда решил-таки принять имперскую корону из рук своего отца. Ей-ей, жил бы сейчас как Асмунд и Тир — в ус не дул, флейрин в уголках дворца тискал, вино пил, да в Сети острых ощущений искал. А то в путешествие отправился куда-нибудь, и не по государственным делам и в сопровождении двух авианосцев и полной эскадры с двумя пехотными полками и личными телохранителями, которые даже в туалет первыми проходят, а как простой гражданин… С другой стороны — что толку грустить о содеянном? Тем более, что быть императором не так уж и плохо, если забыть о том, что твоя личная жизнь фактически становиться общественной. И еще приходиться потакать древним традициям, которые, будь его воля, император давно предал бы забвению, если бы не то, что сама его власть также была традицией, державшейся на традиции, и традицией же умножающаяся. Так что, волей-неволей императору приходилось раз в неделю посещать Золотой зал Сената и выслушивать бредни палаты лордов. Честно говоря, если уж говорить о законах, император с большей охотой наносил визиты в нижнюю палату, туда, где представители избирались, а не были зажравшимися потомками древних родов с гарантированным и пожизненным правом заседаний. Именно нижняя палата помогала императору в его попытках изменить что-то в лучшую сторону, не задевая при этом древних традиций Империи. И сегодня император ожидал принятия палатой лордов очень нужного ему проекта, который помимо всего прочего также предусматривал передачу имперского военного заказа на постройку тридцати линейных кораблей класса "Центурион" корпорации "Людвиг Инкорпорейтед", а это около тридцати миллиардов кредитов на каждый корабль, выпущенный со стапелей компании. Император полагал, что если военному ведомству все равно, кому отдавать эти деньги, то уж лучше пусть они останутся в семье — ведь сорок пять процентов акций "Людвиг ИНК" принадлежало лично императору и его ближайшим родственникам. При мысли об этом император смягчился и шепотом попросил у Ромула прощения за то, что едва не отщипнул у него кусок плеча.