Она никогда не думала, что капканы — такой варварский метод. Нога онемела, и Онор начала спрашивать себя, что будет, если никто не найдет ее.
И тут она увидела Волка. Он был последним, кому она могла бы обрадоваться сейчас, несмотря на весь свой страх. Она боялась его теперь больше, чем одиночества, диких зверей и голодной смерти в лесу. Он бесшумно появился из чащи, и смотрел на нее молча, испытующе, с каким-то немым осуждением. Онор не пыталась оправдаться. У нее не было слов. Она опустила глаза, готовая ко всему. Страх и чувство вины сковали ее. Было тихо, и Волк не двигался с места. Наконец, Онор решилась поднять глаза. В руках у Волка сверкнул нож. Онор напряженно следила за ним, уверенная, что настал ее последний час. Она не просила пощады. У нее просто наступило полное оцепенение. Даже страха не осталось. Она знала, что Волка бесполезно уговаривать, когда он что-то решил. Он подошел к ней, и Онор отвернулась, чтобы не смотреть. Она ждала удара, не сомневаясь, что рука индейца не дрогнет.
Волк нагнулся над ней, и его нож со скрипом протиснулся между скобами капкана. Пружина сопротивлялась упорно, но у Волка оказалось достаточно силы, чтобы разжать неумолимые челюсти. Онор неожиданно очутилась на свободе. Она нерешительно встретила взгляд Волка — осуждающий, укоряющий.
Он не нуждался в судьях, чтобы доказать ее вину. Ему достаточно было видеть, как своенравная Огненная Лилия отводит глаза.
— Беги, — вдруг сказал он. Исчез Волк так же внезапно, как и появился.
И даже веточка не хрустнула, когда он отправился к своим. Онор не знала, воспользоваться ли его советом. Она слегка прихрамывала, онемевшая нога еще плохо слушалась ее.
«Куда я пойду? — спросила она себя. — Я только отыщу новые неприятности на свою голову.»
В стороне индейской деревни как будто все стихло, и Онор решилась поискать там кого-нибудь из солдат. Ее ожидала мрачная картина. Многие гуроны погибли, но и много солдат нашли свою смерть здесь. Не похоже было, чтобы здесь кто-то победил. Ее ждал очередной сюрприз. Сначала она заметила своего старого знакомого — лейтенанта Ривароля. Он был очень горд собой — он взял в плен одного из индейских вождей, отставшего почему-то от своих соплеменников. Волк холодно глянул на Онор, когда она, прихрамывая, вышла на свет. Она мрачно вздохнула. Онор не способна была больше рассуждать. Она действовала молниеносно, не раздумывая, повинуясь внутреннему голосу. Лейтенант, заломив руку Волка за спину, позвал своих товарищей помочь справиться с пленником. Онор решительно направилась к нему. Ее шаги становились все менее уверенными… И, наконец, поравнявшись с лейтенантом, она качнулась и очень естественно упала. Ее обморок выглядел совсем как натуральный. Лейтенант Ривароль был настоящим джентльменом.
Привычки, которые намертво въелись в его кровь, были сильнее его.
Машинально, увидев падающую навзничь красивую молодую женщину, он потянулся подхватить ее. Лишь на мгновение его рука ослабила хватку, и Волк тут же вырвался на свободу, только его и видели. Лейтенант выругался.
Пленник ускользнул из-за его собственной неосмотрительности. Да и Онор он не поймал. Она продолжала разыгрывать обморок, мужественно сохраняя неподвижность. Лейтенант принес ей воды. Она приоткрыла глаза.
— Это вы, лейтенант? Слава Богу!
Он криво улыбнулся, предвкушая, какой разнос учинит ему начальство.
— Как вы себя чувствуете, Онор?
— Хорошо. Вы разбили индейцев, да?
— Не совсем. Большинство спаслись бегством. Не думаю, что это уж очень удачный поход.
«Но зато я обрела свободу, — подумала Онор. — Теперь только окончить ремонт корабля — и домой».
Ей самой не верилось, что все пройдет так гладко, как она воображала, но жизнь оказалась неожиданнее любых фантазий…
Вместе с остатками отряда лейтенанта Ривароля Онор-Мари проделала нелегкий путь. Это был унылый поход. Солдаты проклинали индейцев, оказавших им столь яростное сопротивление. К счастью, почти никто из них не знал о той роли, что сыграла Онор в этом сражении, так что никому не пришло в голову обвинить ее в предательстве. Возможно, Риваролю и казалось подозрительным все, что случилось, но в его голове просто-напросто не уложилась бы мысль, что французская баронесса могла принять сторону индейцев против соотечественников. Поэтому пока Онор была вне подозрений.
Наконец, уставшую, но зато свободную, Онор-Мари доставили в форт. Ей навстречу вышла высокая сухощавая женщина в темно-синем платье старомодного фасона.
— Я мадам Буатель-Лерак, — официально представилась она. — Мой супруг
— губернатор этой провинции. Очень рада принимать вас в своем доме, — судя по тону, непрошеные гости — последнее, что могло порадовать эту женщину.
— Я Онор-Мари де Валентайн, баронесса Дезина и Сан-Эсте, — Онор приняла ее тон. Губернаторша выпятила нижнюю губу.
— Та женщина, которую держали в плену индейцы.
Она задумчиво коснулась рукой своего подбородка. Взглядом она оценивала Онор, словно спрашивая себя о чем-то. Онор не понравилось, как ее встретили.
— Я хочу поговорить с губернатором, — сказала она.
— Он занят. Он побеседует с вами позже.
Губернатор принял ее лишь на следующий день. Он выслушал просьбу Онор помочь ей вернуться в город и отказал ей наотрез.
— Мои люди скоро едут туда, — сказал он. — Но здешние места чрезвычайно опасны, полны диких индейцев, женщина будет задерживать их.
Нет, дорогая, пока вы останетесь с нами.
— Я ничем не стесню ваших солдат, — уговаривала его Онор.
— Женщина в трудном походе — что камень на шее. Вы погубите и их, и себя. А у меня и без того мало людей, — он глянул в ее побледневшее лицо и добавил успокаивающе. — Но скоро мы переселим индейцев на земли за Вудвортом, и в округе станет спокойно, как в парке. Вот тогда я сам лично отвезу вас в Сан-Симоне.
Они еще спорили некоторое время, но напрасно. Губернатор не хотел, чтоб Онор присоединялась к его отряду.
— Но хоть письмо они могут прихватить с собой? — устало спросила Онор, отчаявшись добиться своего.
— Конечно, дорогая моя, — он облегченно вздохнул.
— Хорошо. Я напишу записку капитану, которого я наняла. Пусть заканчивает ремонт без меня. Хорошо хоть, я заплатила ему полсуммы, — горькая улыбка тронула ее губы.
Так она осталась жить в форте. В сущности, для нее мало что изменилось. Здесь она тоже была чужой.. Офицерские жены косились на нее неодобрительно. Губернаторша вела себя так, будто от нее можно было подхватить заразную болезнь. Онор злило подобное отношение. Наконец, она сорвалась.
Мадам Буатель-Лерак бросала на нее многозначительные взгляды, бесцеремонно явившись к ней в комнату, когда она одевалась. Онор, сжав зубы, продолжала перед зеркалом оправлять на себе платье, которое было ей велико.