находилась мастерская художника. У самого парадного им преградила путь худенькая брюнетка. Это была Илона Прохорова. Она ревниво покосилась в сторону Анны и обратилась к Иволгину:
– Гарик, привет! Думала, что уже не встречу тебя. На звонки ты не отвечаешь.
– Здравствуй, Илона! – Художник смутился. – Ох, прости! Кажется, я оставил телефон дома…
– Не удивительно, – буркнула та и снова покосилась на Анну.
– Зайдешь?
– Нет, я на минутку! Кира просила напомнить, что ей нужны деньги. Ты обещал!
– Хорошо! – не слишком радостно откликнулся Гарик. – Я с ней созвонюсь.
– Ну тогда пока! – Илона резко повернулась и гордо зашагала в сторону Изветского проспекта.
Иволгин посмотрел ей вслед, вздохнул и открыл перед Анной дверь парадного. В неловком молчании они поднялись в мастерскую.
– Простите, что не познакомил вас, – пробормотал Гарик. – Это была Илона. Подруга моей…
– Снежницы!
– Снежницы? – переспросил художник.
– Так у нас называют ветреных красавиц, которые требуют от своих избранников денег, денег и только денег.
– Это ведь от слова «снег», верно?
– Это от ледяного сердца, равнодушного и холодного.
– Ну Кира не совсем такая, – не слишком убедительно протянул Иволгин. – И потом, я и в самом деле обещал.
– Простите, господин Иволгин, но мне нет никакого дела до вашей избранницы, – раздраженно откликнулась Ася. – Если вам больше не нужно мое кольцо, верните его мне.
– Да, пожалуйста! – спохватился Гарик, сдергивая с мизинца волшебный перстень. – Я вас чем-то обидел?
– Чем же вы могли меня обидеть?
– Я понимаю, не следует в присутствии одной девушки упоминать о другой, но эта нелепая встреча с Илоной…
– Она в вас влюблена!
– Почему вы так решили?
– По тому, как она на вас смотрела.
– Да, но…
– Не смущайтесь, господин Иволгин, – сказала девушка. – Мне пора!
– Вы еще придете?
– Пожалуй, что нет.
– Но почему?!
– Потому что мне пора не только возвращаться в свой век, но и устраивать свою судьбу. Брюс хочет, чтобы я стала его женой. Не вижу причин отказать ему. Быть может, я погублю свою бессмертную душу, принимая от него подарки и вовлекаясь в его колдовские похождения, но по крайней мере мое земное бытие будет устроено.
– Ася, да что вы такое говорите! – ужаснулся художник. – Ведь вы не любите его!
– Откуда вам это известно?
– Если бы вы любили Брюса, то не стали бы мне говорить о нем… Ася, вы пришли ко мне не ради того, чтобы позировать. Верно?
Девушка вся словно обмякла. Она опустилась на стул и уронила на колени руки.
– Верно.
– Вы пришли ко мне за помощью?
– Да.
– Как я могу вам помочь?
– Не знаю… Старый цверг Лащер рассказал мне легенду о девушке, которой домогался злой колдун. Чтобы соблазнить ее, он подарил ей волшебное кольцо, но девушка отдала кольцо своему настоящему возлюбленному, и тот с его помощью победил колдуна. Вот и все, что я знаю.
– Именно поэтому вы предложили посетить ваш век с помощью своего волшебного кольца?
– Да. Простите меня за эту нелепую попытку вовлечь вас в чуждую для вас сказку.
– Верните мне кольцо!
– Но ведь я не еще не знаю, люблю ли я вас!
– С этим мы потом разберемся. Пока что я должен хотя бы посмотреть на этого вашего колдуна, чтобы понять, что он за фрукт!
– Это весьма благородно с вашей стороны, но ведь Брюс – страшный человек.
– Вот и посмотрим. Вы не думайте, я в армии служил. Всяких повидал.
– Тогда надевайте ваш театральный костюм и парик. Еще бы вам шпага не помешала.
– Шпага? Шпага есть. Мне Щербатов подарил. Он их коллекционирует.
Гарик с трудом отыскал камзол, кюлоты, чулки и туфли с пряжками. Ко всему этому прилагался парик и треуголка. Костюм французского дворянина XVII века остался у Иволгина с того времени, когда он рисовал декорации для спектакля «Кабала святош». Шпага была в простеньких ножнах, но к костюму она подходила, а главное, к ножнам прилагалась и перевязь. Провозившись с полчаса, художник кое-как обрядился во все это и, собравшись с духом, предстал перед гостьей. Увидев его, Ася не удержалась и фыркнула.
– Наверное, я выгляжу огородным пугалом, – пробормотал Гарик, – но другого у меня все равно нет.
– Простите! – воскликнула девушка. – Я не хотела вас обидеть! На самом деле такой наряд вам идет. Только если у вас найдется иголка и нитки, я постараюсь сделать так, чтобы он сидел на вас половчее.
Самым большим сюрпризом было отсутствие каменной мостовой. Конечно, Иволгин знал о том, что триста лет назад в Ветрограде было мало мощеных улиц, но одно дело читать об этом в книгах, другое – самому пробираться тропинками, протоптанными жителями городских окраин в поросших травою улочках. Хорошо, хоть погода стояла сухая, иначе художник в своих театральных туфлях с пряжками хлебнул бы здесь горя. На франта в камзоле с позументами, молью траченной треуголке и криво сидящем парике оглядывались прохожие. Такие господа на Лекарской заставе появлялись редко. А если и удостаивали оную собственной персоной, то передвигались отнюдь не пешком. Гость из грядущего насмотрелся уже на кареты, ландо, двуколки и прочие экипажи, которые громыхали колесами по широким першпективам и узким, хотя и прямым, улицам столичного града. Движение в нем оказалось не менее интенсивным, чем в наши дни, но он не мог воспользоваться услугами здешнего транспорта, ибо не имел денег, что были в ходу в это время.
День клонился к вечеру. Гарик прошел уже через весь город, и ноги его подкашивались. Поначалу он вертел головою во все стороны – настолько неузнаваемым оказался родной Ветроград. А еще он тайком фотографировал – благо догадался захватить с собою телефон. Потом, видимо от усталости, и здания, и люди, и экипажи стали казаться ему однообразными, а цель посещения далекого прошлого – смехотворной.
Зачем он ищет среди этих кривых домишек дом колдуна? Что он ему скажет? Вызовет на дуэль? Как же, станет этот Брюс с ним драться. Кликнет своих холопов, отходят они незваного гостя дубьем и вышвырнут за ворота. Да еще кольцо отберут, чего доброго. И превратится живописец Иволгин в здешнего бродягу. Пойдет на паперть, копейку, Христа ради, выпрашивать. От этих мыслей Гарик только разозлился. Сжал эфес шпаги покрепче, выпрямился и решительно зашагал к большому мрачному дому, башенка которого, накрытая куполом, отчетливо рисовалась на фоне закатного неба.
Дом колдуна окружал просторный, но запущенный парк. Стволы кряжистых дубов, что высились в нем, поросли седым мхом, с корявых ветвей свешивались неопрятного вида мочала. Пахло прелью и затхлостью. Чугунные ворота в его ограде были едва приоткрыты, провисли на ржавых петлях и вросли в землю. Под стать ограде был и сам дом. Белые, облупившиеся колонны парадного подъезда, казалось, просели под тяжестью портика.